Ветер, тем не менее, усиливался. Погода менялась, нагоняя к утру долгожданный дождь. Коста старался не спешить, хотя ни одной мысли кроме как «быстрее оказаться внизу» не возникало в голове.

Примерно на полпути верёвка коротко просела. Это болт вылетел из цепкого захвата и грозил в любой момент слететь совсем. Куэрда охнул, вцепляясь и перенося собственный вес на тонкий бортик, соединяющий архитектурным элементом два окна. Канатоходец переждал, пока сердце успокоится, а дыхание придёт в норму. Прежде чем вновь довериться верёвке, потянул и затем дёрнул, слушая, как мимо плеча за спиной пролетел злополучный болт, потянув за собой спасительную верёвку, и звякнул о камни где-то на площади.

Коста прижался всем телом к стене ратуши. Стоя на высоте второго этажа, канатоходец прикинул, что должен найти способ спуститься хотя бы на ещё один. Искать на ощупь выступы в стене, не имея никакой страховки, было очень рискованно. Флав осторожно повернул голову в другую сторону и заметил неподалёку большое раскидистое дерево, некоторые ветки которого почти касались стены ратуши. Осторожно цепляясь и нащупывая под ногами тонкий выступ, молясь, чтобы изыски архитектуры не кончились до того, как он поравняется с деревом, Куэрда продвинулся вправо.

Ветер крепчал и налетал порывами, играя с канатоходцем и заставляя вопреки желанию не торопиться и плотнее прижиматься, царапая скулу о каменную кладку. Пальцы безумно устали, голени от напряжения стали, как те же камни, бёдра начинали мелко подрагивать, а лопатки ныли так, будто на этом месте должны были прорезаться крылья, когда канатоходец, наконец, остановился напротив спасительного дерева.

Концы самых близких к зданию веток не доставали до него, оставляя между стеной и зелёной листвой расстояние примерно в полруки. Куэрда собрал последние силы, извернулся, как кот и, оттолкнувшись всем, что было, прыгнул, заставляя себя не отворачиваться и не закрывать глаз, рискуя напороться на ветки, но предпочитая видеть, за что зацепиться.

Сделать это сразу не удалось. Пальцы сорвались и несколько сучков больно прошили, вспарывая ткань рубахи и царапая кожу правого бока, прежде чем Флавио смог остановить падение. Чертыхаясь и морщась от ноющей боли в боку Коста спустился, неуклюже ухнув в конце к корням с последней ветки.

В общем, как не старался быть тихим, а наделал шороху.

— Поймали? — спросил первым делом, как только сконцентрировался на фигуре капитана.

***

«Ну конечно я поймаю, — подумал капитан даже с некоторым возмущением, — у меня, пока вроде руки не дырявые». Возмущался он недолго — в тот же миг всего его заполнили волнение и страх.

Куэрда взобрался по веревке с какой-то невероятной, осторожной, но в то же время стремительной грацией — Северино даже на кораблях никогда не видел подобного, хотя уж казалось бы, моряки — самый ловкий народ. Взбираться по вантам они учатся в первые два дня плавания (примерно тогда, когда отходят от морской болезни), и волей-неволей оттачивают свои умения каждый день. Канатоходец был пропитан ловкостью, как свежеиспеченный корж — сладким кондитерским коньяком, она чувствовалась в каждом его движении. Ночь скрадывала все острые углы, и в неверном свете движения циркача казались неспешными танцами языков пламени. В голову Северино пришла совершенно неподходящая к ситуации мысль — он сам ведь и не догадывается, даже не представляет себе, как выглядит со стороны. Капитан поймал себя на том, что любуется профессионализмом канатоходца.

Он тряхнул головой, вспоминая, что тут вообще-то не цирк — происходящее скорей тянуло на приключенческий роман, и капитан изо всех сил желал благополучного финала этой истории. Куэрда скинул сумку вниз. По подсчетам Северино успело пройти несколько лет, прежде чем сумка, крутясь, достигла… земли? Его рук?

Дерева. Дерева, черт побери. Одновременно с тем, что капитан, казалось, успел прожить пару-тройку жизней, только наблюдая за полетом предмета гардероба, ценного своим содержанием, как-то так получилось, что это произошло катастрофически быстро. Северино мог бы поспорить, что кончики его пальцев почувствовали ремешок злополучной сумки — и в следующий миг она ударилась о сук дерева и раскрылась.

