– Они все твои? – он посмотрел на меня через плечо и отвернул голову. – Впрочем, не отвечай. Не твои, это ясно. Ты слишком большой болван и наверняка переломал бы их все давно.
Достал одну пластинку, сдул с нее пыль в сотый раз и поставил ее. И таким легким движением, как будто постоянно этим занимался (я напряг память и попытался вспомнить, был ли у него дома проигрыватель тоже – вспомнить не смог). Он опустил иглу и еще несколько секунд просто стоял рядом, наклонившись, и слушал, как пластинка шипела, пока, наконец, не пошла музыка. Я никогда не слушал музыку на пластинках. Только в кино такое видел. Взглянул на обложку, лежащую на полу. Женщина в белом платье с широким синим узором, с объемной старомодной прической, лежала, опираясь руками о подушки, и растерянно смотрела куда-то в сторону, улыбаясь так, словно только что рассказывала какую-то забавную историю, но вспомнила нечто печальное, связанное с ней. И сверху бледно-розовые буквы – Пэтси Клайн. Я никогда раньше о ней слышал. Музыкой ведь, собственно говоря, я особо никогда и не интересовался, особенно настолько старой. Но, казалось, Сергей ей наслаждался. Он раскачивался, чуть согнув колени, с закрытыми глазами и тихо мычал в такт песне: «You made me love you, I didn’t want to do it, I didn’t want to do it». В своих более смелых фантазиях, когда я допускал возможность того, что Сергей поймет, что я чувствую, и поймет, для чего я все это делаю, я представлял, как он танцевал по дому. Отчего-то я не сомневался, что он умел танцевать очень хорошо. Не как все эти люди в тех гадюшниках под громкую музыку, от которой начинала болеть голова, а неторопливо и плавно, как в старом кино. Раскачиваясь, покачивая бедрами, закинув руки партнеру на плечи, глядя ему в глаза. И одними губами повторяя слова песни: «Give me, give me, give me what I cry for».
Я лишь надеялся, что и Сергей мечтал о подобном. Хотя бы фантазировал. Иногда. Просто допускал мысль, что такое возможно.
Когда я обнял его со спины, он не сопротивлялся. Напрягся немного, это чувствовалось. Но когда понял, что я не собираюсь делать с ним ничего против его воли, расслабился снова. Я уткнулся лицом в его плечо и слушал, как он шепотом повторял слова песни, мыча в проигрышах. Голос у Сергея не очень сильный, но мне все равно очень нравилось. «You made me happy sometimes, sometimes you made me glad». Я сжимал его со спины, держа руки на его животе, и чувствовал, что моя смелая фантазия совсем немного, но становилась реальностью. Когда он отвел руку назад и сжал мои волосы, я почти почувствовал умиротворение, как в тех старых фильмах, да. А он повернул голову, шепотом все продолжая повторять строчки зацикленной пластинки. Не знаю, о чем пел Сергей, но это было красиво. На слух тяжело разбирать. «But there were times, dear, you made me feel so bad». В какой-то момент он даже развернулся, беря меня за запястья, продолжая раскачиваться под песню (глаза все так же закрыты – я старался не думать о том, что он избегал зрительного контакта со мной). И все повторял, повторял и повторял слова, которые мне было тяжело разобрать и которые были для меня единым потрескиванием, тихо мыча, склонив голову немного вбок. «I want some lovin’, that’s true». И я не удержался. Подошел к нему ближе и поцеловал. Обычный импульсивный порыв. И этот порыв разрушил всю мою фантазию наяву за секунду.
Сергей раскрыл глаза, и я снова увидел в них настолько искреннее возмущение, будто я только что испортил эту пластинку, которую он так трепетно ставил в проигрыватель. Хлестнул меня по лицу (попал больше по шее, но все-таки), отвернул голову, поджал губы и произнес таким твердым, не терпящим возражений голосом: «Отведи меня вниз». Я попытался извиниться, но он посмотрел на меня настолько разгневанным взглядом, что я предпочел замолчать. Он отвернулся, чтобы я связал ему руки, и сам пошел к двери. По дороге он остановился в коридоре, подошел к входной двери, с силой пнул ее, развернулся и сразу же спустился в подвал.
В тот день он больше не позволял мне к нему приближаться. И несколько следующих тоже.
