— А вдруг оно тебе пригодится? — Ящерка заискивающе заглянул в глаза. — В тот раз же пригодилось, да?
Флав никому не рассказывал о том, как и когда ему пригодилась вот такая «находка» воришки. Но маленький пройдоха, кажется, знал, что Коста воспользовался его «подарком». Возможно, потому что после, Куэрда отблагодарил мальчишку ярким шейным платком. Теперь же Ящерка похоже вознамерился таскать ему всё, что попадалось в карманах сеньоров кроме денег и украшений.
— Да, пригодилось, пригодилось, — отмахнулся от воришки канатоходец.
Лучи довольно улыбаясь спрыгнул на ходу, махнул рукой:
— Я в лавке у тётки Труди, ладно… — рассчитывая на вознаграждение, крикнул он, юркая в узкую улочку.
— Ладно, — отозвался себе под нос Флав и лениво повертел в руках потёртую книгу.
Обложка смутно напоминала что-то такое далёкое, что Куэрда даже нахмурился. Открыл, удивлённо вскидывая брови и разглядывая аккуратно подшитые, тем не менее, почти выцветшие первые страницы, с расплывшимися пятнами чернил и полустёртым печатным текстом. Пролистав несколько бережно сохранённых листов, Флав наконец понял, что напоминала ему эта вещь. Перед ним была библия. Правда, состояние этой священной книги оставляло желать лучшего, да и испещрённые рукописными словами междустрочья не добавляли ей блеска.
— Вот шельмец, — Коста покачал головой и погрозил пальцем в ту сторону, куда минуту назад умчался мальчишка, — обчистил святошу, господи прости, — он усмехнулся и, захлопнув библию, бросил её между шестами, укладываясь спиной на мягкий узел инвентаря факира.
Под мерное покачивание повозки и неспешный шаг лошади, Куэрда задремал, давая отдых уставшему за день телу…
— Флав, Флавио, — за плечо настойчиво трясли и Коста, вынырнув из крепкого здорового сна сел на повозке, моргая и осматриваясь.
Справа аккуратно натянутый шатёр шапито, в лучах заходящего солнца кажущийся огромным красным яблоком, разрезанным пополам. Слева от него жилые повозки, крытые, наскоро построенные вольеры. А прямо перед ним старик Пиро собственной персоной, владелец всего этого великолепия.
— Что? Что случилось?
Канатоходец сонно потёр ладонями лицо, заметил, что пока спал и эту повозку тоже разгрузили. Труппа, как одна семья, что не сделает один, то доделает другой. И в обиду друг друга не дадут и в беде помогут и радость разделят.
— Не хорошо это Флав, — Мариньё покачал головой, — не хорошо.
Пиро по-отечески положил сухую старческую ладонь на плечо канатоходцу.
— Я тебе никогда не запрещал. Молодо-зелено, сам бывал таким, — владелец цирка наклонился к самой скуле Косты, — но это не хорошо.
Он поцокал языком и похлопал Куэрда по плечу:
— Ты мне обещай, что немедленно прекратишь, потому что не хорошо это. Грех.
Флавио уставился на старика, как сова на мышь и только непонимающе щурил глаза, пытаясь понять, что такого греховного свершило его тело в ближайшем прошлом, что так расстроило старика. Но на ум не приходило ничего настолько криминального. О любовных похождениях канатоходца владелец цирка был наслышан. И ни разу, даже тогда, когда труппе срочно пришлось однажды сниматься с «якоря», чтобы разгневанный владелец обширных виноградников не посадил всех в каземат, как грозился, за греховное соблазнение гадким (да, да, так он и кричал посреди шапито) простолюдином, его ангельской девочки. Даже тогда, хоть Пиро Мориньё и выпорол канатоходца, но потом распил с ним и остальными бутылку вина тех же виноградников, за здравие Косты.
— Что, Пиро? — Куэрда, вгляделся в старика, пробегая внимательным взглядом по покатым плечам и впалому животу сухопарой фигуры, остановился на руке цепко сжимающей костлявыми пальцами потрёпанную библию. — В чём моя вина?
Мариньё отпустил плечо канатоходца, постучал указательным пальцем по обложке книги:
— Ты должен расстаться с ним. Он принял сан.
— Кто Пиро? Я ничего не понимаю.
