Мужчина рождён, чтобы убивать мамонтов. И желательно, каждый день по мамонту. А иначе он не мужчина, а так – слизень, мякиш и лапоть. И женщина Каменного века, кутаясь в звериные шкуры, причёсываясь и почёсываясь, тарахтела: «Иди и убей. И без мамонта чтобы не возвращался. Ничего не знаю. Не моё дело. Твори, что хочешь, но чтобы к вечеру мясо было. И шкура чтобы без подпалин. А то вчера принёс чёртте-что: мясо жёсткое, шкура молью побита, бивни жёлтые, прямо как твои зубы. Ха-ха-ха!.. Ты его, наверное, и не убивал вовсе, а дождался, пока он сам от старости хвост откинет. Ты это прекращай. Всё должно быть по- честному: ты и мамонт. А если слаб в коленках, так и скажи, я в другую пещеру уйду. Меня, между прочим, зовут. Мне от рохли дети не нужны. Иди и докажи, что ты настоящий мужчина».

Неандерталец мотал косматой головой, брал каменный топор и топал из пещеры, куда глаза глядят. Потом одумывался и с рогатиной наперевес атаковал очередного мамонта, попутно размышляя над удивительной загадкой: почему в его племени женщин больше, чем мужчин? Мамонты, видя такое дело, сами вымерли, чтобы не доставаться блохастым недругам, а женщины переключились на деньги и украшения. Почему нет? Теперь мужчина должен исхитриться каждый день раздобыть денег, да побольше. Девиз: «Новый день – новый доллар» безнадёжно устарел. Сейчас женщины уверяют, что настоящий мужчина начинается от девяти тысяч долларов в месяц или трёхсот баксов в день. А иначе он не мужчина, а так – трутень, недотёпа и чмо.

Семён Максимович Волобуев, к великому его сожалению, не мог причислить себя к лику настоящих мужчин. Куда там… Триста «гринов» у него с трудом набегало за месяц, при этом половина уходила за съёмное жильё. А ведь когда-то Сёма был знатным охотником за крупными купюрами – он постоянно организовывал какие-то СП, ЗАО и ООО одноразового отмыва. Деньги давались ему подозрительно легко и, будучи весёлым и находчивым, Волобуев и предположить, не мог, что его ожидает стоптанная старость. Максимыч в молодости слишком легко относился к деньгам, им это не понравилось, и они стали его избегать. Сразу начались проблемы с женщинами. Дамы принялись безжалостно бросать Семёна на произвол судьбы и уходить в другие пещеры… простите, квартиры. Правда, потом они возвращались и норовили выставить за порог его самого. На робкие волобуевские протесты ему торжественно заявлялось, что настоящий мужчина должен покидать свой дом с двумя стопками. Стопка книг и стопка нижнего белья – прекрасное сочетание, чтобы начать новую жизнь. А вот про водочные стопки лучше забыть – алкоголь пробуждает в мужчинах самые худшие качества: лень и тягу к философии. Три женщины прошлись гусеницами по сёминой судьбе, как танки по чернозёму, три самки устроили свой быт, бросив стареющего самца доживать в коммуналке. Несколько благоустроенных квартир легло на алтарь бракоразводных процессов, но бывшие жёны всё равно уверяли, что это жалкая компенсация за проведённые с Волобуевым лучшие годы. Вы думаете, Семён Максимович стал женоненавистником? Ничего подобного. Снимая комнатушку в коммунальной квартире и готовясь отметить свой пятидесятилетний юбилей, Максимыч сохранил в себе юношеский романтизм и неутолимую жажду женского тела. Странно, но девушки не отвечали Волобуеву взаимностью, их не прикалывал толстенький, лысенький папик в тупорылых ботинках и красной бейсболке. Правда, иногда они целовали Семёна Максимовича в розоватое, безволосое темя, но при всём желании трудно было отнести это дуновение к поцелую страсти. Для подлинных чувств, и это отлично понимал Волобуев, не хватало денег – самого лучшего афродизиака и мерила мужской привлекательности. Ещё десять лет назад Максимыч мог легко набомбить несколько банкнот повышенного достоинства буквально за полтора часа, а сейчас приходилось завязываться в узел, чтобы раздобыть пригоршню монет. Волобуеву, конечно, хотелось думать, что дело не в нём, а в экономическом положении России, вынужденной вслед за Европой довольствоваться пятью процентами прибыли. Но факты говорили об обратном: молодёжь по-прежнему легко рубила «капусту», а ему доставались одни кочерыжки. Оставалось признать кислую истину: его голубые глаза выцвели, он устарел, утерял былую хватку и его комнатушка – предпоследняя остановка перед гробиком эконом класса. А так хотелось ещё психануть: сходить в дорогой ресторан, пожить в пятизвёздочной гостинице и прокатить в кабриолете загорелую цыпочку.

