- Все молчат, - предупредил я, быстро перешагнув порог комнаты, которая, к счастью, была не запертой. – Там идут.

И больше никаких разговоров, живущие здесь оказались понятливыми, хотя я их пока не видел, глаза к темноте привыкали долго. Замок закрыть я не успел, потому что его щелканье наверняка привлекло бы ненужное внимание, так что оставалось надеяться, что заходить в этот блок еще кто-то не решит.

Теперь шаги в коридоре раздавались гораздо четче – два человека, они уже не говорили, но по звукам было понятно количество. Прошли, замерли в конце коридора, кто-то что-то сказал, двинулись обратно. За это время я все же сумел рассмотреть в тусклом свете из окна комнату и хмурился теперь, ожидая, когда можно будет говорить. А сказать было что.

Здесь был Томас, он сидел на столе, вцепившись в его край руками. Рядом, почти вплотную, стоял какой-то парень, по виду старше нас обоих – где-то двадцать пять или около того. Второй замер у окна, потому мне был виден только силуэт. Где двое остальных, тоже живущих в этом блоке, я не представлял, потому что кроме меня тут больше никого не было.

Самым отвратительным было то, что я заметил размазанную по лицу Томаса кровь – судя по всему, разбита бровь.

- Уходи, Дэн, - первым не выдержал именно он. Взгляд в пол, голос напряженный, словно натянутая до предела струна. – Я же просил оставить меня в покое.

- Ты притащил за собой дружбана, котенок?.. – задумчиво протянул стоящий рядом с Томасом парень, развернувшись и двинувшись ко мне. – Он, конечно, не фонтан, но на один раз сойдет, если пришел.

О чем идет речь, я понял сразу, не дурак. Подобные разговоры и словечки я помню еще с того клуба, где познакомился с Артом и где потом проводил несколько интересных вечеров примерно такого же направления, как здесь и сейчас. Страха не было, хотя оппонент и был меня на голову выше и шире в плечах. Только раздражение и недовольство – чертов Томас, угораздило же тебя…

- Он и на один раз не фонтан, котенок, - расстроил я его, тоже делая шаг навстречу. Это клиника, реабилитационный центр, а не грязная подворотня и не какой-то туалет в клубе. Здесь все гораздо проще. – Не сегодня.

Отступаю в сторону, планировка тут такая же, как и в нашем блоке, потому на пути у меня оказался один из вещевых шкафов. Это не дерево, а спрессованные опилки, черт знает, как оно называется правильно, но шкафы очень легкие, ясно с первого взгляда. Пара секунд уходит на то, чтобы толкнуть шкаф вбок и завалить его на пол, за это время чужие пальцы успевают сомкнуться на моем предплечье, но теперь это без разницы – грохоту уже столько, что наверняка слышал весь корпус.

- Сука, ты что! – в его голосе настоящий испуг, другие тоже в шоке, застыли и пялятся на меня. А я стою и улыбаюсь, уже слыша шум в коридоре.

Разборки оказались продолжительными, затянулось все до четырех утра. Мы все вчетвером долго сидели в одном из кабинетов в административной части центра, выслушивая самую настоящую лекцию про правила поведения и прочее. Поначалу я думал, что нас запрут в каком-то карцере, отдельных комнатах или отправят домой, но порядки здесь оказались другими, потому мы отделались одним выговором. Еще, конечно, записали наши индивидуальные номера и имена, сказали, что возьмут на учет и сообщат родителям. На последнее мне было вообще глубоко насрать.

Единственным, что хоть как-то смахивало на наказание за нарушение дисциплины, было то, что нас лишили свободного времени, и на эти несколько часов запирали в отдельной комнате для отдыха – мы четверо и один наблюдатель, женщина, которая была совершенно неразговорчива и все время решала кроссворды в газете. Казалось бы, самое время познакомиться со своими соучастниками получше, но болтать никто тоже почему-то не хотел. Парень, посчитавший, что я «не фонтан», - его звали Майклом, просто занимал целый диван и, кажется, спал. Другой, Коди, сидел рядом с Томасом, и они читали одну книгу на двоих, один я изнывал от безделья, лапал листья растения в вазоне, мерил комнату шагами.

На второй день мне это надоело просто до умопомрачения, утренний час я еще пережить сумел, но два часа вечером… Даже от одной мысли об этом мне хотелось выть. Раньше никогда такого не было, я мог очень долго валяться дома в постели, ничего не делать, но и не мучиться от этого – странно, что изменилось?

В итоге я после лекции (на этот раз – о технологии производства автомобилей) выпросил у Томаса книгу, кажется, пришло время и мне немного почитать. Всю художественную литературу, что у него была, он успел уже раздать по рукам, потому мне достался учебник по Теории вероятности. Все же лучше, чем ничего, тем более, об этом даже уже была лекция…

Наше принудительное «заключение» должно было закончиться через неделю, и за это время я не только закончил читать этот учебник, оказавшийся на удивление интересным, но и прочел далеко не тоненькую «Точку обмана» Брауна. Со смешанными чувствами я держал эту книгу в руках, понимая, что я могу читать быстро и вдумчиво, и это – самое интересное! – может приносить мне удовольствие. Это было невероятным открытием, но более впечатляющим было то, что я хотел читать дальше, потому что, перевернув последнюю страницу, почувствовал ужасную тоску.

- Спроси у Коди, может быть, он свое уже дочитал, - посоветовал мне Томас, когда я его уже достал просьбами и требованиями выдать что-то еще из литературы. – Или попроси своих, чтобы привезли.

«Своих». Через два месяца после начала курса было что-то вроде «дня посещений», когда в центр свободно могли приезжать родственники пациентов, на их визиты отводилась большая часть дня. Хорошая мысль, но просить мне было не у кого – вряд ли Дерек вообще обо мне вспомнит раньше, чем по окончанию всех четырех месяцев.

- Давай ты сам у своих просто попросишь побольше, м? – вздохнув, проговорил я. – Мне что угодно, хоть еще учебников. Только без формул, пожалуйста.

С той памятной ночи на третьем этаже Томас немного изменился: больше не избегал меня, разговаривал как нормальный человек, а не как тинэйджер в депрессии. Да и внешне были заметны перемены, оказывается, у него светлые волосы, которые он все время красил в насыщенный черный. Здесь, естественно, делать этого было нельзя, потому корни начали отрастать, а я, заметив это, отловил Томаса в коридоре и удостоверился в своей догадке – блондин.

Были только две вещи, о которых он не хотел говорить: то, как он попал сюда, и то, что творилось с ним, когда он уходил ночами. Самое интересное, как назло.

Как бы там ни было, ночью Томас всегда спал на своем месте, в своей кровати, но уходить стал днем, в свободное время, которое теперь действительно стало свободным. На улицу почти никто не выходил, как раньше: погода показывала характер, часто лил дождь, а когда дождя не было, оставались большие холодные лужи, так что о нормальных прогулках можно было забыть. Меня это не волновало, на тот момент я уже так увлекся литературой, что мало на что обращал внимания. Оказалось, что книги есть еще и у Стива, и у некоторых других ребят, так что занять себя я мог, в отличие от Томаса.

Я сидел на подоконнике, стараясь обойтись без искусственного света как можно дольше, когда дверь отворилась, и зашел он. Это было странным хотя бы потому, что минут десять назад он только ушел, причем в замечательном настроении. Сейчас же – глаза в пол, руки сжаты в кулаки, и как только Томас стянул ботинки и бросил принесенную книгу на кровать, тут же направился в ванную, с грохотом закрыв дверь.