- Хорошо.

- Серьезно?

- Ну ты и не в Тимбукту пока. Ночь в поезде, это даже близко.

- Хорошо. Хорошо.

Какой волшебный рефрен.

*

Леша проходит фрезой край столешницы и не сразу слышит звонок за шумом, потом различает, принимает вызов.

- Привет.

- Привет.

- Я тут написал песню, не могу понять: дерьмо она или не дерьмо?

- Прям щас?

- Ты занят?

- Ну…

Вася врубает болгарку, распиливая пополам бочку.

- Тут немного шумно у нас.

- Бля. Но это было бы и все равно тупо. Я бы заржал.

- Ты бы сделал это.

- У кого мне спросить?

- Давай вечером созвонимся?

- Хочу сейчас.

- Вень, ну ты как ребенок.

- Хочу сейчас.

- А больше ты ничего не хочешь сейчас.

- Хочу, но в этом смысле я очень традиционен.

- Для педика?

- Особенно для педика.

- Погоди.

Леша выбирается на улицу, на задний дворик, садится на покрышку, в которую Тархун сует семечки ото всего, что жрет, в надежде вырастить настоящий персик.

- Ну давай, что ли? Бля, и хватит ржать. Я серьезно.

========== 9. Дом ==========

«около медленной воды

озер

я отыскал твои следы»

«и делая новый шаг

я выбрал с тобой дышать

на крышах пустых домов

иди же за мной

иди

не бойся

ты не один

дороги ведут домой»

*

Леша выходит из вагона, сильно жмурясь.

Спал до победного, хоть война за сон в поезде – априори проигрыш.

Веня встречает его.

Сонный.

Улыбается, прикусывая губу.

Симпатяга, блин.

Одно его наличие убивает всё плохое.

Как кипяток.

- Привет.

- Привет.

- Хорошо доехал?

- Нормально. Весь вечер мне мальчик какой-то мозги компостил, а дед его всю ночь подо мной храпел.

Смеются.

- Есть хочешь?

- И да, и нет.

- Тогда давай сразу в метро, дома че-нить придумаем. Я там закупился вчера.

========== III. Мёд. 1. Нарния ==========

«если бы не ты

мне не к кому ночью

постучаться в дверь

и лестницу волчью

в два прыжка осилить

дождь

с собой принеся на плечах»

*

Веня увлеченно жарит какую-то забористую хуйню, вроде морских гребешков, легко подбрасывая их кусочки вместе с овощной соломкой на сковородке. Чудо в том, что взлетая, все возвращается на место, на круги своя, и ни черта-то не падает мимо. Леша думает, возьмись он так стряпать – давно бы все развалил по плите, так что и сервировать пришлось бы на ней. Тем временем, повар подливает вина, и все это кружащее крошево вспыхивает. Зрелище завораживает. Есть в нем что-то от цирка и ярмарки.

Удивление и восторг.

Веня, нисколько не рисуясь, рисует им, по ходу, свечу на ужин, который обещал.

При свечах.

Ну просто охуеть.

- Знаешь, - выключает конфорку, поворачивается, - меня вообще-то готовить Гена учил, - усмехается, вспоминая что-то вперед, чем расскажет, - я потом пытался без него это повторить – все брови себе спалил. Такой был теленок, - подносит кулаки к бровям с двумя сложенными фигами, шевелит большими пальцами, опускает, смеется, и быстро смех этот начинает горчить, - хороший был мужик.

Гена – отчим его. Которого Веня, кажется, любит, и с которым они крайне редко, но все-таки видятся, рыбачат вместе. Он почти никогда не говорит ничего о своей семье. И теперь вдруг, такие откровения – Леша весь превращается в слух. Трогает парня, как осиное гнездо, вопросом.

- А куда он делся?

- Мать довела. Измены, истерики. Не знаю вообще, че ей было нужно. Гена тоже не знал. Зато потом какого она дебила приволокла, пиздец. Я от них сбежал в общагу и в гэпу. Ну то есть, наоборот.

Столько прожить вместе, чтобы все еще оставались скелеты в шкафу. Сколько их, в самом деле?

Заправляет полотенце за ручку духовки.

- Положить тебе?

Леша кивает.

- Гена меня зовет как-нибудь на выходные. Поедем? Когда домой вернешься. У него дом на озере. Там хорошо.

- И как ты меня, интересно, ему представишь?

- Да просто другом, че ты?

Леша пробует гребешки.

- Твою мать…

- Нравится?

- Да просто ебать! Ум отъешь.

- Это хорошо, тебе как раз – то, что доктор прописал.

- Ха. Ха.

- Ну так че?

- Мы не друзья с тобой, Грушин. Сколько можно повторять?

- Да что ты заладил?

- Вы редко видитесь, вот и поезжай один, пообщаетесь. Зачем я-то вам сдался? Чужой человек.

- Кому это?

Возмущается Веня, и тут же смеется, придумав ему работу:

- Будешь смотреть на нас с умилением.

Леша задумывается.

- Не люблю я этого. Вода, рыбалка. Саня любил. Часами мог сидеть с удочкой. А я смотрел на него и не мог понять. С тех пор не читал столько.

- Кто такой Саня?

- Друг мой. Утонул, когда нам было по шестнадцать.

- Ты никогда не говорил о нем.

Веня не спрашивает ничего больше. Встает вымыть посуду.

- Погоди, положи добавки-то. От тебя же хрена лысого еще дождешься такого, если не день рождения.

========== 2. «В темных аллеях ангелы плетут кружева» ==========

«я знаю одну песню

на вкус – как пожар

попробовавший раз

не забудет»

*

Леша просыпается, рассматривая обои, и не сразу понимает, где это он?

Ему снилась их старая квартира. Веня вошел сквозь стену.

- Ключи забыл.

Потом вдруг – это. Серые такие обои. Какие-то пупырышки.

Парень поворачивается. Веня спит, обнимая подушку.

Не слышно его совсем.

Как он так может?

Леша подбирает с пола трусы, вдевается в них, сразу мерзнет, все холодное – воздух, ткань, пол. Идет в душ. Моется в кипятке каком-то. Зеркало густо запотевает.

Надевает чистое, сдергивая с веревки. Возвращается в комнату. Подбирает джинсы, свитер.

Садится рядом с ним.

Наваливаясь.

- Эй.

Теребит.

- Э-эй.

- М…

- Просыпайся.

Ноль реакции.

- Эй!

- М…

- Просыпайся.

- Угу.

- Тебе пора.

- Угу.

- Пора, говорю. Слышишь, горн поет для тебя?

- Не.

- Да вставай же.

Леше без ума нравится его теребить. Тем более, что у Вени – тонны терпения. Он никогда не злится. Не раздражается. Не ворчит.