Капитан Мойя имел славу весьма честного и порядочного человека, именно поэтому однажды в процессе очередной бумажной работы бургомистром “задним числом” был подписан пустой лист («Ой, пишите там сами, что вам надо, у меня много дел»), который позже предполагалось заполнить ординарцу капитана под его диктовку — ну вроде как никто не ждал подвоха от Северино. В конечном итоге вся волокита оказалась напрасной, а бланк с печатью и подписью остался, припрятанный капитаном до лучших времен.

Вот только Северино чувствовал мерзкий холодок в груди — он не мог найти чертов бланк. И чем больше он копошился, тем меньше по его личной интуитивной шкале у него оставалось шансов на удачу.

— Мы не можем ждать, — наконец, тряхнул головой капитан. — Нам придется действовать сегодня, когда совсем стемнеет. Я зацеплю веревку, вам придется взбираться по ней до самого верха, чтобы достать сумку.

В этот момент дверь кабинета открылась, и вошел не кто иной, как Андрес.

— Капитан, как хорошо, что вы еще здесь, я хотел уточнить… — начал он, как вдруг заметил канатоходца. Он хитро улыбнулся, подмигнув парню и сказал: — О! Ну я… лучше тогда попозже зайду, не буду вам мешать.

— Ну-ка стой! — гневно рыкнул капитан. На ум его моментально пришла идея, заслоняя собой ярость на идиота-солдата, все понимающего не так. — Ты-то мне и нужен. Ты и Энрике — вы ведь сегодня в ночном патруле? Ваша задача — как стемнеет, встать по обе стороны от здания ратуши и не подпускать близко никого. Никого, слышишь? Объясняйте, чем хотите, хоть “персональным распоряжением капитана”.

— Э… — протянул Андрес. — А могу я узнать, зачем…

— Нет, — отрезал Северино. — Не можешь. Свободен.

Стражник вышел, подчиняясь приказу. Капитан взглянул на Куэрду.

— Я хорошо стреляю из арбалета. Я смогу выстрелить так, чтобы веревка зацепилась за крышу. Но я должен вас предупредить — ни одна стрела, тем более пущенная в такую ветхую крышу, не будет держаться хорошо. И у вас все еще есть шанс убиться, имейте это в виду.

***

Одна голова хорошо, а две лучше. В этом Коста убедился сразу же, как только озвучил план. Нет, Флав не рассчитывал на то, что бывший шантажируемый озаботится его жизнью, скорее всего, капитан понимал, что если Куэрда не достанет сумку, то никто не достанет. Проще конечно, полезть самому, но начальник городской стражи не подходил по весу и комплекции для такой крыши. И привлекать всё новых и новых лиц к своей тайне явно не собирался. И так уже как минимум трое знали о чудесной книге.

Канатоходец не стал перечить, просто молча принял озвученные условия. Всё-таки полномочий у капитана было в разы больше чем у циркача, и Флав положился на его благоразумие и смекалку. Впрочем, разговор о благоразумии не шёл. То, что предлагал сеньор Мойя, тоже не слишком отличалось логикой. Варианты концовки явно совпадали — «вы убьётесь».

Пока капитан шарил по столу, канатоходец прикидывал шансы избежать такого конца. Коста не понаслышке знал, что, как правило, карьера каждого канатоходца заканчивалась вместе с его жизнью. По крайней мере, в этом цирке произошло именно так. Флав занял освободившееся место и старался как можно меньше думать о таком, взращивая в себе уверенность, но и не игнорируя здравый смысл. Куэрда всегда тщательно просчитывал трюки и если риск неудачи превосходил успех более чем на половину, старался не использовать его в представлении. Но в этом случае канатоходец не собирался отступать, хотя процент превышал все его допустимые нормы.

— У меня есть… — начал было Коста, но в это время их прервали.

Взгляд и улыбка, которую кинул на него вошедший, вызвали у Косты неприятные ощущения. Флав, посмотрел на капитана, с удивлением отмечая, что может быть начальник стражи не так уж и безгрешен, просто держит в строгости подчинённых, не позволяя им выносить сор из избы. А потом мысли потекли по проторенному пути, возвращаясь к злополучной библии.

«А не капеллан ли при отделении городских стражников капитанский любовник?».

