…И вот, на песчаную поляну вползает струя серого шелка!.. Одна, другая, третья — это змееныши…

А вот и огромные, красные и черные рептилии, злобно шипящие — сгустки ужаса для людей… Еще недавно свитки мороженого мяса, а ныне — зрелище, от которого не оторвать глаз.

Это змеи прошлых лет — уже взрослые, уже старые. И их тоже манит весенняя свежесть.

Дыша всем телом, они свиваются и взбираются одна на другую, на третью, возвращая себе молодость и любовный пыл.

Их все больше и больше, этих источающих заразу клубков. Все они спешат сюда ради одного — одного мига всеобщей любви, а шипение их и причмокивание очень похожи на бульканье масла на сковородке над огнем.

Они соединяются в едином порыве любви, единой злобе, в любовной пытке. Оргия извергает жидкую слизь и сама же уходит в нее.

Вся эта масса становится одним единым сердцем небесного ада.

И я тоже начинаю им свистеть — и мой свист застывает в воздухе — ведь он сливается с апофеозом наслаждения этих уже готовых успокоиться, удовлетворенных тварей.

И в эту минуту дрожит земля и исчезают тени, уступая место слепящей ясности.

И вот — огромное выходящее из-под земли многоцветное существо… Существо из золота, серебра и силы, получеловек на коротких, согнутых ногах арлекина и длинных руках, теряющихся в рукавах малинового камзола; полузверь с волосатым, шерстнатым хвостом.

Двойная сущность — человекозверь. Я хорошо это знаю, ведь он и мой Хозяин тоже.

Конечно, он видит меня и может, конечно, меня сожрать, но ему лень. Нет, у него другое на уме, у него для меня задание, и я должен предстать пред ним.

Он сегодня кажется мне прекрасным и благородным, как никогда, столь прекрасным, что и я ощущаю причастность к его величию, его Величеству. А я ведь не видел его с той самой ночи, когда он сделал меня тем, кто я есть…

Вот уже семь лет, как я так хочу перестать быть таким.

Вот уже семь лет каждую ночь я с голодным брюхом ношусь по земле в поисках свежего мяса.

Вот уже семь лет он и только он — мой полный хозяин.

Вот уже семь лет, как люди боятся ко мне приблизиться, ненавидят меня, но больше боятся.

Вот уже семь лет, как они каждую ночь вздрагивают от воспоминания о моей ужасающей силе…

Вот он приближается к этому клубку змей, который снова становится все больше и больше. Никакие змеиные укусы, как, впрочем, и человеческие слова, ему не повредят. Ведь он абсолютный суверен Зла.

Я, конечно, понимаю, что он пришел, чтобы посетить сообщество своих адептов… Или, склонясь над змеями, он хочет услышать их присягу.

Но нет!.. Он говорит сам… Он шевелит губами, но изо рта его исходят не слова, нет, но змееныши…

И я вижу кончик его языка — это хвост змеи, живущей в его глотке. Змея свивается, выползает из нее и присоединяется к остальным змеям, полным желания.

Каждый год именно так змеи обновляют себя и продолжали свой род. Исток этого рода — в нем самом.

Кажется, Господин устал. Одним движением руки он останавливает змеиное шипение и свист. Змеи замирают — старая кожа отходит от них. Каждая — обновлена.

Когда они приближаются ко мне, я начинаю различать их черты. Да, да, у них человеческие лица, лица мужчин и женщин, которых я видел когда-то, в той, забытой мною, жизни — я узнаю знакомых, я узнаю свое прошлое.

Самое удивительное во всем этом — то, как он выказывает через все и вся свое непобедимое могущество.

И вот он удаляется, унося за собой золотой столп, тянущийся по черному небу.

В Арманьяк Нуар до сих пор верят, что жабы участвуют в шабашах, куда их специально приносят. Те, кто это делает, так и называются — «жабоносцы». Юные пастухи преследуют подозреваемого в этом криками «На шабаш! Жабоносец!»

В Альбре говорят, что у того, кто трижды побывал на шабаше, на сетчатке глаза есть отпечаток жабы. Его же можно найти прямо на зрачке или на мочке уха.

Расскажу вам про совсем недавний шабаш, в котором участвовали даже кюре — и не один, и высокого сана, даже в митре, и все они принимали присягу и отдавали почести Дьяволу-виноградарю.

Было это в Сансерре. Если точнее, то в Буе-ан-Сансеруа. Каждый год в августе строили специальные подмостки на месте, называвшемся «Бандитский квадрат» — вокруг этого места, в чаще, всегда этой нечистой силы было столько, что надо было напиться до белой горячки, чтобы туда сунуться. И вот именно туда, на подмостки, ставили еще одну огромную бочку, на которую возводили того, кто был избран «колдуном года».

На бочку надо было вскочить на лошади, а там выпить сразу три сорта вина — белого, розового и красного. Затем надо было присягать тому, кто все это создал. Мальчики из церковного хора при этом пели — на них было надеты маски чертенят и шапочки колдунов. Если и вам назову имена тех, кто здесь бывал из тех, кого вы причащали без исповеди, вы очень удивитесь.

Я там бывал. И этого не скрываю.

«Одержимость» — весьма выразительное слово, означающее все бесчисленные виды психических извращений, в то же время не имеющих никакой связи с тем, что открыто или сокрыто происходит в организме человека.

Одержимый человек действует, терзаемый таинственной и незримой силой, толкающей его на зверские и огненно-страстные проявления вплоть до изрыгаемого из чрева воя; только особые молитвы могут принести исцеление одержимому. Такие случаи упоминаются в Евангелии, им несть числа в Средние века, в житиях святых и в хрониках монашеских орденов. Свидетелями их являются все места, привлекающие паломников, все знаменитые базилики, и часто в Арсе, в Лурде, в Парэ-ле-Моньяль, да и просто в некоторых обителях можно встретить воющих и все разрушающих на своем пути одержимых, то есть держимых вредоносным духом, овладевшим всем существом человека и проникшим в каждую пору его плоти.

Святой Григорий Великий в своих знаменитых «Диалогах» непритязательно описывает любопытный случай одержимости. Одной римской монахине, гулявшей по монастырскому саду, очень захотелось салата-латука; она нарвала его и стала есть, забыв при этом произнести благословение, и тут же в нее вошел Дьявол. Испугавшись, она послала за отцом Игнациусом, знаменитым изгонителем нечистой силы. Как только отец Игнациус появился, Дьявол возрыдал и возопил: «Что я наделал? Я сидел на листьях этого салата sedebam ibi super lactucam; эта женщина откусила листок, и теперь я внутри ее!» Святой с помощью молитв и клятв заставил нечистую силу покинуть тело монахини.

Когда демоны вселяются в тела одержимых и становятся там хозяевами, они причиняют бесчисленные и нестерпимые страдания; наивысшее искусство христианина в том, чтобы заставить их покинуть облюбованное обиталище. Некоторые одержимые, вроде упомянутых в Евангелии, имели в себе легионы демонов, и было очень нелегко вынудить их выходить по очереди через естественные плотские отверстия, воистину образуя целые гирлянды.

Молитвы, произносимые для освобождения несчастных мучимых демонами людей от вражеского присутствия, назывались отчиткой (exorcisme); они были в широком употреблении — Церковь без колебаний отделила отчитку от других видов священнослужения и составила из экзорцистов (чтецов) один из своих четырех основных чинов; экзорцисты полностью отдавали себя служению несчастным, страждущим от темных воздействий. Они занимались только своим непосредственным делом и ничем иным.

(Вскоре мы познакомим вас со словами и последованием отчитки.)