Разговор наш по-прежнему не клеился. Мы молча шли вперед. Дорожка, которая вела нас, сузилась, и стебли растений доставали иногда до лица, приходилось отводить их рукой, чтобы проложить себе дорогу.

Я вспомнил Ласию, которую видел у Конда. С той, наверное, было бы проще. Подумав о ней, я стал сравнивать ее с Юрингой. Ласия была, пожалуй, красивее, определенно красивее, но что-то было в ее красоте такое, что привлекало лишь ненадолго. Ей не хватало мягкости и обаяния Юринги, чья красота не бросалась в глаза сразу, а разгадывалась постепенно, черточка за черточкой и поэтому всегда была свежей, новой и неизвестной.

— Что вы так смотрите на меня… Антор?

— Тебе, правда, не холодно?

— Чуть-чуть.

— Может быть, все же зайдем куда-нибудь?

— Как хотите.

— Я хочу, чтобы ты захотела чего-нибудь.

— Мои желания, увы, невыполнимы даже… — Она замолчала.

— Ты хочешь сказать, с моими деньгами? Не надо, лучше выскажи пожелания.

Она грустно улыбнулась. В сгустившихся сумерках смутно вырисовалась ее стройная фигура. Я нерешительно обнял ее за плечи и почувствовал, как она вздрогнула от моего прикосновения.

— Пойдем, Юринга, куда-нибудь, где много людей, тебе нужно отвлечься.

Она взглянула на меня:

— Вы странный, Антор.

— Чем же?

— Так.

Помолчала.

— Мне можно быть с вами откровенной?

— Да, конечно. Тебя что-нибудь угнетает?

— Да.

— Что именно?

— Вы!

— Я!?

Последовала неловкая пауза.

— Вы не сердитесь, — рука ее коснулась моей, — я не хотела вас обидеть, поймите меня правильно…

— Чего уж там, — пробормотал я, — но… разве я хуже других? Договаривай, если начала.

— Нет. Наоборот… лучше, поэтому и тяжело. С вами я снова чувствую себя человеком, а быть человеком в моем положении…

Дорожка закончилась тупиком, в котором стояла тесная скамейка.

— Не хочешь отдохнуть?

Она отрицательно покачала головой. Мы повернули и пошли обратно. Под ногами шуршали камешки.

— Почему ты решила, что я лучше?

Грустная улыбка скользнула по ее губам.

— Не решила. Это видно, Антор, и кроме того…

я женщина, а женщины сильнее чувствуют. Я здесь… не первый день и многое научилась понимать. Вы думаете, это было незаметно, как вы стыдились самого себя, говорили мне из-за этого резкости, хотели казаться хуже, чем вы есть? Или… вот только что вы обняли ни, вы сделали это… простите… неловко. Но как хороша эта неловкость!

Она протянула из-под накидки руку и быстрым движением сорвала головку едва распустившегося лироса.

— Отпустите меня, Антор… Найдется кто-то другой, с кем я забуду, что я человек. В обществе зверей проще, чувствовать себя животным… а так тяжело… и вам со мной тоже трудно…

Юринга споткнулась и уронила накидку. Я поднял и молча протянул ей.

— Спасибо… если хотите, — голова ее повернулась ко мне, — я подыщу вам девушку, с которой будет легче — такие есть.

— Замолчи!

Я схватил ее за плечи и повернул к себе.

— Ты…

— Я вас обидела? — Она смотрела мне прямо глаза.

— Прости, Юринга, — пальцы мои постепенно разжались, — это так… вспышка, сейчас пройдет.

Мы стояли возле ярко освещенного здания. Здесь сновали люди.

— Уйдем отсюда.

— Хорошо, уйдем.

Она покорно следовала за мной. Я остановился около свободной машины и открыл дверцу.

— Поедем?

— Куда?

— Просто так, тебе холодно, а здесь тепло, и потом… мне хочется тебе что-то сказать.

— Хорошо, поедем.

Мы забрались на мягкие сиденья и включили отопление. Не зажигая плафон, я нащупал щиток авто-управления и ткнул первую попавшуюся маршрутную кнопку. Машина тронулась, неся впереди себя яркий луч света. Приятно покачивало. Я первый нарушил тишину:

— Ты просишь отпустить тебя, Юринга, и предлагаешь взамен…

— Простите, Антор…

— Да нет, я уже не сержусь. Отец был прав, когда называл меня… Впрочем, не то я говорю. Я не хочу отпускать тебя, Юринга, не хочу.