— Не лги мне Флавио, ты мне, как сын! — лоб Мариньё опутала паутина крупных морщин, брови сошлись на переносице. — Ваши излияния, как, как… - старик потряс книгой.
— Это не моё! Ящерка притащил, — Куэрда ухватился за край библии. — А что там?
Пиро Мариньё передёрнул плечами, сжал губы, всматриваясь в лицо канатоходца.
— Это надо… сжечь.
Сухая фраза владельца цирка время от времени всплывала в мозгу, когда канатоходец целенаправленно шёл по узким улицам Севильи на рыночную площадь к лавке тётки Труди, которая торговала всякими травами и настойками. Там обещал ждать своего вознаграждения Ящерка. А Коста вознамерился непременно узнать, помнит ли мальчик у кого вытащил оказавшийся столь любопытным фолиант.
Того, что Флав просьбами и хитростью добился, чтобы зачёл Пиро, оказалось достаточно, чтобы понять, что и библия бывает полна неожиданностей. Куэрда не решил, что будет делать, если воришка вспомнит и укажет владельца. Под подозрение канатоходца попадали все священники выходившего на рыночную площадь собора. Что взять с падре, Флав не знал. Но, честно говоря, он не столько хотел нажиться, сколько вглядеться в глаза, таящие в себе столько чувств, уместившихся своими пламенными эмоциями даже в тех коротких отрывках, озвученных Мариньё.
А ещё… Коста хотел ещё. Ничто не разжигает так сильно, как чужая страсть, как тайное наблюдение за греховным сплетением тел, как запретные поцелуи сквозь шёпот мучительных признаний.
Поэтому, уверив старика Мариньё, что непременно сожжет и, спасши «чУдную» библию от немедленного приговора, Флавио цепко держал книгу в руке, выходя на рыночную площадь, и выглядывая в наступающих сумерках дверь лавки тётки Труди.
***
Выступление канатоходца, как и ожидал Северино, оказалось великолепным. Капитан был идеальным зрителем. В нужных местах он затаивал дыхание, когда парнишка, казалось, вот-вот потеряет равновесие, выдыхал вместе с толпой, когда канатоходец, изящно выкидывая в сторону шест, выравнивался и шел дальше, свистел после очередного головокружительного трюка. “Вот это да”, — Северино восхищенно аплодировал ловкачу, когда тот кланялся, крутя шест в руках. точно это была легкая палочка. Капитан даже расщедрился и кинул парню пару крупных монет — благо он был при деньгах, жалованье выдали вот-вот на днях.
Наверное, где-то между этими событиями и случилась катастрофа. Катастрофа? Или все же трагедия? Непоправимая беда, вот что это было.
Северино заметил ее отсутствие только вечером, собираясь спать. Он собирался, как обычно, почитать перед сном, но, ощупывая внутренний карман снятой уже одежды, вдруг понял, что ее нет.
Ее просто нет. Она исчезла, испарилась, растворилась.
Чувствуя холодящий спину ужас, капитан полез по другим карманам, будто надеясь найти ее там. Он бессильно сжимал в руках ткань, шарясь по ней, точно слепой.
Ее нет. Той самой книги, единственного, помимо длинного шрама на лице, напоминания о Фрэнке.
К горлу Северино подкатила тошнота. Вместе с книгой исчез и его кошелек, однако это было меньшим из того, что волновало капитана. “Может, я просто ее выронил?” — пришла мысль, полная глупой надежды. Северино подскочил с кровати, куда было уже благополучно улегся, и, моментально одевшись, двинулся по своему сегодняшнему маршруту.
Город уже спал, лишь в некоторых окнах по-прежнему неверно дергалось пламя свечей. Улицы были пустынны и темны. Искать маленькую потрепанную книгу в таких условиях изначально было делом гиблым, и капитан осознавал это. Но разве мог он просто так отступиться?
“Кому вообще, черт возьми, нужна старая библия?” — задавал он себе вопрос снова и снова, скользя взглядом по едва посеребренным светом молодого месяца и звезд мостовым. И действительно, кто мог украсть такую сомнительную ценность? Кошелек? Дьявол с ним. Что такое деньги, когда ты вдруг потерял часть себя — да такую значительную, что без нее Северино казался сам себе всего лишь своей тенью, не более? Но книга — да кому в этом полуобразованном городе вообще нужны книги?
