Нет, Северино был вполне себе жив, вот только пятнадцать лет не стерли его чувств ни на йоту. И всякий раз, как он начинал перечитывать знакомые строки, он слышал соленый ветер и чувствовал убаюкивающие волны. Именно поэтому он редко доставал книгу на людях — слишком велик шанс полностью погрузиться в свое прошлое и перестать адекватно воспринимать реальность.

Однако, услышав звонкий мальчишеский голос, капитан дернулся. Он поднялся на ноги — чужое присутствие заставило его собраться. Северино весь напружинился и напрягся, его тело перешло в режим повышенного внимания — он отчетливо слышал и понимал каждое слово из диалога Флава (по-видимому, так канатоходца звали по-настоящему) и Лучи. Недавние эмоции оказались забыты в один момент. Ну, то есть, не забыты, конечно же, а всего лишь оставлены “на потом”, как это обычно и бывало — на тот момент, когда можно будет безопасно их пережить, когда рядом не будет лишних наблюдателей. Сейчас на чувства не было времени, сейчас нужно было действовать.

Ситуация складывалась более чем интересная, даже в самом странном сне Северино не мог бы представить себе такого поворота. Книга в сумке, сумка на крыше, крыша на башне, а башня, как водится, высоко…

Капитан кивнул канатоходцу:

— Идемте, — он быстрым шагом направился к выходу из сада в сторону кордегардии. Если Куэрде понадобится арбалет, его можно взять только в оружейке. Мальчишка проводил их взглядом.

Северино сразу взял энергичный темп — время сейчас играло ключевую роль. Некоторое время они шли молча, затем капитан обернулся на своего недавнего шантажиста — а ныне соратника, пусть и поневоле.

— Каков ваш план? Расскажите мне подробно, — коротко сказал он, и только тут понял, что на его лице все еще блестят слезы.

Чувствуя себя ужасно неловко, он отвернулся и быстро вытер глаза, надеясь, что Куэрда ничего не заметил. Надежда, конечно, была слабой, учитывая все, что произошло. Мало того, что теперь циркач знает его самую главную тайну, мало того, что он знает, как именно они разговаривали с Фрэнком — как будто этого может быть мало! — он знает, что он, Севэро, не такой уж и каменный, как про него говорят.

Чувства всегда казались Северино чем-то постыдным — скорей всего, в нем говорили годы дрессировки на корабле морской дьяволицы Лэл. Он все еще помнил, как это было сложно — заставлять себя не смотреть на Фрэнка ласково, не улыбаться ему, и, уж конечно, не касаться его, если кто-то мог их увидеть. Долгими изматывающими тренировками он заставил себя быть сдержанным, и это умение просочилось в его дальнейшую жизнь.

Северино старался больше не встречаться взглядом с канатоходцем, чувствуя, что к щекам прилила кровь. Он и злился, и сердился, стыдился своей недавней слабости — и все это сразу. «Спасибо, бабуля, кем бы ты ни была», — в который раз возблагодарил он свои американские корни за красноватый цвет лица, маскирующий эмоции и не раз выручавший его и раньше.

***

Флавио боялся, очень боялся, что начальник городской стражи откажет в помощи. Это как кара небесная. Тут же нашла провинившегося и из победителя сделала его побеждённым, поставив перед бывшим пленником на колени.

Вероятность того, что капитан решит отомстить, была. Коста не знал, насколько она может превысить желание получить книгу, но опасения, что сеньор Мойя пожертвует своей библией ради сладкого чувства мести оставалась. И те несколько секунд, когда капитан принимал решение, были для Куэрды невыносимо долгими. И вот, долгожданный кивок. Начальник городской стражи сразу как то подобрался, и без промедления начал действовать.

— Жди меня у шатра, — буркнул Коста мальчишке, — и молчок, понял?

Лучи кивнул, провожая взглядом пару мужчин, направившихся к выходу. Потом сорвался с места и побежал к лагерю циркачей.

Видно было, что капитан привык держать всё под контролем и был уверен, что каждое его распоряжения выполняется неукоснительно. Флав шёл за ним, обдумывая зыбкий план, когда Мойя вдруг остановился и потребовал поставить его в известность относительно дальнейших действий. Куэрда не был уверен, что всё выгорит. План был шит белыми нитками, но времени «вышивать крестиком» не было.

