встретилась

с

онкологом, ответственным за облучение, а затем с

пластическим хирургом, который убеждал меня

назначить встречу с психологом. Я видела Айзека

между каждым приёмом, каждым исследованием. Он

занимался своими осмотрами, но появлялся, чтобы

отвести меня к следующему пункту назначения. Это

было неловко. Хотя каждый раз, когда появлялся его

белый халат, я понемногу привыкала к нему. Как

будто распознавала его бренд — Супер Айзек. У него

каштановые волосы, глубоко посаженные глаза,

переносица широкая и немножко искривлённая, но

наиболее яркая часть его тела — плечи. Они

двигались первыми, а за ними следовала остальная

часть его тела.

У меня опухоль в правой груди. Вторая стадия

рака. Мне предстояло пройти операцию и облучение.

Айзек нашёл меня в кафетерии, где я

потягивала кофе и смотрела в окно. Он скользнул в

кресло напротив меня и наблюдал, как я гляжу на

дождь.

— Где твоя семья, Сенна?

Такой сложный вопрос.

— У меня отец в Техасе, но мы не близки.

— Друзья?

Я посмотрела на него. Он это серьёзно?

Мужчина оставался у меня дома каждую ночь этого

месяца, и мой телефон ни разу не звонил.

— У меня их нет. — Я не стала язвить в духе « А

сам не мог догадаться?».

Доктор Астерхольдер заёрзал на стуле, будто

ему стало некомфортно из-за этой темы, а затем,

подумав немного, сложил руки над крошками на

столе.

— Тебе необходима будет поддержка. Ты не

можешь сделать всё в одиночку.

— А что ты предлагаешь мне делать?

Импортировать семью?

Он продолжил, как будто не слышал меня:

— Возможно, тебе предстоит не одна операция.

Иногда, даже после облучения и химиотерапии, рак

возвращается...

— Я пройду двойную мастэктомию (Прим. пер.:

хирургическая операция по удалению молочной

железы). Он не вернётся.

Я описывала шок на лицах людей: шок, когда

они узнавали, что любимые предали их, шок, когда

обнаруживал и поддельную амнезию. Чёрт, я даже

написала о персонаже, на лице которого всегда было

выражение шока, даже когда у него не было на то

причин. Но я не могла сказать, что когда -либо

раньше видела истинное потрясение. И вот оно было

написано на лице Айзека Астерхольдера. Он сразу же

свёл брови вместе и бросился в бой.

— Сенна, ты не…

Я отмахнулась.

— Я должна. Нельзя жить каждый день в

страхе, зная, что, возможно, он вернётся. Это

единственный путь. — Айзек изучал моё лицо, и я

знала, он относился к тем людям, которые всегда

уважают чувства других людей. Через некоторое

время напряжение покинуло его плечи. Доктор

поднял руки со стола, и накрыл ими мои. Я видела

крошки, прилипшие к его коже. И сосредоточилась

на них, чтобы не отпрянуть. Он кивнул.

— Я могу пореко...

Я прервала его в третий раз, выдергивая руки

из-под его рук.

— Я хочу, чтобы ты меня оперировал.

Он откинулся назад, закинул руки за голову и

уставился на меня.

— Ты хирург—онколог. Я погуглила тебя.

— Почему ты просто не спросила?

— Потому что я этого не делаю. Задавать

вопросы — это удел развивающихся отношений.

Айзек склонил голову.

— Что не так с развивающимися отношениями?

— Когда тебя изнасиловали, и когда у тебя рак

груди, ты должна говорить людям об этом. А потом

они смотрят на тебя грустными глазами. Хотя на

самом деле видят не тебя, а твоё изнасилование или

твой рак груди. Пусть тогда на меня вообще не

смотрят, чем видят лишь то, что я делаю, или то, что

произошло со мной, а не то, кто я на самом деле.

Айзек долго молчал.

— А до того, как всё случилось с тобой?

