— Бежим. За мной, сеньор…

Перекидывая через плечо сумку, он нырнул в ближайший переулок, соображая, где можно укрыться не столько от непогоды, потому что в эту самую минуту ливануло стеной, сколько от преследователей, ибо за спиной чётко и ровно раздался топот добротных сапог.

— Уходят, держи!

Стража знала своё дело, да и гнева капитана наверняка опасалась. Канатоходец бежал по узким улицам, не разжимая капитанской руки. Могло показаться, что Коста бежит без разбора, но он следовал одному ему известному маршруту с определённой целью в его конце. Сначала он тащил за собой невольного соучастника, а потом, убедившись, что капитан пришёл в себя и неотрывно следует за ним, отпустил. Тонкие сапоги, предназначенные для ходьбы по канату, сразу же промокли, рубашка прилипла к телу, а дождь шпарил, как из ведра, неся поток воды и грязи по изогнутым улицам.

Наконец, голоса преследователей чуть поутихли, стражники отстали или потеряли свою цель, и Флав затормозил у одной из дверей. Подхватив несколько мелких камушков, он запустил их в ставни второго этажа.

— Молчите, сеньор, если не хотите, чтобы вас узнали, и натяните поглубже капюшон плаща, — Куэрда взглянул на начальника городской стражи. — Здесь тупик, так что выход у нас только через эту дверь, — указал он на одну из нескольких дверей дома и позвал, выглядывая ставни второго этажа:

— Агата! Открой! Скорее! Агата!

Казалось, прошла вечность, но на самом деле это была пара минут, прежде чем ставня приоткрылась и в окне показалась заспанная миловидная брюнетка.

— Кто?

— Это я, Агата! Открой!

— Куэрда?

— Да, открой. Скорее!

Лицо исчезло, зато через некоторое время в двери щёлкнул тяжёлый засов и в приоткрывшуюся щель опять выглянули любопытные глаза.

— Эрда?! Чёрт тебя бери! Ты что ж думаешь…

Но канатоходец не дал женщине договорить, рванул дверь на себя. Проталкивая брюнетку обратно в небольшую залу, обернулся на капитана, приглашая последовать за собой, бросил коротко:

— И дверь закройте.

— Ах, ты ж… я же тебе… сейчас Басилио тебе…

Хозяйка заверещала, возмущённая таким бесцеремонным проникновением, но Коста не дал ей опомниться. Прижав пышногрудую брюнетку к стене, канатоходец страстно припал губами к губам, прерывая поток слов и вышептал туда же:

— Не надо Агата, Басилио на ежегодной ярмарке, я ж знаю, — ловкие пальцы облапили в нехитрой ласке крутые бёдра. — Неужто скажешь, что не рада мне, красавица?

— Дьявол во плоти, что ж ты делаешь… наглый… — как-то слабо возразила хозяйка дома, машинально обнимая за шею, — ты ж весь промок…

— К тебе через весь город, — не моргнув глазом, солгал «наглый», — несмотря на гнев божий и потоки нескончаемые, — запел елейно, не отпуская горячее со сна тело. — Неужто прогонишь, не приютишь…

И тут, ломая такую сладкую сказку, из-за двери послышался топот и голоса стражи.

— Сюда они свернули, больше некуда! Тут тупик.

— Нет, эти черти скакнули в правый переулок, Андрес, я видел.

Коста замер, накрыл пухлые губы девушки указательным пальцем, призывая к тишине. Между тем стражники видимо, поравнялись прямо с дверью, и слышно стало ещё чётче, даже, как они тяжело дышали после погони:

— Да что ты видел!? В такую погоду нам их не найти. Надо вернуться…

— А капитан нам головы снимет.

— Не снимет. Вернёмся и хотя бы улики подберём… там плащ, верёвка. Болт, ботинки, документы…

Голоса стали приглушеннее.

— Смотри, это ты проворонил…

— Не вали с больной голо…

Несколько минут только пламя свечи неровно дрожало и потрескивало, прерывая возникшую тишину, а потом в неё вплёлся язвительный шепот брюнетки:

— К тебе через весь город, — девушка куснула канатоходца за палец, — что натворили?! — теперь она явно обратила внимание и на приятеля Флавио. — Опять ввязался… — она оттолкнулась от Косты свободной рукой и только тут заметила порванную рубашку и бледные бурые пятна на ней. — В драку, — взгляд тут же из возмущенного стал каким-то щенячьим. — Ты ранен? Что с боком?