Я заметил первые заголовки о пропаже Сергея где-то спустя две недели. Простые предположения, типа, может быть, Разумовский вовсе не в Италии. Может быть, его убили, и это попросту скрывают. И, конечно же, всё начала Пчелкина – этого можно было ожидать. На тот момент никаких обвинений мне она не предъявляла – по крайней мере, прямо, – но я прекрасно понимал, что это дело времени. Каждый раз, когда видел ее фамилию под статьями, в которых упоминался Сергей, думал о том, что я просто обязан устранить ее до того, как она заявит обо мне куда-нибудь.
Однажды я был близок к ней. Максимально. Был идеальный момент для нападения. Поверьте мне, я много раз прокручивал в голове самые различные вариации того, как, когда и что именно сделаю. Пчелкина, в конце концов, не Анна, и с ней церемониться я бы не стал.
Я действовал по той же схеме. Издательство «Правды» находилось на Университетской. Там Юля была примерно до шести-семи вечера, не дольше. Я следил за ней около недели, так что был уверен, что ошибки быть не могло. Я был уверен, что она всегда действует по одной схеме – как видно, зря. После работы она обычно шла напрямую к автобусной остановке, после чего выходила возле метро и ехала без пересадок до своей станции. Подстеречь ее у квартиры было бы даже проще, чем Анну: Юля, в отличие от нее, в частном секторе не жила. Так я думал. Пока не заметил камеры, напичканные по всему двору. Вывод: без шансов на рукопашку. И тогда я подумал, что могу просто застрелить ее. Найти место поудобнее, дождаться и выстрелить. В основном я всегда практиковал и ближний бой, в какой-то момент из-за проблем с головой часто прицел сбивался. Потому понимал, что у меня будет всего один шанс. Сомневался, что она могла про меня какие-то особые подробности вынюхать. Я ж, в конце концов, не Сергей, про меня всюду не пишут. Ну, кроме последних интервью, и то больше на желтуху похоже.
Короче, я выбрал место. Жила она в такой многоэтажке советского типа, расположенной в небольшом дворе. Типичный такой, знаете. Такое обычно представляют иностранцы, когда говорят о России. Только везде еще снег лежит. Ну так вот. Выяснил, что жила Юля на пятом этаже. Во двор выходили окна, кажется, кухни, но стрелять туда было сложновато: висели гребаные жалюзи. Я понятия не имею, кому вообще могло прийти в голову, что гребаные жалюзи – это потрясающее решение для интерьера кухни. Но что было, то было. Единственный шанс был, если я попаду в нее у подъезда. Я даже место нашел хорошее, говорю же. Напротив ее дома был другой, метров двадцать расстояние, не больше. Ну так вот. На четвертом этаже квартирка пустая, только собака какая-то придурошная, такса вроде. Выяснил об этом вообще случайно, но до смеха банально: бабки у подъезда растрещали, что там не то какой-то работяга, не то наркоман (однако иногда, по их словам, одно другому не мешало). Говорили, типа, вот в третьем подъезде опять умотал куда-то мужик, а собака его лает и лает, спать мешает, хоть пристрелил бы кто. Ну, по лаю я и вычислил квартиру. Вскрыл легко, замок совсем старый. Стрелять в собаку, разумеется, не стал. Собака ж мне ничего не сделала. Цапнуть только пыталась, потому пришлось колбасы ей купить.
Никак судьба, подумал еще, на моей стороне.
Все идеально. Обзор отличный. Юлин подъезд ничего не загораживает. Смог даже винтовку снайперскую достать за смешные деньги (боже, храни черный рынок). Словом, я был готов на все сто процентов. Так я думал. Я рассчитал почти все. Кроме того, что с Пчелкиной припрется еще и он. И, честно говоря, я очень сглупил. Думаю, если бы я повел себя чуть-чуть умнее, немного подождал, пригляделся или просто отложил дело на другой день – все сложилось бы иначе. В мою пользу. Но я решил, что если пристрелю ее рядом с хахалем (который очень мне мешался и закрывал собой цель), то выйдет вполне ничего: подставлю потом какого-нибудь левого придурка и дело с концом. Ну и выстрелил. Я ж говорю, с головой проблемы небольшие были, прицел сбивался. Короче говоря, я промахнулся. Попал в мусорное ведро рядом. Пчелкина в крик, за хахаля встала, а тот как зыркнет в мою сторону, я уж подумал, ясновидящий какой. Один хрен – спрятать пушку я не успел, вот он и заметил меня. Пришлось ее быстро упаковывать (я прятал винтовку в чехле для гитары – это уже на барахолке нашел, старый такой, потертый – не суть) и бежать.
