Леша думал: почему всякая беспонтовая чмомота вечно на понтах, как на транквилизаторах, а этот… может, ему понтов на Новый год подарить?
Кустова подсела к Вене, он был непривычно вымотан и серьезен, девица тепло обняла его и поцеловала в щеку. Тааак…
Леша в тот вечер ощутил странный укол, что это не он прежде Веню не замечал, а Веня сейчас напрочь не замечает его. И решил это дело исправить. Утром. Перед парами. Пух курил на крыльце. Все уже разошлись на занятия. Он один дымил в какой-то полусонной задумчивой мечтательности, перелистывая свои плейлисты в крошечной железяке.
- Привет. Как жизнь?
Сказал Леша Вене, и тот обернулся, нет ли у него кого за спиной, потом ткнул рукой со стиснутой зажигалкой в себя, типа: это ты мне? – и для верности уточнил:
- Это ты мне?
Леше захотелось стукнуть его в лоб за этот негордый жест и вопрос:
- Норм. А ты? Не тужишь?
Леша тужил. Но помотал головой.
Пух, не протягивая руки, обе были чем-то заняты, измазаны медом, наверное, просто сказал:
- Веня.
Блядь.
- Мы три года почти вместе учимся, Грушин. Я знаю.
- Лады.
- Леша.
- Матросов.
- Другое дело.
Не так уж они, наверное, и не замечали друг друга.
========== 2. Нормально ==========
«луна появилась и лезет настырно
все выше и выше
сейчас со всей мочи завою с тоски
никто не услышит»
По ходу выяснилось: чтобы подкатить к Вене – к Вене надо подкатывать. Не так-то просто свести дружбу с рубахой-парнем. Пух, несмотря ни на что, был замкнут, как изолированный провод.
Первую неделю, когда Веня все-таки не игнорил и пары тоже, они просто и коротко приветствовали друг друга на крыльце. Без рук. Привет-привет. Спустя дней восемь, диалог разросся.
- Сигаретой не угостишь?
- Угощу.
- Хераськи, кэптан? В честь какого это праздника?
- Дня рождения.
- Серьезно? Круто, поздравляю.
- Спасибо.
- Будь здоров, расти большой.
- Желаю счастья в личной жизни…
- Да, да. Типа того. За тебя.
И парень, наконец, затягивается. Сладкий шоколадный дым становится вдруг особенным и летит повсюду уже другим.
- Блин, такие они странные.
Веня смотрит на сигарету и ей усмехается.
- Приходи вечером.
Пух поднимает брови и тянет что-то недоуменно мычащее. Леша и сам в легком шоке. Куда приходить-то? А главное – зачем? Но слово не воробей, вылетело – не покормишь и не пристрелишь.
- Ладно.
Вдруг выдает через очень долго Веня.
Леша кивает.
- Запиши мой номер.
Парень достает из кармана перемотанный скотчем телефон с кнопками, больше похожий на выглаженное временем рубило из каменного века.
- А я-то думаю, почему не встретил тебя в очереди за семеркой.
- Какой?
- Забудь. Восемь, девять, два…
Один называет, другой нажимает, потом Леша вынимает свой телефон – с потрескавшимся черным льдом экрана. Пух улыбается.
- Кажется, я понял, в какой очереди мы никогда, наверное, не встретимся.
*
Около четырех Леша добирается до дома.
Дома – срач, и даже с устойчивым, выработанным годами иммунитетом, ему порой кажется, что он подхватит что-нибудь по-настоящему заразное. Мать орет на отца одними и теми же словами с тех пор, как он себя помнит, и снова-снова-снова орет – теми же самыми словами. Пиздец, заебало. Дашка выскакивает из комнаты в трусах и майке, с огромными короткими трубами розовых «бигудей», нашарашенных на голову, и разочарованно приветствует: а, это ты. Скрывается в комнате. Кот выходит к нему с такой рожей… Парень снимает ботинки, куртку, вздыхает, думая о тех, кто приходит домой, как домой. В чистоту, в пирог, блядь, в – милый, ты дома, ну, наконец-то, где же ты пропадал, с днем рожденья, родной. Последнее его немного смешит.
- Леша, - мать орет и на него тоже, - ты почему мусор не вынес? Я же тебя просила! Господи, почему в этом доме никто ничего не делает, и все приходится делать самой!
Мать тоже все заебало. А про мусор он тупо забыл.
- Я забыл, извини, мам.
- Да здесь вообще никто ничего не помнит и не слышит, когда я прошу что-нибудь сделать!
Ее крик чуть глушат стены на кухне.
- Дашка, коза, хоть бы посуду помыла!
Леша съябывает к себе, садится на кровать и думает: куда приходить-то? Его личный цирк-шапито в разгаре гастролей. Подумаешь, про мусор забыл, когда они опять забыли про его день рожденья.
- Леша, что за херня! Я же просила тебя никогда не курить в комнате!
- Дверь закрой!
- Козел тупой!
- Дверь закрой!
- Мама! Он опять курит в комнате – вонища на всю квартиру! Мне дышать нечем!
Он встает и закрывает дверь, выталкивая ее из комнаты, поворачивает замок на ручке.
Открывает окно. Смотрит вниз.
В машину садится чувак, хлопает дверью, заводит, прогревает, уезжает…
Звонок. Парень достает телефон, еле выколупав из сумки.
- Привет. Это Веня.
- Я понял.
- Вечер – это во сколько, и куда приходить? Мне надо еще тут кой-чего сделать.
- Ты занят? Так ладно, забей. Делай свои дела.
- Да нет, я успею. Просто уточнить хотел.
- Я не знаю, куда тебе приходить.
- Не знаю или не хочу?
- Не знаю.
- Приходи тогда ты ко мне. Так даже лучше.
- К тебе?
- Ну, а чего? Или у тебя друзья, так ты и друзей приводи.
- Нет.
- Нет, в смысле – друзей, или в смысле – ко мне.
- В смысле друзей.
- Ладно, тогда в восемь?
- А можно сейчас?
- Сейчас? Бля…
- Ну ладно, в восемь так в восемь, у тебя же дело какое-то, я и забыл уже.
- Да не, норм, давай. Давай щас. Щас так щас.
Веня называет адрес, смеется чуть-чуть, ему опять, наверное: «блин, такие они странные».
Леша выходит в коридор. Мать выключает у отца телик и снова орет на него. Дашка вся разодетая в пух и прах стирает косячные пятна туши с век обслюнявленной ватной палочкой и, одновременно, пиздит в телефон:
- Я и сама не понимаю, почему так рано? Какой-то детский утренник. Да не говори! Во-во.
Кот смотрит на нее с тумбочки.
Леша надевает ботинки, куртку, открывает дверь.
- Ты куда это опять собрался?
- Погулять.
- Мусор выброси.
