— Да пошло оно все к чертям! — в сердцах воскликнул капитан, сминая отчет и откидывая его в дальний угол комнаты.

«Как будто мне есть дело до каких-то там идиотских бумаг и идиотов, крадущих их!» — зло подумал он, поднимаясь, закрывая кабинет и выходя на улицу.

Он собирался пойти домой пораньше, в планах было хорошенько напиться (в идеале до беспамятства, но, поскольку это объективно неисполнимо, то хотя бы просто влить в себя так много, как получится) и лечь спать, что и выполнил, обругав себя за желание пойти на площадь, проверить, там ли Куэрда.

Следующее утро не принесло успокоения. К щемящему сердцу добавилась головная боль — то, что он вчера пил, едва ли можно было назвать вином, скорее брагой, купленной по дороге в дешевом трактире. Однако спиртное сделало свое дело — ночь он проспал без снов. Следующий день прошел как в тумане — мигрень не желала уходить, подчиненные раздражали, а покалеченный ученик, заявившись посреди дня и демонстрируя руку на перевязи, действительно обещал пожаловаться на неловкого капитана.

Северино дал себе слово, что он не пойдет сам искать Флава. Все же очевидно и ясно, как божий день, зачем усложнять ситуацию? Лучше сделать вид, что ничего не случилось, и забыть обо всем. Да и даже если бы капитан и встретил Куэрду, что бы он ему сказал? Что тот по какой-то причине стал важным для него? Северино догадывался, какой ответ получит, поэтому, чтобы не получить лишний раз «нет», он решил просто не пытаться дальше общаться.

«Так даже лучше, — успокаивал он себя. — Вечером сяду за свою библию, наконец-то восстановлю ее, приделаю новую обложку… и буду жить, как жил до этого. Ничего фатального».

К вечеру обязанности понесли его через город. Оседлав коня, капитан двинулся в путь, собираясь пойти в обход проклятой площади, так как был намерен избегать этого места столько, сколько возможно. «Столько, сколько понадобится для того, чтобы вся романтическая дурь выветрилась из моей головы», — так он себе сказал. Однако на обратном пути он был увлечен выбором трактира, в котором он на этот раз купит какое-нибудь пойло, и сам не заметил, как вновь оказался на городской площади. Северино не смог бы ответить на простой вопрос, зачем он сюда пришел, однако то, что он увидел, поселило в его голове сомнения.

Цирковая сцена пустовала, хотя капитан был вполне уверен, сегодня должно состояться выступление. Тем более в такой час, когда на площади было много людей, спешащих по домам — потенциальных клиентов.

Надежда всколыхнулась в душе капитана обжигающим пламенем. Может, все-таки все не так, как он вначале решил? Может, Флав и хотел прийти, но по какой-то причине не смог? Может, что-то случилось? Может?..

Убедив себя не делать преждевременных выводов, Северино пришпорил коня и поспешил к стоянке цирка. Там оказалось на удивление тихо, и тишина эта казалась зловещей. Капитан помнил о наказе Флава не светиться лишний раз, но теперь он не смог бы повернуть назад, даже если бы захотел.

Он должен был узнать правду.

«Интересно, где мне его искать?» — подумал он, обводя взглядом фургоны и шатры. Тут-то ему и попался на глаза мальчишка, Лучи, кажется. Он видел его мельком еще в тот день, когда вся история с книгой выплыла наружу. Достав из кармана мелкую монетку и надвинув шляпу поглубже на лицо, надеясь на то, что тень скроет ужасный шрам на лице, и мальчик его не узнает, капитан свистнул, привлекая внимание Лучи. Тот выглядел потерянным и грустным. Покрутив монетку в руках, Северино спросил:

— Где живет канатоходец Куэрда, знаешь?

— Ой, — пискнул Лучи. — Вы стражник, да? Пришли обыскивать его вещи? Но там вроде ничего нет, уже сто раз вверх дном все перевернули.

— Погоди, что значит «уже»? — не понял капитан. — Что случилось?

— Он невиновен, не мог он этого сделать, говорю вам, отпустите его!

— Где. Куэрда? — раздельно спросил Северино, ощущая в душе нарастающую тревогу.