Белоснежные листы бумаги подбитыми птицами планировали вниз, кружась не хуже чаек над заливом. Сердце ушло в пятки — капитану казалось, что это не книга, что это он лежит на мостовой, распотрошенный, разбитый, разорванный, растерзанный… Что это не страницы библии перепутались друг с другом — это его жизнь была перетасована, как колода карт.

В первый момент он снова, как и в саду несколько часов назад, забыл, что не один, начав лихорадочно собирать листы. Лишь через минуту он быстро проверил, каково там Куэрде. Луна, вышедшая из-за облаков, посеребрила дохлой бесполезной змеей лежащую на земле веревку и канатоходца, прижавшегося к стене здания, едва держащегося на узком уступе.

— Черти… — прошептал Северино, как завороженный следя за осторожными и медленными движениями циркача -—тот пытался добраться до веток дерева.

В принципе, капитану бы ничего не стоило поймать парня. Да и со второго этажа прыгнуть — не смертельно, вот только есть реальный шанс, что кто-то из них в процессе переломает ноги или руки, и, естественно, останется потом без них, если не случится чудо и кости не срастутся правильно. Для обоих подобное означало неминуемый конец карьеры, а значит, и обеспеченной жизни — это уж точно.

Капитан так и стоял: глядя вверх и подсознательно восхищаясь выдержкой Куэрды, даже в такой момент сохраняющего благоразумие и свою какую-то дикую, почти животную грацию, с мятыми листами в руках, окруженный еще примерно таким же количеством страниц, лежащих вокруг, словно перья какой-то сказочной птицы.

«А руки все-таки дырявые», — отчитал он себя, что было делом вполне себе обычным после любой ошибки, неважно, своей или нет.

— Почти, — ответил Северино, когда канатоходец оказался на земле.

Только сейчас он заметил, что, похоже, все это время не дышал, а если и дышал, то как-то мелко и не по-настоящему — воздух резко кончился в легких. Жадно и порывисто вздохнув, он огляделся — шуму они наделали будь здоров, и он бы не удивился, если б на улице появился какой-нибудь проклятый житель, страдающий бессонницей. И естественно, возбужденного сознания капитана тут же коснулись чьи-то шаги.

— Помогите мне, — он сосредоточился на том, чтобы собрать страницы, запихивая их в подобранную с земли сумку как попало. — Надо уходить отсюда, и как можно быстрее.

***

Вид капитана соответствовал обстоятельствам. Отряхивая перчатки, с помощью которых канатоходец сумел сохранить целой кожу ладоней после кошачьего прыжка на дерево и оправляя порванную рубашку, Коста понял, что на этом благосклонность сеньоры Фортуны покинула это место.

В ночной тьме ярко сверкнула молния. Ветер нагнал нужное количество туч, и господь явно решил хотя бы дождём смыть грехи двух, стоящих на площади. Флав недовольно пробормотал что-то себе под нос, стараясь унять дрожь в утомлённых ногах и не выругаться в голос, обозревая, как белёсыми редкими мотыльками порхают несколько злополучных страниц библии, уносимых в подворотни насмешливым ветром. Всё-таки в сложившейся ситуации была большая доля вины именно канатоходца.

Первые тяжёлые капли пробились сквозь резную листву и тяжело упали на темечко. Снова громыхнуло, и в озарившем свете вспыхнувшей молнии на площади появилась пара стражников, наверняка именно тех, кого начальник городской стражи распорядился установить на эту ночь на караул.

— Вот они! Держи вора!

— Энрике, ратушу грабят!

— Капитан нам головы снимет! Андрес! Да не подбирай ты документы, плюнь. Держи воров!

Куэрда дёрнулся в сторону соратника по несчастью, не отвлекаясь на тут же глухо занывший оцарапанный бок.

— Вы правы. Уходить надо!

Канатоходец ловко подхватил из его рук сумку, пропихивая внутрь и сминая комом бумажные листы, выцапанные из рук капитана, боясь, что благоразумие того отставит и он бросится сломя голову спасать разлетевшееся. Где-то там, у стены городской ратуши остались его ботинки, которые Флав снял перед тем, как забраться на крышу, и плащ, почти новый с удобными кожанами завязками и серебряной брошью заколкой — подарком одной немолодой сеньоры. Бежать за вещами было некогда, и поэтому Коста уцепил капитана за руку и потянул за собой.