- Пойти с тобой?
Нет.
- Нет.
Мне надо подумать.
- Мне надо подумать.
Не обижайся.
- Только не обижайся.
И он уходит. Во двор и в ночь, которая на дворе.
- Ну просто класс.
Подкуривается уже в двух шагах от подъезда.
И нет его, понятно, целую вечность.
Возвращается часа в четыре, с пакетом. Леша слышит, как тот шуршит, выходит из комнаты.
- Что в пакете?
Веня смотрит в него, будто сам не знает.
- Мороженое. Будешь?
- Ну давай.
Веня протягивает ему какое-то бесконечно дурацкое эскимо.
- А ты?
- Да просто стоял, думал: бахнуть, что ли? А купил почему-то это.
- «Спасает пиво с хреном. Только потом два часа ничего не есть, пивом запивать и терпеть».
Леша откусывает холод, тот безвкусно расползается по нёбу.
Веня смотрит на него.
- Так, может, будешь?
Головой мотает.
Идет на кухню.
Ставит чайник в раковину, набирает прямо из-под крана, вода на вкус будет, точно фильтрованная цветочным горшком.
Леша еще стоит в коридоре, набирая воздуха в легкие и выпуская его. Не зная: стоит за ним идти или не стоит? Он никогда не мог найти слов в такие дни. Мороженое шлепает на пол белые капли.
- Прости, что-то я… Ты чего не спишь? Ждешь? Зачем?
- Воды встал попить, а тут ты.
- Сколько вообще времени?
- Пятый час.
- Блядь. Извини.
- Ну я-то что, а вот ты?
- А что я? Картошку варить – это все, что я, по-настоящему, умею. Даже во сне.
- Не дури.
- А я и не дурю.
- Ну хватит уже…
- Они просто ждут от меня. Чего-то этакого. Но я не знаю. Ничего не знаю. Этакого. И, блядь, не Моцарт и не Моррисон. Да я же сам себе на ухо наступил. Чего они хотят от меня?
- Чтобы ты был собой.
- Ага, кому это нужно. Люди ждут большего.
- Тебе-то не похуй, чего ждут люди? Делай, что делаешь, для одного человека.
- Не знаю, никто никогда не ждал от меня ничего. Мне кажется, у меня на плечах кто-то сидит. Не могу вдохнуть.
- Покажи, что там у тебя получается?
- Да нечего показывать. Ничего не получается. Давай спать.
Засыпает, уткнувшись в стену серых пупырышек, укрывшись не одеялом, но панцирем.
*
Просыпается серым дождем на неделю.
Моется, одевается, уходит, не поев, выпивает стакан воды.
Старается не шуметь.
Спал он вообще?
*
Вечером у них репа в каком-то гараже на окраине города, и окраина эта – похожа и вообще на все города в стране. Сразу становится странно привычно там. И бессмысленно. Словно они никуда и не уезжали. Леша не запомнил, как они добирались. Сто лет под землей. Какие-то пересадки. Запах этот – искусственный ветер – запах метро. Леша долго смотрел на Венино отражение в стекле. Потом поймал. И они лыбились друг на друга, пока не рассмеялись.
- Может, мне обратно поехать? Что я, в самом деле, прилип к тебе, как банный лист. Как-то это нелепо.
- Да там перманентно левак какой-то трется.
- Левак?
- Ну. Друзья друзей и все такое. Иногда это меня с ума сводит.
- И я, типа, сойду за такого друга или бедного родственника, которого тетя не велела оставлять одного без присмотра в большом страшном городе?
- Леш, ну твою мать. Иди до конца. Ты уже согласился.
- Забираю свои слова назад, ты плохо с ними обращаешься.
- Будешь знать, какое все там, где я. Я знаю все твое.
Умеет он заткнуть.
Напрочь.
*
Они подходят к гаражу, внутри обитому, как в дурдоме, а снаружи расписанному граффити. Веня здоровается и трет с Гошей, который выпускает клубы дыма, запрокидывая голову. Леша рассматривает надписи. Строчки из песен, фразы по типу «Цой жив», «заберите дробовик у Курта», «умирать никогда».
«Умирать никогда».
Каблуки заставляют повернуть голову.
- Господи, хоть снимай. Всем привет.
Вика на высоченных шпильках, в узкой юбке-карандаше, вся натянутая, точно струна, красива ошеломительно. Гоша присвистывает.
- Хераськи.
- Вау, да?
Она и сама от себя прется.
- У меня сегодня свидание было.
- А похоже, что свадьба.
- Ты написал чего?
- Ага, «Войну и мир».
- Ты достал меня. Подключись уже.
- А ты не прессуй.
И она так смотрит… а потом говорит.
- Короче, я хочу сделать «Катастрофически».
- Это про что?
Вика напевает.
- Ну заебись.
- И что это значит?
Гоша бросает бычок в здоровенную жестянку. Сплевывает. И они заходят внутрь, переступая через высокий порог гаражной двери. Веня поворачивается к Леше, протягивает руку, зовет пальцами:
- Пойдем?
Разбредаются.
Вика открывает футляр, который принесла с собой, вынимает скрипку. Веня вскрывает чехол, достает гитару.
Гоша не брезгует казенным басом.
Жека ждет всех, выкручивая руки и палочки.
- Так, вопрос с «Катастрофически» считаю открытым. Я тут придумала кое-что.
Вика поднимает смычок аристократическим жестом, прижимая его к струнам. Все ей внимают.
Потом Веня:
- Ну-ка дай вспомнить, че-там, в первоисточнике?
Она включает телефон.
Потом каждый что-то кудахчет на инструментах, подлавливая мелодию, ритм – кому что.
Веня выдает – ну, пиздец – а потом сразу с припева, и после – «пульс на три счета-та-та-а» – все так же серьезно, в полную силу продолжает – «энд ай-и-а-и-а вил олвэйс лав ю». До мурашек. А сам ржет. Они все ржут. Леша тоже смеется.
- А че, это тема!
Подхватывает вдруг Гоша. И с ним – все остальные.
Веня:
- Да вы че, народ? Может, мы хоть «Пинк Флойд» для приличия сделаем или Летова.
Вика:
- Что ты имеешь против Уйтни Хьюстон? Это классика.
- Сказала выпускница консерватории.
И все они с легкостью бросают работу ради того, чтобы баловаться и куражиться, и через два часа выдают такой кавер, что его и узнать нельзя. Какая-то безумная помесь соула, фолка, рока с еще черти чем.
- Балаган.
*
Потом все ритуально курят на крыльце, перед тем, как проститься. Жека уходит первым, его дома жена ждет. Гоша сваливает на какую-то тусу в клуб в центре города. Вика, стряхивает крошечное пепельное пятнышко с подола, тонкая сигарета зажата в пальцах. Распрямляется.