Флавио подхватил непослушные локоны, чёрными змеями струящиеся на её лицо, вернул, прижимая к себе.

— Тшшш, тише, всё в порядке. Это только царапины, — мазнул ладонью по её губам, погладил по щеке. — Приюти нас до утра, сладкая моя.

Агата кивнула, выворачиваясь и осторожно касаясь бока канатоходца, потянула его за руку вглубь зала.

— Сеньору много не надо, — он кивнул в сторону благоразумно принявшего предложение молчать и, убедившись, что добился своего, продолжил распоряжаться Куэрда. — Камин, чтобы просохнуть, да бутылочка вина, милая… принесёшь?

— Хорошо, — брюнетка внимательно посмотрела на кутающегося в плащ капитана, и, не задавая больше вопросов, подожгла от своей свечи другие, стоящие на столе, и отправилась за вином.

Как только шаги гостеприимной сеньоры удалились, Флав, снял с плеча промокшую сумку, уложил её перед капитаном на стол.

— Бумагу можно просушить перед камином, а те листы, что остались на площади… думаю, теперь не опасны ни для вас, ни для вашего любовника. Дождь размоет следы страсти, — он посмотрел в лицо собеседнику. — Мне жаль, что вы из-за меня утратили часть того, что вам дорого.

Коста провёл пятернёй по мокрым волосам, зачёсывая их назад, чтобы они не липли к скулам и, повинуясь какому-то странному внезапному порыву, вдруг, захватил начальника городской стражи за шею, притягивая не столько его к себе, сколько себя к нему и впился жарко в губы губами. А потом так же внезапно отпустил. Засеменил словами, отводя взгляд и выпрямляясь:

— А мои ботинки и плащ, увы, остались на площади, так что не удивляйтесь, если завтра они окажутся в вашем кабинете, в качестве улик. Хорошие были, почти новые… уйти нужно до рассвета, пока квартал не проснулся, вы ж не хотите скомпрометировать хозяйку. По поводу платы за постой не беспокойтесь…

Шурша юбкой, в зал вернулась хозяйка.

— Вот сеньор, — и поставила на стол бутылку крепкого красного вина. — Это вас согреет. Плащ и одежду можете развесить у камина. Не бойтесь, никто не побеспокоит вас. В доме мы одни. Я принесла вам одеяло. Можно постелить у камина…

Трещала Агата, любопытным взглядом пытаясь заглянуть под капюшон капитанского плаща, но Куэрда быстро приобнял девушку и потянул в сторону лестницы, уходящей на второй этаж.

— Ох, Эрда, у тебя и скула оцарапана, — защебетала «пташка», тут же забыв о проявленном ранее любопытстве. — Прямо у глаза, милый. А если бы попали в глаз, а если бы…

— Не попали ж, — успокаивал канатоходец, облапывая за крепкую задницу и скрипя ступенями лестницы.

— А если кости сломаны…

— Целы кости, Гата, только синяк будет…

Коста не оборачивался, уводя свою спасительницу, хотя очень хотелось взглянуть туда, где оставил капитана. Поймать его крепкую фигуру взглядом и почувствовать этот лёгкий аромат терпкого табака, привкус которого остался после поцелуя на губах.

— Я тебе помажу, у меня от бабки заговорённая мазь есть, я…

— Помажешь, помажешь, только потом… после…

Канатоходец аккуратно прикрыл за собой дверь хозяйской спальни.

***

Если бы капитан не был в состоянии аффекта, он бы непременно как-то решил возникшую ситуацию. Например, сказал бы стражникам, что, черт возьми, он и есть — капитан. Сказал бы им помалкивать о том, что увидели. Сказал бы им идти своей дорогой и сделать вид, что они ничего не случилось… черт, он бы обязательно что-нибудь придумал!

Но все произошло слишком быстро. Не успел он поймать взглядом разлетевшиеся по подворотням страницы, не успел он в полной мере осознать случившегося ужаса, как Куэрда уже схватил его за руку и потащил куда-то. Северино подчинялся по одной простой причине — он слабо понимал, что происходит, и вместо темных улиц и переулков Севильи, он видел белые страницы, утопающие в потоках воды, грязи и помоев. Исчезающие из его жизни — навсегда, гонимые удивительно холодным для этого времени года ветром.