Волобуев начал попивать. А что ещё прикажете делать, если жизнь прошла, но не закончилась и сколько тянуть эту лямку, никому неизвестно. Максимычу не было ещё и пятидесяти, а он уже не знал, куда себя девать. А ведь каждое утро нужно было вставать, выскребаться из тёплой постельки и ковылять в коллективный сортир. Потом кружить по городу на общественном транспорте – Волобуев насекомил рядовым курьером, передавая корреспонденцию от одного недоумка другому. А уже под вечер, в одинаре, кирять отечественное пиво, сидя на скамейке в городском парке и оттягивать время до возвращения в свою конуру. В один из тихих майских вечеров Семён Максимович уныло тянул своё пиво, заедая одиночество кальмаровой стружкой. На соседнюю скамейку присел дядечка примерно его возраста в легкомысленных шортах, красной рубашке и малиновом пиджаке, ещё помнящем забойные девяностые. О-о-о, пиджак и его обладатель без сомнения знали лучшие времена! В лихие девяностые на такие пиджаки рекой лилось шампанское, и сыпались дамские поцелуи… В них проводились разборки и назначались встречи, на них занимались любовью и просыпали кокаин. А сейчас на потёртые лацканы падали лишь редкие капли дождя, да пивная пена от местного производителя. Мужик отставил бутылку в сторону, достал из кармана древнюю мобилу и принялся орать в трубку, как будто его адресат страдал врождённой глухотой. «Некультурный человек», – подумал Волобуев, – «горлопан». Семён Максимович где-то слышал, что мода орать пришла из горных селений, там сакли разделены расщелинами и пропастями, поэтому жители, общаясь друг с другом, вынуждены вопить, не щадя голосовых связок, чтобы быть услышанными. «Что ж он так орёт-то»? – покачал головой Волобуев, – «заведётся в парке один баламут, а все остальные вынуждены слушать его бредни». Однако речь незнакомца оказалась на удивление содержательна. Мужик не проклинал супругу и отчизну, начальника и членов правительства, а говорил о самом главном: как молниеносно и без летальных последствий для себя разбогатеть или, во всяком случае, поддерживать достойный образ жизни. Семён Максимович затаил дыхание и даже прекратил посасывать пиво, чтобы ни пропустить, ни слова.

– Ты думаешь, я спёкся!? – разорялся мужик в малиновом пиджаке, – думаешь, вышел в тираж!? Обломайся! Я опять на коне. Да, Нинон, представь себе! Я знаю лёгкий, реальный и мгновенный способ поправить свои финансовые дела. Не веришь? Ты никогда в меня не верила, никогда. А, между прочим, зря. Что? Я растоптал твою молодость и испортил жизнь детям? И этих неблагодарных скотов ты называешь детьми? Это же гнусные твари, исчадия ада, проклятие рода человеческого! Да! И сын, и дочь! Да на вас троих пробы ставить негде! Что? Зачем тогда звоню? Сам не знаю. Нет. Нет, ты послушай. У меня в руках выписка из медцентра. Что?.. Дура, я здоров и выгляжу на десять лет моложе. Просто ко мне попал список из семи детей, зачатых в пробирке. Ну и что? Вот так всегда: ну и что? А то, что теперь я могу стать родителем этим несчастным деткам, выросшим без отца. Господи, какая же ты непроходимая дура! Зачем? А затем, чтобы доить моих богатых спиногрызов! Им, сироткам по двадцать семь лет и среди неизбежных ленивцев и балаболок типа тебя и наших отпрысков наверняка найдётся пара достойных представителей рода человеческого. Как я себе это вижу? Очень просто…