Медсестра назвала моё имя.

— Сенна Ричардс.

Я встала и пошла.

У меня рак молочной железы. Я могу

рассказать о том, что испытывала в тот момент,

когда доктор Монро подтвердил это. Слова, которые

он сказал мне после, должны были утешить,

успокоить; но суть в том, что у меня рак молочной

железы.

Я думала о красном велосипеде, пока шла к

машине. Не плакала. Не была шокирована. Просто

думала о красном велосипеде, который мог летать.

Не знаю, почему я ничего не чувствовала.

Может

быть,

человек

может

справиться

одновременно лишь с одной дозой душевного

истощения. Я скользнула на пассажирское сиденье.

Айзек

сменил радиостанцию, но переключил

обратно на классическую, прежде чем сдать назад.

Он не смотрел на меня до тех пор, пока мы не

подъехали к моему дому, где он открыл входную

дверь моими ключами. Только после этого доктор

посмотрел на меня, и мне захотелось провалиться

сквозь землю. Не знаю, какого цвета его глаза, не

хочу знать. Я протиснулась мимо него в прихожую и

остановилась. Не знала куда идти — на кухню? В

ванную?

В

кабинет?

Всё

казалось

глупым.

Бессмысленным.

Мне

хотелось

остаться

в

одиночестве. И в тоже время не хотел а оставаться

одной. Хотела умереть. И вместе с тем не хотела

умирать.

Я побрела к барному стулу, к тому, с которого

открывался прекрасный вид на озеро и села на него.

Айзек прошёл на кухню. Он начал варить кофе, а

затем остановился и посмотрел на меня.

— Не возражаешь, если я включу музыку? Со

словами?

Я покачала головой. У него глаза серого цвета.

Он включил плеер и положил телефон на хлебницу,

пока засыпал перемолотый кофе в фильтр.

В этот раз играло что-то более оптимистичное.

Песню исполнял мужской голос. Темп был настолько

необычным, что я нейтрализовала свою способность

ничего не чувствовать, и слушала.

— «Alt—J», — сказал Айзек, когда увидел, что

я слушала. — Песня называется «Breezeblocks»

(Прим. ред.: британская инди-рок группа, основанная

в 2007 году в городе Лидс. «Breezeblocks» — песня с

их дебютного альбома « An Awesome Wave

» , композиция была выпущена 18 мая, как второй

сингл с альбома).

Айзек посмотрел на меня.

— Необычно, правда? Я играл в группе. Получал

удовольствие от музыки.

— Но ты же врач. — Я поняла, насколько глупо

это прозвучало уже после того, как произнесла.

Вытянув локон седых волос, я дважды накрутила его

на палец, прямо до самых корней. Не распутывая,

облокотилась локтем о столешницу. Мой безопасный

оплот.

— Я не всегда был врачом, — ответил он,

вытаскивая две чашки из шкафчика. — Но когда стал

им, моя любовь к музыке никуда не делась... так же,

как и татуировки.

Я посмотрела на его предплечья, где они

выглядывали из-под рукавов. Я всё ещё разглядывала

их, когда он протянул мне кофе. Моему взгляду были

доступны лишь краешки букв.

Вручив мне кофе, Айзек начал готовить обед. У меня

не было аппетита, но я не смогла вспомнить, когда

ела в последний раз. Я нехотя слушала слова песни,

которую он включил. В последний раз, когда я

слушала такую музыку, группы милых мальчиков

заполонили все радиостанции своими слюнявыми

банальными песнями. Я подумывала спросить, кто

поёт, но он опередил меня:

— «Florence and the Machine» ( Прим. ред.:

британская группа, образованная в Лондоне, Англия,

в 2007 году и исполняющая инди-поп с элементами

блюза, музыки соул и готического рока ). Тебе

нравится?

— Ты зациклен на смерти.

— Я хирург, — ответил он, не отвлекаясь от

нарезки овощей.

Я покачала головой.

— Ты хирург, потому что зациклен на смерти.

Айзек ничего не сказал, но немного замешкался

перед тем, как порезать цукини, буквально на долю

секунды, но мои глаза замечали абсолютно всё.

— Как и все мы, не так ли? Мы поглощены

собственной

смертностью.

Некоторые

люди

правильно питаются и занимаются, чтобы продлить

свою жизнь, другие пьют и принимают наркотики,

бросая вызов судьбе, также есть те, кто плывёт по

течению, они пытаются игнорировать смерть в

целом, потому что боятся её.

— К какой группе относишься ты?

Он отложил нож и посмотрел на меня.

— Я был приверженцем всех трёх. А теперь я в

растерянности.

Правда. Когда в последний раз я слышала такую

суровую правду? Я долго наблюдала за ним, пока он

раскладывал еду на тарелки. Когда Айзек поставил

тарелку передо мной, я озвучила свою новость. Это

напомнило чих, непроизвольно вырвавшийся из

моего тела, и когда он случился, я почувствовала себя

неловко.

— У меня рак груди.

Айзек застыл. Двигались только глаза, взгляд

которых медленно встретился с моим взглядом. Мы

не двигались... одну... две... три... четыре секунды.

Будто он ждал кульминационного момента. Я

чувствовала необходимость сказать что-то ещё. Такое

со мной впервые.

— Ничего не чувствую. Даже страха. Ты

можешь

мне сказать,

какие

чувства

нужно

испытывать, Айзек?

Его кадык дёрнулся, он облизнул губы.

— Это эмоциональное оцепенение, — наконец,

ответил доктор. — Просто смирись.

И всё. Тем вечером мы не произнесли больше

ни слова.

На следующий день Айзек отвёз меня в

больницу. Я покидала дом всего лишь третий раз, но

при мысли о возвращении туда, меня тошнило. Мне

не хотелось есть яйца или пить кофе, которые он

поставил передо мной. Айзек не заставлял меня есть,

как сделало бы большинство, и не смотрел на меня с

тревогой, как большинство смотрело бы. Всё было по

существу, не хочешь, есть — не ешь. Когда диагноз

«рак» зависает над тобой как Дамоклов меч,

становится страшно. А так как мне итак уже было

страшно, то ситуация только усугубилась; один страх

смешался

с

другим

страхом.

Я

как

будто

унаследовала ракового гремлина. Я предполагала,

что он выглядит как мутант, как и мои гены. Он

зловещий. Скользкий. Не даёт спать по ночам, грызёт

внутренности, вынуждая разум испытывать страх,

который побеждает здравый смысл. Я не готова

вернуться в больницу. Ведь там я в последний раз

испытывала страх, но я должна была, потому что рак

пожирал моё тело.

Анализы и исследования начались около

полудня.

Сначала

я

проконсультировалась

с

доктором Акела, онкологом, с которой Айзек учился

в медицинской школе. Она полинезийка и так

поразительно красива, что у меня отвисла челюсть,

ко гд а женщина вошла. Её кожа источала запах

фруктов, и этот аромат напомнил мне о вазе на моём

столе, которую Айзек периодически пополнял. Я

выдохнула, чтобы избавиться от этого запаха и стала

дышать через рот. Она говорила о химиотерапии. Её

взгляд был участливым, и у меня сложилось

впечатление, что врач выбрала профессию онколога

потому, что её по-настоящему волнует эта болезнь.

Ненавижу людей, которых что-то волновало. Они

выпытывали, вынюхивали, и от этого я чувствовала

себя не такой человечной, потому что меня никто и

ничто не волновал.

После

доктора

Акела

я