— Ты просто не находил у себя в комнате записки со странными предупреждениями! — огрызнулась Сидни.
— Что? — удивилась Лекса. — Какие ещё записки?
Сидни подошла к столу и взяла что-то, а затем поднесла это что-то, которое оказалось бумажкой, к камере, чтобы мы смогли разглядеть, что там написано.
— "Не стоит бояться, но стоит молиться. Самое ужасное ещё впереди", — прочитала я. — Что за брехня?
— Понятия не имею! Наряду с этой брехнёй я ещё получила распахнутое окно, перевёрнутый с ног на голову шкаф…
— Да этот злоумышленник реально силён, раз шкаф перевернул, — перебил её Томас.
— Не в этом смысле! Все мои вещи, которые там лежали, на полу оказались! И на столе бардак, будто кто-то у меня проводил… обыск?
— Твою мать, — ругнулась я, подняв взгляд на потолок. Нет, ничего я на этом потолке не нашла, просто он здесь был каким-то… особенным. — Обыск. Ха. У нас здесь тоже обыск.
— Хочешь сказать, кто-то устроил тот беспредел у Сидни в отместку? — спросила Лекса.
— В отместку это могла сделать лишь владелица этой комнаты. А мы прекрасно знаем, что это невозможно.
Она кивнула и вытащила из кармана флэшку.
— Я сброшу оставшиеся переписки, — пояснила она, усаживаясь к ноутбуку. Она быстро вставила в него флэшку, поводила мышкой.
— Сидни, а ты уверена, что это связано с этой историей? — осторожно поинтересовалась я.
— По логике это связано, — ответил за неё Томас. — Смотри, тут написано про молитву. А Лекса на кладбище молилась.
— Что? — фыркнула она со своего места.
— Все слышали, не притворяйся, — сказал он. — Я ж не собираюсь тебя теперь за это головой в унитаз пихать.
— Но кто мог об этом узнать? — раздался голос Сидни. Я пожала плечами.
— Подожди… ты хочешь сказать, это кто-то из наших? — Томас раскрыл рот от удивления.
— Билли? — предположила Лекса, выдёргивая свою флэшку из ноутбука. — Ну а что, вполне вероятно.
— Сомневаюсь. — Я покачала головой, затем обратилась к Сидни. — Ладно, Сид, мы, пожалуй, уже пойдём отсюда. Завтра расскажу, что мы нашли.
Она кивнула, и её изображение погасло.
За пару минут мы убрали всё по своим местам (кроме, конечно, личного дневника Хейли) и покинули злосчастную комнату.
Казалось, что мы ввязались во что-то страшное. Или нас погрузили в это что-то. Главное, мы не знали, кто. И это было даже страшнее, чем происходящее.
***
— Об окружающем мире надо говорить правду, — заявил мистер Мэден. — И правд этих всегда много. Вот, например, Шарлотта, эта тетрадь неподвижна?
Я скривилась. Какой чёрт позволил моим родителям дать мне это имя? И ведь самое обидное то, что оно всем нравится. Всем, кроме меня самой. Будто это имя принадлежит не мне, живому, как мне ещё кажется, человеку, со своими эмоциями, чувствами, желаниями, а какой-то вещи.
— Естественно, — не долго думая, ответила я. Вернее, лучше сказать, бросила. Он кивнул.
— А ты что скажешь, Томас?
— Это смотря относительно чего, — сказал Томас. — Вот относительно стола она неподвижна, а относительно, например, вас движется.
— Правильно, Сайфер. Напомни мне потом, чтобы я поставил оценку тебе в журнал.
Ну конечно. Если Томас отвечает, то уж точно правильно, и совершенно железно — на оценку. Хорошую. Даже если говорит всего два слова.
— Ну, относительно меня она неподвижна, — говорю я, и через секунду мне кажется, будто я ляпнула что-то лишнее.
— И ты, и Томас — вы оба правы, — заверил меня мистер Мэден. — Как я уже говорил, правд в жизни много. А вот истина… она одна.
— Какая же? — раздался голос Ала, сидевшего в конце класса. Ал… такой забавный мальчишка. Веселится, радуется жизни. А у нас что? Дурдом.
