Ровно через сутки: щелчок -1152 тысячи лет до нашей эры…

В восточноафриканском лесу — весьма человекообразная обезьяна хватает камень и принимается рубить толстую ветку. Саблезубый тигр потянулся, сверкнув саблями. В сухом травянистом Ла-Манше пасутся маленькие дикие лошадки.

Так и одолевали миллион, а то и больше за сутки. На экранах попеременно — с пятиминутным интервалом — появляются растения и твари, разделенные четырьмя тысячами оборотов планеты вокруг Солнца.

Меняются звезды, меняются и исчезают знакомые созвездия. Миллион в сутки, миллион в сутки — очень медленно, за миллион лет почти ничто не менялось: много суток шествуют мамонты, жуткими призраками-гигантами маячат в степях индрикатерии, переваливается пещерный медведь.

Только к концу месяца они начинают редеть и исчезать — экран же теперь каждые пять минут наполняется тварями, все более незнакомыми, непонятными. Ломаются хребты, растекаются плоскогорья, снова поднимаются хребты. Где-то на 43-м миллионе лет — безумно несущаяся стая обезумевших мелких злобных тварей. Из-за горы поднимается страшный хвостатый гигант с мордой туповатой и симпатичной. «Один из последних динозавров, — объясняет биолог. — Пугает праобезьянок — или прапрачеловечков». Ящеры появились как-то внезапно — оба КОСМЭКа одновременно врезались в гущу ползающих, плавающих и взлетающих ящеров. Ориентироваться стало труднее. На старых, знакомых сухопутных градусах широты и долготы плещутся океаны. Над Полтавой, Дели, Чикаго резвятся ихтиозавры.

И все эти тысячи веков ОНИ с «икс-планеты» все принимали и возвращали информацию на Землю, не показываясь?

Мнение научно-фантастического отделения Академии наук: ОНИ ждут своего часа. Динозавры и люди для НИХ — дурное общество…

Кончился третий месяц. Утром на 83-и сутки КОСМЭК-1 вспыхнул снова среди динозавров на исходе 949 440-го века до нашей эры, или около 100 миллионов лет назад.

Еще щелчок, и КОСМЭК-2 не показал 949 444-го столетия.

Экран черный и пустой.

Первый голос. Вот когда все началось!

Второй. Неизвестно, неизвестно. Может быть, Кси Орла просто находилась тогда в точке вселенной, неблагоприятной для наблюдений?…

Щелкали, вертели, совершенствовали… Новых изображений не было. Было грустно и обидно: все привыкли к ежедневной дозе новенького прошлого.

Для усилителя, проникающего в мезозойскую эпоху, заглянуть на дальнюю звезду или планету — яустяк.

Солнце, Марс, Сириус — отныне не дальше стола, зеркала, аквариума.

Телескоп с усилителем направлен на Кси Орла, небольшую желтую звезду. «Икс-планета» в самом деле существует: третья от светила. Еще минута — и увидим ИХ, возвращающих прошедшее, молчаливых невидимок. Телепередача ведется по всей земле. (Снова — телевизор, а не КОСМЭК.) Идеально-круглый черный шар — побольше астероида, много меньше Земли. Расстояние -2 тысячи световых лет.

Черный шар, каким он был в начале нашей эры: невидимо висевший над Римской империей, парфянами, китайской империей Хань…

Круглый черный шар — и ни малейшего следа зданий, людей, цивилизации. Лишь короткие темные выступы по экватору и меридиану.

Идеальный шар и правильной формы выступы.

Искусственная планета.

Разумеется, сейчас шар будет просвечен (в шкатулку Сенусерта заглядывали не зря. Кстати, старик, пока суть да дело, все правит и правит Верхним и Нижним Египтом).

Земля заглядывает внутрь шара. Черный идеальный шар.

Хорды, секторы, сегменты, радиусы из миллиардов тонких нитей или проволоки — может быть, пленки? Бесконечные километры нитей, недвижных и спокойных.

Слабые лучи далеких светил и планет попадают сюда и остаются навеки. Все, что было, — все здесь: звезды, бактерии, атомы, люди.

Кто создал эту планетку-архив, кто запустил?

Когда? 100 миллионов лет назад или еще прежде?

Где мастера? Вымерли? Вернутся и увезут архив?