Она отодвинулась.

— Я приехал сюда совсем ненадолго, и мне хочется отдохнуть, просто отдохнуть. Мне не нужны эти сногсшибательные аттракционы, хватит с меня и моих сегодняшних впечатлений. Здесь есть чудесные уголки, ты знаешь, в них грустно быть одному… Хочешь, будем вместе?

— Как вместе?

— Так. Представь, что ты приехала сюда вместе со мной, как приезжают другие, как приехал я сам, приехала отдыхать… Я не стану от тебя ничего требовать, ничего, понимаешь? Будь просто человеком, таки человеком, как тебе хочется. Я проведу здесь еще шесть дней, пусть они будут и твоим отдыхом. Хочешь? Или иди к другому, я тебя не держу…

Машина наклонилась на крутом повороте, и Юрингу прижало ко мне. Когда дорога выровнялась, я почувствовал ее руку, крепко сжавшую мои пальцы.

— Вы еще лучше, чем я думала… — тихо сказала она и положила голову мне на плечо. Глаза ее закрылись. Дальше мы ехали молча.

Я задумался о себе, о своей безалаберной жизни, бесцельно протекающей между небом и землей, и на сердце стало тоскливо до боли. Одиночество… вот что. Друзей много, а приклонить голову негде. Об отце я тогда не вспоминал. Да что отец? Отец есть отец, до известного возраста он был просто моим господином, а потом… Матери своей я почти знал. Они с отцом не были женаты, и я появился на свет так же, как появляется добрая четверть населения Церекса. После отец разыскал ее и, генетически подтвердив право на мою персону, забрал меня к себе. С тех пор я больше матери не видел, даже не знаю жива ли она и как ее имя. Одиночество… Постепенно мысли мои вернулись к Юринге. Может быть, она…

Машина затормозила. Я выглянул в окно. Мы стояли у странного, погруженного в темноту сооружения, забранного полусферическим куполом. Здесь делать нечего. Я наугад ткнул другую маршрутную кнопку, и машина снова покатилась.

Сделав несколько поворотов, дорога пошла по берегу моря. Волны широкими языками выплескивались на песок и разбивались на миллионы огоньков — это светились микроорганизмы. Открывшаяся картина была грандиозна. За пенистой грядой прибоя расстилалась волнистая гладь, испускающая слабое сияние и казавшаяся фантастической под опрокинутым куполом звездного неба. Я опустил окно, чтобы дать свободный доступ морскому ветру. Юринга вздрогнула и открыла глаза. Несколько мгновений она непонимающе смотрела на волны и потом неожиданно улыбнулась.

— Где мы?

— Не знаю. Ты спала?

— Нет, мечтала. Море… Какое оно красивое. Говорят, что из моря… А какой сегодня день, Антор?

Я назвал.

— Да, как раз в этот день, — задумчиво произнесла она, — в этот день, по преданию, один раз в десятилетие из моря выходит на берег могучий альмир Дзарас-Па. До полуночи бродит он по земле среди людей, одетый в скромное платье, и ищет похищенную у него Блам-Расом свою прекрасную дочь Улу-Пийю… Вы слышали эту легенду?

— Слышал когда-то, но, признаться, забыл уже…

— Рассказать?.. Я коротко.

— Я слушаю, Юринга.

— …Коварный Блам-Рас, горя желанием отомстить своему благородному сопернику, не мог умертвить Улу-Пийю, но он до неузнаваемости изменил ее облик и обрек ее на вечные скитания по земле, в душных и пыльных городах, среди жадных и жестоких людей. Великий альмир моря Дзарас-Па не может ни узнать ее среди жителей земли, ни снять с нее чары. Лишь один раз в десять лет, когда у него появляется способность дышать воздухом, он выходит на берег и бродит по суше, награждая счастьем каждую встречную девушку в надежде, что она может оказаться его прекрасной Улу-Пийей…

— Всё?

— Да, всё… Но он выходит так редко и так мало встречает девушек, что…

— Что женское счастье у нас вошло в поговорку, это ты хочешь сказать?

— Да.

— А почему ты вспомнила об этой легенде, Юринга?

— Так… Увидела море, и потом мне показалось… Впрочем, это лишь сказка, только сказка.

Она повернулась ко мне, и в глазах ее зажглись огоньки, похожие на те, что сверкали в капельках прибоя.