Гришка раскланялся, отложил гитару и достал из комода плавленый сыр, банку шпрот и четыре пряника. Под разговоры эротического содержания, лихой квартет уговорил две бутылки портвеша за полчаса. Волобуев собирался уже сгонять за добавкой, но Шишову позвонили из редакции и предложили получить гонорар. Гриня выругался, но покорно урулил за деньгами, а девушки сразу прыгнули Максимычу на колени и принялись расстёгивать на нём рубашку. Волобуев бурно задышал и принялся беспощадно лапать проказниц за грудь и бёдра. Он представил себе секс на троих, и от этих мыслей у него даже в голове застучало. Однако девушки как будто чего-то ждали и не спешили отдать Волобуеву самое дорогое. Семён Максимович решил форсировать события, он обнял их за шеи, прижал к себе и поинтересовался.

– Шалуньи, а как насчёт секса втроём?

– Какого секса? – округлили глаза барышни.

– Такого, – игриво зажмурился Максимыч.

– Это будет стоить старику Волобуеву, – прикинула в уме Инесса, – всего двести баксов. Бабульки вперёд.

– Сколько!?

– Ну, хорошо, хорошо, сто, – поправила подругу Виолетта.

– Гусары денег не берут, – отшутился Семён Максимович, – девчонки, а не заняться ли нам любовью с первого взгляда?

– Дядя Сёма, пора бы уже понять, что инвалидам и престарелым девушки бесплатно не дают, только за деньги, – напомнила Инесса.

– Мы пойдём, сполоснёмся, – предупредила Виолетта, – а ты, старый, пока решай, что тебе дороже: любовь или деньги?

Девчонки отправились в душ, а Волобуев заскучал. Что там решать, в кармане Максимыча хранилось всего сто пятьдесят рублей. На две бутылки портвейна хватало с лихвой, а на двух путан, к сожалению, нет. Даже на одну не удавалось наскрести. Униженный и оскорблённый Семён Максимович, возмущённо хлопнув дверью, убыл восвояси. По пути он громко и нецензурно выражался, бранил современную молодёжь за продажность и бубнил.

– Да что бы я… Да ещё раз… Да никогда… Ведь он не просто так смылся. Якобы за гонораром поехал, как же! Сутенёр поганый… Ноги моей больше ни у кого из «детей» не будет! – клялся и божился Волобуев, топая домой после «любовных утех».

Но в запасе оставалась ещё «дочурка». Уж она-то, родимая, не должна его подвести. Волобуев разведал место, где проживала его «любимая доча». Это оказалась пафосная новостройка в Кунцево. Злая, заспанная консьержка Максимыча даже в подъезд не пустила, обозвала «Красной Шапочкой» и посоветовала бомжевать в другом районе. Пришлось зарядить соседа по коммунальной квартире, чтобы тот порыскал по Интернету и разнюхал, где и кем работают его «короеды». Если Волобуев раньше располагал такой информацией, вряд ли бы он попёрся к безработному грузчику Жбанову или поэтическому сутенёру Шишову. Эти двое оказались вредоносными сорняками в его огороде. Зато остальные побеги плодоносили почище мичуринских саженцев. Его «дочурка», например, трудилась риэлтором в мощной конторе, к ней-то Семён Максимович и направился, когда немного отошёл после обид на любовном фронте.

Все стены риэлторского агентства были увешены жизнеутверждающими плакатами: «Нас рекомендуют друзьям», «Реализуем задуманное», «Двадцать лет работаем по совести и рекомендациям», «Ваш надёжный риэлтор», «Профессиональное сопровождение сделок», «Содействие в получении ипотечного кредита», «Обмен квартир и комнат любой сложности». Волобуев осмотрелся и попросил позвать Полину Волченкову в качестве личного консультанта. Вышедшая к нему девушка напоминала мартовскую рысь, такая же хищная и стройная, но с бриллиантами в ушах и телефоном последней модели. Её удлинённые глаза цвета денег светились на свету и в темноте, горя нечеловеческой жаждой наживы, в зрачках застыли стодолларовые купюры.

– Здравствуйте, – Волченкова улыбнулась накаченными губами, – чем могу помочь?

– Здравствуйте, Полина. Меня зовут Семён Максимович. Вы будете смеяться, но я ваш родной отец.

