- Пойти с тобой?

Нет.

- Нет.

Мне надо подумать.

- Мне надо подумать.

Не обижайся.

- Только не обижайся.

И он уходит. Во двор и в ночь, которая на дворе.

- Ну просто класс.

Подкуривается уже в двух шагах от подъезда.

И нет его, понятно, целую вечность.

Возвращается часа в четыре, с пакетом. Леша слышит, как тот шуршит, выходит из комнаты.

- Что в пакете?

Веня смотрит в него, будто сам не знает.

- Мороженое. Будешь?

- Ну давай.

Веня протягивает ему какое-то бесконечно дурацкое эскимо.

- А ты?

- Да просто стоял, думал: бахнуть, что ли? А купил почему-то это.

- «Спасает пиво с хреном. Только потом два часа ничего не есть, пивом запивать и терпеть».

Леша откусывает холод, тот безвкусно расползается по нёбу.

Веня смотрит на него.

- Так, может, будешь?

Головой мотает.

Идет на кухню.

Ставит чайник в раковину, набирает прямо из-под крана, вода на вкус будет, точно фильтрованная цветочным горшком.

Леша еще стоит в коридоре, набирая воздуха в легкие и выпуская его. Не зная: стоит за ним идти или не стоит? Он никогда не мог найти слов в такие дни. Мороженое шлепает на пол белые капли.

- Прости, что-то я… Ты чего не спишь? Ждешь? Зачем?

- Воды встал попить, а тут ты.

- Сколько вообще времени?

- Пятый час.

- Блядь. Извини.

- Ну я-то что, а вот ты?

- А что я? Картошку варить – это все, что я, по-настоящему, умею. Даже во сне.

- Не дури.

- А я и не дурю.

- Ну хватит уже…

- Они просто ждут от меня. Чего-то этакого. Но я не знаю. Ничего не знаю. Этакого. И, блядь, не Моцарт и не Моррисон. Да я же сам себе на ухо наступил. Чего они хотят от меня?

- Чтобы ты был собой.

- Ага, кому это нужно. Люди ждут большего.

- Тебе-то не похуй, чего ждут люди? Делай, что делаешь, для одного человека.

- Не знаю, никто никогда не ждал от меня ничего. Мне кажется, у меня на плечах кто-то сидит. Не могу вдохнуть.

- Покажи, что там у тебя получается?

- Да нечего показывать. Ничего не получается. Давай спать.

Засыпает, уткнувшись в стену серых пупырышек, укрывшись не одеялом, но панцирем.

*

Просыпается серым дождем на неделю.

Моется, одевается, уходит, не поев, выпивает стакан воды.

Старается не шуметь.

Спал он вообще?

*

Вечером у них репа в каком-то гараже на окраине города, и окраина эта – похожа и вообще на все города в стране. Сразу становится странно привычно там. И бессмысленно. Словно они никуда и не уезжали. Леша не запомнил, как они добирались. Сто лет под землей. Какие-то пересадки. Запах этот – искусственный ветер – запах метро. Леша долго смотрел на Венино отражение в стекле. Потом поймал. И они лыбились друг на друга, пока не рассмеялись.

- Может, мне обратно поехать? Что я, в самом деле, прилип к тебе, как банный лист. Как-то это нелепо.

- Да там перманентно левак какой-то трется.

- Левак?

- Ну. Друзья друзей и все такое. Иногда это меня с ума сводит.

- И я, типа, сойду за такого друга или бедного родственника, которого тетя не велела оставлять одного без присмотра в большом страшном городе?

- Леш, ну твою мать. Иди до конца. Ты уже согласился.

- Забираю свои слова назад, ты плохо с ними обращаешься.

- Будешь знать, какое все там, где я. Я знаю все твое.

Умеет он заткнуть.

Напрочь.

*

Они подходят к гаражу, внутри обитому, как в дурдоме, а снаружи расписанному граффити. Веня здоровается и трет с Гошей, который выпускает клубы дыма, запрокидывая голову. Леша рассматривает надписи. Строчки из песен, фразы по типу «Цой жив», «заберите дробовик у Курта», «умирать никогда».

«Умирать никогда».

Каблуки заставляют повернуть голову.

- Господи, хоть снимай. Всем привет.

Вика на высоченных шпильках, в узкой юбке-карандаше, вся натянутая, точно струна, красива ошеломительно. Гоша присвистывает.

- Хераськи.

- Вау, да?

Она и сама от себя прется.

- У меня сегодня свидание было.

- А похоже, что свадьба.

- Ты написал чего?

- Ага, «Войну и мир».

- Ты достал меня. Подключись уже.

- А ты не прессуй.

И она так смотрит… а потом говорит.

- Короче, я хочу сделать «Катастрофически».

- Это про что?

Вика напевает.

- Ну заебись.

- И что это значит?

Гоша бросает бычок в здоровенную жестянку. Сплевывает. И они заходят внутрь, переступая через высокий порог гаражной двери. Веня поворачивается к Леше, протягивает руку, зовет пальцами:

- Пойдем?

Разбредаются.

Вика открывает футляр, который принесла с собой, вынимает скрипку. Веня вскрывает чехол, достает гитару.

Гоша не брезгует казенным басом.

Жека ждет всех, выкручивая руки и палочки.

- Так, вопрос с «Катастрофически» считаю открытым. Я тут придумала кое-что.

Вика поднимает смычок аристократическим жестом, прижимая его к струнам. Все ей внимают.

Потом Веня:

- Ну-ка дай вспомнить, че-там, в первоисточнике?

Она включает телефон.

Потом каждый что-то кудахчет на инструментах, подлавливая мелодию, ритм – кому что.

Веня выдает – ну, пиздец – а потом сразу с припева, и после – «пульс на три счета-та-та-а» – все так же серьезно, в полную силу продолжает – «энд ай-и-а-и-а вил олвэйс лав ю». До мурашек. А сам ржет. Они все ржут. Леша тоже смеется.

- А че, это тема!

Подхватывает вдруг Гоша. И с ним – все остальные.

Веня:

- Да вы че, народ? Может, мы хоть «Пинк Флойд» для приличия сделаем или Летова.

Вика:

- Что ты имеешь против Уйтни Хьюстон? Это классика.

- Сказала выпускница консерватории.

И все они с легкостью бросают работу ради того, чтобы баловаться и куражиться, и через два часа выдают такой кавер, что его и узнать нельзя. Какая-то безумная помесь соула, фолка, рока с еще черти чем.

- Балаган.

*

Потом все ритуально курят на крыльце, перед тем, как проститься. Жека уходит первым, его дома жена ждет. Гоша сваливает на какую-то тусу в клуб в центре города. Вика, стряхивает крошечное пепельное пятнышко с подола, тонкая сигарета зажата в пальцах. Распрямляется.