Но Флав, похоже, и вправду был необычной личностью. Капитан мгновенно понял, что если бы он услышал один из трех набивших оскомину вопросов, он бы, наверное, разочаровался. Не говоря уж о том, что канатоходец на удивление быстро не просто включился в игру, но еще и повел ее — сам, что добавляло симпатии и какой-то остроты.

Однако что ответить на такой нестандартный, а оттого приятный вопрос? Капитан хорошо помнил правила — говорить можно только правду, и если ты не готов к этому, просто не вступай в игру. Вот только сейчас правда состояла в том, что он не знал этой правды. Как объяснить это эфемерное ощущение, и при этом не наскучить? Последнее казалось особенно важным.

Что сказать? Действительно, что удерживает его здесь, в этом трактире, именно с этим собеседником? Хотел бы он сам знать ответ на этот вопрос. «Вы мне нравитесь» — слишком прямо, просто, дубовато, а главное — не информативно. Капитан привык, что излишняя откровенность смущает и пугает людей. Он никогда не был силен в речах, это становилось понятно даже по их с Фрэнком библии — самые красивые (а также самые связные и грамотные) строки принадлежали священнику. Но и даже те в большинстве своем простые фразы, которые составлял в ответ Северино, писались сутками — времени-то было навалом.

А сейчас надо как-то уместить все в пару секунд, в течение которых обдумывание ответа еще считается нормальным и не вызывает недоумения. «Человек не может просто так нравиться, — всегда говорила его мать. — Тебе всегда нравится что-то в нем, какая-то его черта или что-то, что он тебе дает». И что же это?

Уж не та ли самая необычность? Северино чуть улыбнулся и склонил голову.

— По долгу службы я много общаюсь с людьми, — начал он издалека. — И, надо сказать, за свою жизнь я неплохо научился читать и понимать их. Большинство мотивов понятны сразу, не нужно быть чтецом мыслей, чтобы уловить их стержень — деньги, блага, утехи. Но я не могу прочесть вас, — он качнул головой. — Как ни стараюсь. Я готов был заплатить любую цену за возвращение книги, но вы отказались от денег и других привилегий, которые сулит благостное расположение начальника стражи города. Сеньор Куэрда, вы хоть представляете, какая редкость увидеть человека, который откажется от подобного? Тем не менее, вы все же запросили вознаграждение — то, которого я меньше всего ожидал и, наверное, которое я меньше всего готов был заплатить. Я многое видел, но такое — в первый раз. Я…

Капитан запнулся на мгновение, потому как по смастеренному за долю секунду плану тут он должен был сказать о неожиданном поцелуе. Но подобравшись к краю этой фразы, он понял, что впереди обрыв, и он не в состоянии произнести то, что планировал. Лицу стало жарко, а пестрота трактира и публики ушла на второй план. Сейчас он видел только пытливые блестящие глаза Куэрды, его карамельный взгляд, которым, казалось, он ласкал капитана. Северино прочистил горло, стирая неловкость непроизнесенных слов и избавляясь от наваждения.

— Я впервые вижу подобное поведение, особенно в свой адрес. Поверьте, неординарность выделяется из тривиальности, как Полярная звезда в хвосте Малой Медведицы. Я не большой любитель тайн… но в вас определенно есть что-то, что заставляет меня продолжать этот разговор.

Северино хотел обновить свой бокал и бокал Флава, но увидел, что вина осталось на дне.

— Как вы относитесь к освежающей вечерней прогулке? — спросил он и затем, усмехнувшись, добавил: — Нет, это не мой вопрос. Просто я хотел бы задать его в более спокойном месте.

***

Как не пытался Флавио воспринять ответ капитана серьёзно, но не получилось. Он вообще как-то слишком легкомысленно относился к похвале, из чьих уст она бы ни исходила. Возможно, смехом и шутками по этому поводу он успешно скрывал своё смущение. А похвалил ли его начальник городской стражи? Да бог знает, как это стоило воспринимать. Коста улыбнулся. Открыто и тепло. Видимо, потому что понимал сказанное капитаном, как никто другой.