– Простите?

– Полюшка, я твой папа.

– Вы пьяны!? – возмутилась Волченкова.

– Исключительно от счастья, – Волобуев смахнул с ресницы несуществующую слезу, вторым глазом наблюдая за реакцией Полины.

Волченкова растерянно крутила в руках телефон, не зная, что и думать.

– Полюшка, – пустил невидимую миру слезу Максимыч, – а ведь ты так похожа на свою мать, смотрю на тебя, а вижу её. Как же я её любил, как холил и нежил…

– Семён Максимович, вы сейчас говорите о женщине или о кобыле? – перебила Волченкова.

– Я говорю о твоей маме, – всхлипнул Волобуев, – о единственной любви в моей жизни.

– А вы меня ни с кем не путаете? – Как можно?

– Как-то это всё неожиданно, – Волченкова почесала телефоном правую бровь, – скажите, Семён Максимович, а вам можно верить?

– Верить можно только трём вещам, – рассмеялся Волобуев, – деньгам, собакам и пожилым женщинам.

– Почему пожилым женщинам?

– Видимо, они уже никому не нужны и фактор предательства отпадает сам собой. Но уж точно кому нельзя доверять, так это молоденьким, хорошеньким девушкам. Обманут, как пить дать, знаю по собственному опыту.

Волченкову позвали на сделку, а Семён Максимович принялся разгуливать по офису, как у себя дома.

– Э-э-э, дядя, сюда нельзя!

Волобуев не расслышал предупреждения и впёрся в святая святых риэлторской компании. Там сидели работники колл-центра и отвечали на телефонные звонки. От плакатов, развешенных на стенах, бросало в дрожь. Девизы, подстёгивающие к деятельности работников квадратных метров и ипотек, были недвусмысленны и зловещи: «Без лоха жизнь плоха», «Чего ты ждёшь? Облапошь, надуй, обуй, вокруг пальца обведи и лошару разведи», «Мудрость учит в наши дни – разведи и обмани», «Смелость города берёт, глупость – кредиты», «Клиент всегда прав. Пока не заплатил», «Клиент совершает глупость в течение двадцати секунд, а потом двадцать лет объясняет себе и другим всю дальновидность своего поступка». На шум выбежала Полина и отвела Волобуева в отдельный кабинет, чтобы он не шлялся, где не попади. Она предложила Максимычу халявных леденцов и стала его грузить.

– Жить лучше люди хотели всегда. Но только сегодня наше законное желание приобретает новый психологический смысл: многих из нас в первую очередь интересует уже не количество общепризнанных благ, но качество нашей, именно нам принадлежащей и только нами управляемой жизни. А что лучше роскошной квартиры может продемонстрировать качество жизни? Именно квартира показывает градус нашей мотивации и статуса.

– Само собой, – ничего не понял Волобуев, но на всякий случай согласно кивнул головой.

– Лет двадцать назад, во времена вашей молодости, Семён Максимович, уровень жизни был совсем иной, нежели сегодня. Сейчас многое изменилось. Для людей помимо всех насущных удобств самым важным является такое понятие, как личностный рост. Личностный рост – знамя нынешней цивилизации, он важнее богатства и власти. В современном обществе становится всё больше индивидуализма, а потому нам всем знакомо чувство одиночества и желание целенаправленно найти твёрдые, безусловно, ценностные ориентиры. Квартира как основной показатель статуса является лучшим доказательством вашей состоятельности, успешности и деловой хватки. Квадратные метры, пересекаясь с личностным ростом, образуют такое понятие как статус. Статус, помноженный на мотивацию, даёт карьеру. Карьера, возведённая в квадрат, рождает желание найти себя и жить лучше.

– Перманентно, – брякнул Максимыч первое пришедшее на ум слово, – как вам так удаётся? Говорите умно и долго. А о чём говорите? Сам чёрт не разберёт.

– Я говорю о любви. Нужно любить своих клиентов больше, чем родителей. Ведь именно нас рекомендуют своим друзьям. Мы не просто помогаем людям приобрести жильё, мы делаем семью дружнее и крепче. Любовь к людям придаёт нам сил. Раньше считалось, что на каждого члена семьи должно приходиться по комнате. Сейчас это просто смешно. У каждого хомо сапиенс должно быть две комнаты. А лучше три.