Куэрда мотнул головой, прогоняя навязчивое. Канатоходец дождался, когда подчинённый покинет кабинет и продолжил, выслушав очередное упоминание о радужной перспективе своего конца:

— У меня есть крюк. Я пользуюсь им для закрепления каната на определённой поверхности. Если привязать его к болту арбалета и зацепить за шпиль, то мои шансы достичь желаемого и спуститься вниз в разы вырастают.

Флав ещё раз взглянул внимательно на капитана. Может быть, перспектива благополучного спуска циркача, как раз не входила в его задачу? Всё таки в этом случае знающих о его тайне станет на одного меньше.

— Мне нужно вернуться в цирк, переодеться и взять оборудование, которое может пригодиться.

Коста отступил на пару шагов назад, не зная, отпустит ли его начальник городской стражи или намеренно задержит здесь до наступления темноты.

— Луна нам в помощь, сеньор Мойя…

Хотя, отлично понимал, что она же и их противник, но забираться на ветхую крышу в полнейшей темноте, а Куэрда был уверен, что капитан не потащит с собой факелов, очень опасно.

***

Северино кивнул вслед уходящему канатоходцу, чего тот, конечно же, не увидел. Он хотел еще что-то сказать, но забыл, что именно. До темноты оставалось еще некоторое время, которое капитан посвятил безуспешным уже поискам подписанной бургомистром бумаги — и все это почему-то в полутьме. Затем он все же зажег свечу и быстро сходил в оружейку, чтобы подобрать арбалет получше. Северино осмотрел все, что имелось в арсенале, взвесил в руках несколько моделей, придирчиво выбирая самый подходящий для такой ситуации.

«Эта затея — сплошное безумство», — вертелась в голове навязчивая мысль. Он все не мог отделаться от образа сорвавшегося с приличной высоты Куэрды. Как человек, повидавший смерть и едва ли не пожавший ей однажды руку, капитан знал, что жизнь — это самое дорогое, что есть у человека, и ни одна книга, будь она хоть сто раз важная, не может стоить этого. С другой стороны образ циркача, пытаемого «Святой Инквизицией» был куда более неприятным.

Оставшееся время Северино провел в нервном ожидании, вертя между пальцев арбалетный болт — неискоренимая привычка, пережившая с ним все его пиратское прошлое. Если рядом был более-менее мелкий предмет — монета, небольшое лезвие или, как вот сейчас, болт — он начинал бессознательно крутить его в руках, даже не осознавая, что делает.

Наконец, окончательно стемнело. Ночь выдалась облачной и, к ужасу капитана, ветреной. Низкие тучи неслись быстро, гонимые свежим бризом. Луна, на которую уповал и Флав, и он, будто нехотя вскарабкалась на небосклон, недовольно взирая на город, однако ее было видно лишь иногда — в рваные прорехи облаков. «Могло быть хуже», — убеждал себя Северино, направляясь к ратуше. Просто потому, что он точно знал — это только лучше может быть некуда, а вот хуже всегда есть куда.

Чем ближе он подходил, тем больше его одолевали сомнения. Идиотский план, просто кретинский… зачем они вообще это делают? А если кто-нибудь увидит? Почему мальчишке нужна была непременно сумка Куэрды? Зачем циркач вообще положил книгу в эту сумку? Да, прежде всего, зачем было ее красть, ну что в ней может быть такого интересного?

От этих мыслей Северино злился, стараясь таким образом замаскировать свое волнение. И за что он волновался больше — неизвестно, за библию или за жизнь циркача, которому предстоит ею хорошо так рискнуть. Придерживая тяжелый арбалет на плече, капитан вгляделся в ночь, пытаясь высмотреть худощавый силуэт и отчего-то надеясь, что парень вообще не придет.

***

— Ну, что, Флав, что?

Первым, кого Куэрда увидел, после того, как быстрым шагом, а кое-где и бегом пробрался к лагерю циркачей, так это был Лучи, резво выпрыгнувший из-за вольера с обезьяной. Ящерка сам был похож на маленькую юркую обезьянку. Взгляд мальчишки бегал по лицу канатоходца с вопросительной надеждой действий.

— Что? — ответил повторяющимся вопросом на вопрос Куэдра и, цепко ухватив Лучи за плечо, присел перед ним на корточки, чтобы взгляд оказался вровень. — Не болтай, — Флав улыбнулся уголками губ и погрозил мальчишке указательным пальцем. — Старый Пиро не любит болтунов. Да и тебе самому не нужна такая слава, правда?