— "Моя правда — самая истинная", — со значительным видом процитировал мистер Мэден. Он всегда менял голос, когда что-то цитировал. И ещё рукой взмахивал, будто начинал петь оперную партию. — Это из "Женитьбы Фигаро". Читали? Нет? Почитайте. Моя любимая комедия. Фигаро был славный малый. Он ещё говорил, что "есть такая правда, которую все знают, но о которой умалчивают, потому что не всякую правду можно говорить.".
— "Есть такая правда, которую все расхваливают, да не от чистого сердца…" — на всеобщее удивление вдруг задумчиво подхватила Бриджет.
— "…потому что не всякой правде можно верить", — закончил за неё мистер Мэден.
— Вы… вы оба… вы серьёзно знаете её наизусть? — ошеломлённо отозвался Тобиас, который как обычно сидел рядом с Алом. При этом он не смотрел на Мэдена, он смотрел на Бри. А Бри сидела как ни в чём не бывало, будто это и не она вовсе сейчас выстрелила цитатой из любимой нашим физиком комедии.
В ответ мистер Мэден лишь лукаво подмигнул ему. А я закатила глаза. Уж что-что, а этот вечный цирк с нравоучениями меня уже начинал раздражать.
Хорошо, что звонок прозвучал меньше чем через полминуты после вопроса Тобиаса. Мэден быстро разъяснил нам, что стоит прочитать в учебнике, хотя читать это будут лишь Томас и Бриджет, и мы, собрав свои тетрадки, устремились к выходу из класса.
И снова мы должны были встретиться в столовой. Понимаю, звучит странно. Будто у нас в школе мест других нет. Знаете, иногда мне тоже так кажется. Потому что коридоры всегда забиты учениками, как улья пчёлами, и там не протолкнуться. Упустишь момент — и всё, тебя ужалили. Кабинеты, хоть они и симпатичные, не вызывают острого желания провести там больше, чем время, отведённое для урока. Вот и получается, что единственное адекватное место во всей школе — столовая. В женский туалет же, который, кстати говоря, у нас не из лучших, ни Томаса, ни Билли не пустят. Хотя Билли, я уверена, с радостью пошёл бы на такой трюк. С него станется.
***
Хейли любила наряжаться, считая, что она принцесса. Помню, как она была разочарована, когда поняла, что ни короны, ни диадемы ей не видать.
Я ненавижу все эти магазины одежды. Ненавижу все эти модные кофточки, платьица, ещё что-то такое же странное. А Хейли любила таскать меня в эти магазины, проводя там ну если не по несколько часов, то всё равно немало времени.
Помню, однажды ей пришло в голову прикупить новых платьев. Угадайте, какова была моя реакция?
Тем не менее, мне пришлось пойти с ней.
— Почему ты не любишь ходить в магазины, которые не связаны ни с книгами, ни с едой? — спросила она меня тогда.
— Забежать в магазин сувениров я не против, — возразила я, но тут встретила её возмущённый взгляд.
— Дурочку из себя не строй, — сказала Хейли, оперевшись рукой на стенд с вешалками, на которых висели разноцветные майки со странными и не очень надписями. — Все девочки любят красиво одеваться.
— Может, я не девочка, — пошутила я. — Я люблю удобно одеваться. А красиво… некрасивые вещи я же не куплю, так ведь?
— Всё равно когда ты со мной, все будут смотреть на меня, — захохотав, сказала она.
Казалось бы, все и так смотрели на неё. Но нет, ей захотелось больше внимания. Или ради чего она вступила в эту секту? Или чем это сборище являлось.
Лексе удалось раскрыть другие переписки. В принципе, ничего в них интересного не было. Типа "привет, как дела", "до скорого, пока". И ни слова про шабаш. Это было странно.
Личный дневник для нас оставался чем-то священным. Нет, мы не молились ему. И не приносили жертвы. Но мы хранили его до лучших времён, понимая, что в нём мы сможем найти что-то действительно важное. Хотя о каких лучших временах мы можем говорить, когда всё и так уже хуже некуда?
Бриджет была рада принимать во всём этом участие. Она словно почувствовала себя частью чего-то очень важного. Не скажу точно, как я к этому относилась. Сидни вон радовалась, будто в лотерею выиграла. А мне, если честно, вообще по барабану.
Но в то же время это задевало меня, ведь, как оказалось, всё это касалось Хейли. Моей лучшей подруги. Не их.
И по идее, это не их проблемы.