— Значит так, — начал канатоходец, подходя поближе и собираясь с мыслями, — на башню ратуши можно попасть двумя способами. Первый: обосновать своё желание достичь крыши какой-либо веской причиной. «Там моя сумка» явно не подойдёт, а только привлечёт лишнее внимание. Второй: цирковой номер во славу… - здесь Куэрда запнулся, стараясь придумать в чью славу можно так рискнуть жизнью, и не подобрав ничего подходящего, продолжил: — Города, например. Для этого, думаю, нужно разрешение бургомистра.

Флав обернулся в ту сторону, где над особняками высилась крыша ратуши, несколько минут посмотрел на то, как заходящее солнце цепляется своим краем за шпиль. Сумки отсюда видно не было, и Коста даже усомнился, что она до сих пор там. Возможно, она зацепилась с другой стороны. Это было хорошо, потому что со двора легче вынести что-то незаметно.

— С края крыши ратуши, а возможно с крыши соседнего здания, это будет зависеть от угла наклона, можно протянуть канат, зацепив его за шпиль. Для этого нужен искусный арбалетчик. От его искусства стрельбы зависит успех номера.

Куэрда не стал упоминать, что от этого зависит не столько номер, сколько его жизнь.

— Я пройду по канату до шпиля. Шестом столкну до нижнего яруса башни сумку. Пока все будут глазеть, Лучи подхватит и вынесет.

Коста внимательно посмотрел на капитана, словно оценивая, какое впечатление произвёл на него план и готов ли он действовать согласно ему.

— От вас мне нужен арбалетчик и разрешение. Остальное я беру на себя. Как только сумка вернётся ко мне, книга вернётся к вам.

О риске того, что он может сломать себе шею, и тогда уже сумка не будет иметь для него никакого значения, Флав предпочёл не думать. «Прогулка» по наклонному канату — самый сложный трюк, и Коста на представлениях никогда не показывал такое, хотя во время репетиций он тренировал этот навык. Но одно дело гулять «под куполом цирка», пусть это пять-семь метром, а другое пройти над крышами города. Но сомневаться в себе было нельзя. Никак нельзя.

— На подготовку у нас есть время до завтра, — Флав ещё раз обернулся на заходящее солнце, — если с разрешением выгорит, то сумка будет у нас.

***

— Вы убьетесь, — ответил Северино, выслушав безумный план.

Это было сказано не вопросительно, не восклицательно, а просто как спокойная констатация факта, и оттого фраза получилась жутковатой. Он в красках вообразил себе, как Куэрда пойдет по наклонному канату. Да не просто какому-то «слегка» наклонному — там получится полноценный угол, разница в высоте ратуши и окрестных здания была приличная. Видение, как бы он его ни крутил, заканчивалось переломанным телом в луже крови. Конечно, капитан имел счастье наблюдать мастерство этого юноши во всей красе — он владел своим телом не хорошо, но восхитительно. Но если у Северино еще осталась хоть капля пространственного мышления — этого недостаточно.

Однако другого плана у капитана не было. Он отчаянно пытался сообразить какую-нибудь альтернативу — хоть какую! Этот парень еще слишком молодой, чтобы так глупо умирать — пусть от этого даже и зависит драгоценная библия Северино, пусть даже пару минут назад он готов был убить канатоходца за шантаж и варварское обращение с книгой. С другой стороны, если книгу найдет кто-то посторонний — несдобровать будет обоим. Сумку быстренько соотнесут с циркачом, ну а приметный почерк начальника стражи при доле везения установить тоже будет несложно — все-таки, он официальное лицо, не раз письменно обращавшийся к власть имущим. Так есть ли у них выбор?

Тем временем они достигли кордегардии. Северино быстро и привычно открыл дверь своего кабинета ключом и принялся шариться в полутьме на своем рабочем столе.

— Где же, где же, где же… — бормотал он, перерывая бумаги. — Бургомистр в отъезде, — пояснил он, не поворачиваясь к Куэрде. — Поэтому разрешение получить до завтра никак не удастся. Но у меня был готовый образец с печатью.