Спустя две минуты, в которые и уложился рассказ Лучи, капитан, так и забыв отдать мальчишке обещанную монету, уже во весь опор спешил обратно в здание тюрьмы. Услышанное не укладывалось в его голове. То есть, все то время, пока Северино был занят заставлениями себя не думать о Флавио, тот был у него под носом? Так, что ли?

О том, что с канатоходцем успели за это время сделать, капитан предпочитал не думать. Он знал только одно — как только он вернется в свой кабинет, клочки полетят по закоулочкам, и всем достанется по полной.

— О, капитан, вы еще здесь? — позвал его Андрес, когда Северино вошел. Рядом стоял Энрике — этой парочке сегодня снова предстояло идти в ночной патруль.

— Какого дьявола мне никто не сказал?! — сорвался он на них, неистово оскалившись и сверкая молниями в глазах.

Андрес и Энрике переглянулись.

— Не сказали о чем, капитан?

— О парне из цирка, которого вчера утром привели под белы рученьки в казематы!

Еще один непонимающий взгляд.

— Из цирка? — осторожно уточнил Энрике, хотя это самое уточнение было совершенно излишним. Оба знали, что капитан не шутит — частью потому, что он как-то не выглядел веселым, а частью потому, что все знали — Северино Мойя вообще никогда не шутит. — А разве этого не было в отчетах? Вроде как за убийство его загребли?

Северино собирался еще что-то прорычать, но остановился на полувздохе. Убийство старика и ценные бумаги. Идиотский отчет, об который капитан едва не убился, пытаясь его прочесть и понять. Если бы он мог, он бы обязательно смутился. Но, поскольку все знают, что капитан Мойя не может ошибаться, он просто перевел тему:

— Где он?

— Кто, отчет?

— Нет, идиоты, циркач!

— Знамо дело, в общаке сидит, — пожал плечами Андрес.

Не сказав больше ни слова, Северино рванулся вниз, в помещения тюрьмы. Стражники, все еще удивленно переглядываясь, поспешили за ним.

Капитан бывал здесь регулярно — во-первых, того требовала работа а во-вторых, если долго не посещать тюрьму, есть огромный шанс в итоге обнаружить, что нормы не выполняются, и заключенных содержат в условиях хуже, чем свиней в амбарах. Болезненное стремление к справедливости не давало Северино поощрять подобное, поэтому, даже если того не требовали обязанности, он спускался в казематы так часто, как получалось.

— А что не так-то, капитан? — спросил Андрес, резво спускаясь по ступеням. — Факел возьми, — кивнул он Энрике. — Он же вроде убил кого-то, нет? Ну его и бросили в камеру к остальному отребью, что в этом такого?

Ответа у капитана, однако, не было. Ну не рассказывать же правду? Он ее и себе самому-то боится сказать, не то что уж своим подчиненным! Однако Андрес ждал, и, толкая тяжелую дверь в казематы, Северино буркнул:

— Ты не знаешь, с чем имеешь дело. Не все так просто, как тебе кажется. И именно потому, что я это понимаю, капитан — я, а не ты.

Ответ получился туманным, не дающим никакой информации, однако внушительно звучащим, это заткнуло Андреса, собственно, именно этого капитан и хотел. Северино постепенно замедлял шаг, подходя к общей камере, с каждым шагом все больше боясь того, что он может там увидеть. Ему слишком хорошо было известно, как стража обращается с жителями Севильи, даже если эти самые жители только подозреваются в совершении преступления, и их вина не доказана. Хорошо относятся только к тем, кто дает на лапу звонкую монету, а Северино был уверен, что даже если бы Флав и хотел, то не смог бы дать взятку — просто не с чего.

Капитан увидел его не сразу среди разношерстной публики, населяющей камеру — во-первых, из-за тусклого освещения — свет сюда попадал только из небольшого зарешеченного окошка под потолком да от факела в руке Энрике — а во-вторых, потому что выглядел Флавио неузнаваемо — красивое лицо было изуродовано следами побоев, а на виске спеклась кровь. Северино пробрал холод от этого зрелища, очень захотелось просто забрать Флава отсюда, однако он вовремя взял себя в руки и обернулся к стражникам. Уж конечно, он не мог показать, что знает Куэрду. Энрике подошел к прутьям камеры, подсвечивая себе факелом: