В открытое окно дохнуло соленой морской свежестью. Знакомо гуднул собирающийся отчаливать городской паром. Справа замелькали начинающие зеленеть платаны в сквере у театра Луначарского…
Почему я так волнуюсь?
Машина миновала сквер и вкатилась на территорию Детского бассейна. Последнюю сотню метров мы уже ехали по пешеходной зоне, если честно. Но Борюсика это почему-то особо не тревожило. Привык, наверное, чувствовать себя всюду хозяином жизни. Так и здесь – внаглую припарковал «Победу» прямо на въезде, возле каменных шаров, разукрашенных под глобус Земли. Кажется, даже слегка перегородил выход.
Случайно?
Я выбрался из салона, сочно хлопнув дверью. Белобрысый, вышедший из машины чуть раньше, недовольно зыркнул в мою сторону, но промолчал.
Мы направились вглубь территории, благо по случаю праздничного дня она выглядела пустынной. Сторож, скорей всего, пошел поглазеть на парад – тут совсем рядом. Беззаботное время! А что тут возьмешь в бассейне? Интерес был только у нас.
Здесь внутри одной из подсобных построек находился замаскированный проход в коротенький подземный лаз, ведущий в наш спортзал. Каких-то полсотни метров. Но с кучей изгибов, поворотов, микроскопических спусков и подъемов, и в конце – с шикарной старинной винтовой лестницей, ведущей прямо в санузел спортзала.
– Отсюда что, черный ход есть? – Борюсик на ходу с любопытством рассматривал внутреннюю кухню школы начинающего малолетнего пловца.
Да ты, брат, капитан Очевидность!
– Зачем? Просто телепортируемся. Вон там, прямо из-под уличного душа… да шучу я, шучу. Телепортация у нас еще… не до конца протестирована. Сбоит, зараза. Может частями выбросить…
– Снова шутишь?
– Да ты прямо в корень зришь!
Что-то я развеселился не по делу. Нервячок? Да, похоже.
– Ты не обращай внимания. Шутки – они… нам только на пользу. Помогают, понимаешь, психику стабилизировать. В твоем случае это крайне полезно. Пусть даже и для профилактики. Пришли. Помоги мне «корабли» эти пенопластовые разобрать.
В подсобке – до потолка навалены пенопластовые поплавки, на которых детишки учатся плавать. За штабелем – легкая фанерная шторка, а за нею – тяжеленная бронированная дверь, ведущая в бомбоубежище, я так полагаю. Судя по огромному штурвалу-запору, массивным петлям и толщине самой конструкции.
Кстати, если что-то пойдет не так, Борюсика можно просто оставить в этой микроштольне. Света там нет, поворотов масса, а выхода только два – здесь и уже в самом спортзале. Есть, конечно, ответвления, но они все или заварены, или забетонированы.
– Крутани этот штурвал, Борис Яковлевич, а то у меня веса не хватает. Против часовой, на четверть. Ага. Вот так.
Из подземелья пахнуло морским илом и водорослями.
Белобрысый не торопился входить первым. Вновь чуйка? У меня что, на лбу написаны все мои черные замыслы?
– Чего ты? Пойдем. Тут рядом.
Я шагнул в темноту.
– Держись за мной.
Почему он медлит?
– Слышь, малой. А этот твой доктор – он обо мне вообще знает?
Хороший вопрос. Главное – своевременный. И что радует – очень уместный. Отчего бы и не поговорить на эту тему, стоя спиной к собеседнику в вонючем полумраке?
– Знает-знает. Они, брат, все про нас знают. Это как правило. Только в твоем случае небольшое исключение образовалось. Но ведь нашелся же ты! Не правда ли? На радость наших яйцеголовых ученых. Пошли давай…
Зашел все же внутрь.
Со скрипом затворил за собой массивную дверь. Молчит пока, и слава богу. Думать тебе, дорогой, сейчас очень вредно. Тем более что во всей моей версии, в этой шаткой конструкции я сам только что обнаружил явный и крайне очевидный изъян.
И это…
– Слышь, малой? Я тут чего подумал, а зачем ты сегодня на заборе сидел? Чего там у татар выглядывал?
Да. Действительно странно. Но не смертельно.
– И чего сразу ко мне не пришел? К чему эта бойня в больнице? Или… ты не знал!
Бинго!
Умный мальчик. Стопроцентное попадание… в стык броневых листов. В самое слабое место моих фантастических нагромождений. И это тогда, когда очень сложно быть убедительным, нащупывая в темноте правильную дорогу и пытаясь оппонировать, находясь спиной к собеседнику. Которого к тому же еще и не видишь.
Ну, что тебе стоило еще минут пять помолчать! Растормозился на мою голову.
– Так надо было, – буркнул я неопределенно, – не мне решать, коль не я все это заварил…
Ох и слабая же аргументация!
– Постой! – в голосе Борюсика появилась новая звенящая напряженность. – Тебе когда разрешили со мной общаться? Сегодня? А когда успели? До или после «крошева» во флигеле? Ты же говорил, что среди кагэбэшников никто про нас не знает. Тогда кто. Тебе. Дал. Разрешение?
С каждым словом голос за моей спиной раздавался все ближе.
Или он говорил громче?
Нет! К голосу добавилась еще и рука, нащупывающая мою спину.
Я рванулся вперед. И в сторону, зная, что через два метра темноты будет поворот направо.
– Стой! Стой, гаденыш!
Сработала все же звериная чуйка. Не донес клиента – какой-то пары десятков метров не хватило! Сзади искомое тело с шумом и зубовным скрежетом врезалось в кирпичную кладку – не вписалось в невидимый изгиб коридора.
Добрее от этого тело не стало.
– Убью! Шмакодявка. Молись, щенок!
Обидно, слушай. Второй раз обидно.
Мокрая галька невидимыми брызгами разлеталась из-под моих стремительно перемещающихся ног. Настолько стремительно, насколько позволяли бесконечные повороты подземного хода. Сзади белобрысое чудище тоже фиксировало все изменения направления коридора – только своими плечами и боками, шумно кроша ни в чем не повинный кирпич.
На мою беду, абсолютного мрака в подземелье не было. Вентиляционные решетки, воздуховоды, сизый блеск воды в глубоких колодцах – отовсюду струился тревожный сумрак. Мало для полноценной ориентации, но вполне достаточно, чтобы враг не терял меня из виду.
Он и не терял.
Хватка у него была что надо. А чего я еще ждал? Сам недавно с умным видом эксперта-психолога рассуждал про «человека действия». Вот теперь это действие во всей своей красе и наступает на мои многострадальные пятки.
Причем буквально!
Споткнувшись о невидимый уступ, который, кстати, я благополучно миновал, Борюсик с рычанием вперемежку с нецензурной бранью сменил вертикальное положение на летящее горизонтальное и сразу же сократил дистанцию преследования до нулевой. Я почувствовал сильный толчок под колено и неожиданно потерял равновесие. Правда, не упал. Точнее, не совсем упал. Так как двигаться я все же продолжал, но уже не на двоих, а сразу на четырех конечностях.
Жить, наверное, очень хотелось.
– Уб-б-бью!! Кр-р-рысеныш!!!
Там вообще сзади – человек или животное?
Судя по дикции и характерному рычанию, от сапиенса там оставалось уже очень мало. Там бесновалось и пульсировало одержимое жаждой крови нечто, страстно желающее удовлетворения жгучей обиды, вызванной чудовищным унижением чувства собственного достоинства.
Его переиграли! Его водили за нос и дурачили до самого последнего момента.
И кто?!
Вот откуда эти «шмакодявки», «щенки» и «крысеныши»! Его все же достает моя видимая сущность. Ему плевать на то, что находится в этой детской головке. Его бесит сама эта головка! Ему невыносимо осознавать, что его облапошил ребенок, пусть даже он и не совсем… ребенок.
Да, Борюсик, как я мог вообще тебя сравнивать со Спинозой?
У тебя же инстинкты на первом месте!
Ба-бах!
Яркая вспышка резанула по глазам.
А, черт! Он что, стреляет?! Я попытался вскочить на ноги.
Бах! Бах! Бах!
Огненным шкворнем полоснуло по левому предплечью, и я вновь кубарем покатился по мокрой земле. Что-то болезненно ударило в правый бок. На камень грохнулся?
Мыча от боли в руке, я опять рванул на четвереньках вперед. Болит – это хорошо. Это значит, по касательной. Если в мякоть или, не дай бог, в кость – рука сразу немеет. В ушах звенит от грохота выстрелов. Я оглох или белобрысое чудовище перестало стрелять?