Я взглянула на него. Может быть, слишком

яростно, но мне всё равно. Если этот человек решил

присутствовать в моей жизни, класть свои руки на

мои, спрашивать, почему у меня нет лучшего друга —

он получит это. Полную версию.

— Если Бог существует, — произнесла я, — то с

уверенностью скажу, что он меня ненавидит. Потому

что

моя

жизнь —

это

скопление

всего

отрицательного. Чем больше людей подпускаешь к

себе, тем больше плохого получаешь.

— Ну, допустим, — сказал Айзек. Его глаза

больше не расширены, в них нет шока. Он спокоен.

Это самая длинная речь, которую я когда -либо

говорила ему. Наверное, самая длинная речь,

ко т о р ую говорила кому-то за долгое время. Я

поднесла чашку ко рту и закрыла глаза.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Я буду

делать операцию, но на одном условии.

— Каком?

— Ты обратишься к консультанту.

Я начала трясти головой до того, как слова

вылетели из его рта.

— Раньше я встречалась с психиатром. Это не

для меня.

— Я не говорю о принятии лекарств, —

отвечает Айзек. — Ты должна поговорить о том, что

произошло. Психотерапевт — это совсем другое.

— Мне не нужен мозгоправ, — произнесла я. —

Я в порядке. Справляюсь. — Идея консультирования

ужасала меня; все ваши сокровенные мысли

выставлялись в стеклянный ящик, чтобы быть

исследованными кем-то, кто потратил годы на

изучение как правильно судить мысли. Разве можно

считать это нормальным? Есть что-то извращённое в

процессе и в людях, которые решили выбрать эту

профессию.

Как

мужчина,

решивший

стать

гинекологом. Какой тебе от этого прок, урод?

Айзек наклонился вперёд, пока не оказался

чересчур близко к моему лицу, и я видела радужки

его глаз, чисто серые, без каких-либо пятен или

цветовых вариаций.

— У тебя посттравматический синдром. К тому

же, у тебя диагностировали рак молочной железы.

Ты. Не. В порядке, — он оттолкнулся от стола и

встал. Я открыла было рот, чтобы отрицать, но лишь

вздохнула, наблюдая, как его белый халат исчезает за

дверью кафетерия.

Он был не прав.

Мои глаза нашли шрам, оставшийся с той ночи,

когда я порезала себя. Он всё ещё розовый, кожа

вокруг него плотная и блестящая. Айзек ничего не

сказал, когда нашёл меня истекающей кровью, не

спросил, как и почему. Просто исправил это. Я

встала и отправилась за ним. Если кто-то будет

копаться в моей груди с помощью скальпеля, я бы

предпочла, чтобы это был человек, который появился

и всё исправил.

Когда я нашла его, Айзек стоял у главного входа

в больницу, руки в карманах. Он подождал, пока я не

подойду к нему, и мы, молча, пошли к машине. Мы

были достаточно далеко друг от друга, чтобы не

соприкасаться, но достаточно близко, что бы было

ясно, что мы вместе. Я осторожно скользнула на

переднее сиденье, сложила руки на коленях и

уставилась в окно, пока машина не очутилась на

моей подъездной дорожке. Я собиралась выйти — на

полпути между автомобилем и дорожкой — когда

доктор опустил руку мне на плечо. Мои брови

сошлись

вместе. Я почти чувствовала, как они

соприкасаются. Я знала, чего он хотел. Чтобы я

пообещала, что увижусь с психотерапевтом.

— Хорошо. — Я оказалась вне его досягаемости

и пошла к дому. Вставила ключ в замок, но руки

дрожали так сильно, что я не могла повернуть его.

Айзек подошёл ко мне сзади и положил свою руку на

мою. Его кожа показалась мне тёплой, будто он

просидел на солнце весь день. Слегка зачарованная, я

наблюдала,

как он использовал обе наши руки,

чтобы повернуть ключ. Когда дверь распахнулась, я

застыла на месте, спиной к нему.

— Сегодня вечером я собираюсь домой, —