— Любопытство, капитан, это называется любопытство, — он одним глотком допил вино, — оно присуще всему. Оно рождается вместе с нами, оно заставляет детей ползти, вставать на ноги, ходить. А когда жизнь становится слишком пресной, оно заставляет искать на свою задницу приключений.

Канатоходец легко поднялся, оставляя право оплатить вино капитану.

— Идёмте.

В голове как-то всё быстро встало на свои места. И Куэрда не собирался жеманно кокетничать. Вопроса «к тебе или ко мне» пока не стояло, лишь потому, что Флаву некуда было привести любовника. Значит, выбор за начальником городской стражи.

Вообще Коста предпочитал съемную комнату в одном из многочисленных постоялых дворов на окраине Севильи. Это было дёшево и сердито. Но, несмотря на это, очень удобно. Хозяева таких заведений мало интересовались постояльцами, плохо дружили с законом и крепко держали рты на замке. И, хотя сеньор Мойя походил на человека не слишком привыкшего пользоваться такими местами, но, как было уже доказано и не раз за последние дни, он вообще был неординарным так, что от капитана, зможно было ждать интересных предложений.

Флав первый покинул стены «Щуки и гуся», выходя на прохладный после дневного зноя ночной воздух.

Что привлекательного оставалось в капитане, после того, как почти все карты были открыты, а те, что ещё оставались рубашкой вверх, оказались краплёными? Нет, начальник городской стражи не отличался особой привлекательностью, к которой тянулось тело Косты. Хотя по краткому наблюдению утра, физическая форма капитана была превосходной. Канатоходца притягивало не это. Куэрда плыл от тщательно дозированных эмоций сеньора Мойи. Эмоций, которые, несмотря на хозяйский контроль, просачивались через глаза и нервные движения пальцев.

Флав привык пить эмоции толпы. Он не мыслил своей жизни без этих восторженных вдохов, испуганных вскриков, иногда завистливых взглядов. Эта эмоциональная близость питала его душу, как секс — тело. Видимо поэтому он выбирал себе в любовники не столько красивых, сколько эмоциональных партнёров. Однако это и остужало слишком быстро, заставляя искать всё новых и новых, после того, как эмоции одна за другой оказывались выпиты, и повторение, как простое ежедневное блюдо, переставало приносить удовольствие, утоляя лишь физический голод.

Сейчас капитан был для канатоходца, как званый обед в господском доме, на который пригласили цирк, со своими номерами, и неожиданно усадили за один стол с хозяевами. Ароматы, долетающие из кухни, выбивали слюну, которой Куэрда готов был захлебнуться. А вносимые по порциям блюда не насыщали, разжигали всё больший аппетит, своим великолепным приготовлением и малыми количествами.

Перекинув мешок со своими пожитками через плечо, он дождался капитана и, обведя засыпающий город взглядом, повернулся к нему.

В неверном свете, исходящем из приоткрытой двери трактира начальник городской стражи выглядел фантастическим. Подсвеченная крепкая фигура напрочь теряла черты лица. В контрасте света и тьмы, канатоходец мог силой своего воображения сейчас нарисовать на нём любые привлекающие его. Полутьма услужливо стёрла обезображивающий шрам и словно добавила роста, надёжности и силы.

Свет, мягким полотном ложившийся из-за Северино на фигуру Флава, наоборот, прорисовывал тонкие черты и упругие изгибы, которые не скрывала простая одежда.

— На ваш вопрос, сеньор Мойя, хоть это тоже не слишком для него подходяще место, но я отвечу «да»…

В смысле невысказанного начальником городской стражи вопроса, Коста даже не сомневался.

Комментарий к Часть 3

Пояснения:

** Отсылки к внесюжетному форумному квесту — получив особые письма, герои были приглашены на “Ночь Избранных” — особую маскарадную ночь, устроенную щедрым сеньором с богатой фантазией. Присутствующим дали номера, разделили на случайные пары и дали задания (более или менее эротического характера). Общение между парами происходило в стихах. Флавио и Северино не играли друг с другом в ту ночь, но канатоходец, выполняя задание, случайно снял маску, и капитан его запомнил.