Следят и работают сейчас, невидимые?

Нет ответа.

Черная круглая планета — архив Земли. Может быть, архив галактики, вселенной?

Все ловит. А зачем возвращает?…

Чтоб вернуть пра-пра?…

Впрочем, приобретая документ, приличный архив всегда вышлет копию старому владельцу.

Тишина, безветрие, потом — шорох. Так начинается марсианский прибой. Можно часами сидеть у подножья красных скал, всматриваться в безбрежье песков и слушать, слушать. Шорох везде и нигде. Похоже, что с фиолетового неба льдинками осыпается полупрозрачная изморозь облаков. Стеклянный шорох. Очень точное название.

Когда он смолкает, по песку пробегает дрожь. Тяжеловесно, медленно встает вал. Он наползает на сухие глыбы, накрывает их, неторопливо проседает. Тогда глыбы прокалывают песок снизу. Впечатление такое, будто щербатая челюсть пережевывает вал. С плоских камней лениво сползают струйки песка. И снова горбится вал.

А кругом — неподвижность. Спокоен песок вдали, незыблемы, как вечность, красные скалы. Только здесь, только в этом заливе и только у самого берега катится марсианский прибой.

Это значит, что далеко в просторах песчаных океанов разгулялась такая буря, что ее порывы сотрясают зыбкую почву как землетрясение. И тут, в заливе, колебания совпадают в резонансе, микроструктура прибрежья меняется, песок обретает текучесть. Вероятно, так, подробней никто не знает и не торопится узнать — на Марсе пока слишком много безотлагательных дел.

Я стараюсь не пропустить ни одного прибоя. Сижу, смотрю, слушаю и думаю. Очень хорошо думается наедине с явлением, подобного которому нет нигде. Исчезает время, исчезают границы пространства, даже тела своего не ощущаешь: лишь ты и прибой, никого больше.

Теперь берег пуст. А раньше здесь было людно. Помню, как были потрясены радисты Земли просьбой прислать плавки. Да, нашелся шутник, которому не терпелось натянуть поверх скафандра плавки, чтобы окунуться в прибой. Новички летали сюда купаться, чтоб было о чем порассказать на Земле; старожилов влекла тоска по воде, настоящей воде, настоящему прибою, настоящему морю. Никто не мог противостоять искушению.

Шутником был, конечно, Ванин. Не то, чтобы остроумие было чертой его характера: пожалуй, наоборот. Но до чего ж сложны, противоречивы, неожиданны наши поступки, когда ими руководят чувства! Особенно у таких замкнутых натур, как Ванин. И как странно, причудливо выглядит все это перед лицом марсианского прибоя…

Случай с Ваниным тогда потряс всех своей мнимой нелепостью. Теперь эта история обросла легендами, в которых трагичное переплелось с комичным, смелость с безрассудством. Как все это далеко от истины! И какими мы еще выглядим младенцами с нашими ракетами, искусственным белком и ядерной энергией, когда в своих же интересах пытаемся продумать и наперед предвидеть поступки человека. Помню первую разведку Марса. Мы не могли рисковать, мы не имели права рисковать — любая неудача отбросила бы нас далеко назад. А перед нами была неизвестная планета, на которой все могло случиться и ничего нельзя было предусмотреть заранее. Поэтому наше поведение было предопределено особенно жестко. Ни одного случайного шага, страховка всюду и везде. Программа осторожности! Мы неукоснительно следовали ей. Всерьез обсуждалось, как первый из нас ступит на Марс: надо ли его обвязывать веревкой или чет? Конечно, раз почва выдерживает корабль, она выдержит и человека. Ну и все-таки вдруг… Мало ли что… Не Земля, Марс…

Мы были предельно осторожны, и это уберегло нас от всех неприятностей, которые встречались нам в избытке. Нас было шестеро. Но когда людей шестеро, один непременно оказывается трусом. Не в обычном значении этого слова, отнюдь. Просто кто-то должен быть более осторожным, чем другие. Более нерешительным. Более скованным. Ни обстановка, ни число людей здесь не имеют никакого значения. Когда вы переходите оживленную улицу вдвоем, понаблюдайте за собой и за своим спутником; кто-то из вас обязательно окажется «более»… И неважно, что поведение такого человека подчас никак нельзя назвать трусостью. В обычном понимании этого слова.