О пропаже Сергея заговорили не сразу. Где-то через неделю, наверное. За это время я успел нанять новую секретаршу, Оксану, девчонку совсем юную, только окончившую универ. Для нее те деньги, которые ей платили уже в таком возрасте, были лучшим аргументом для молчания – вот так я решил. В любом случае, она согласилась немного приврать и сказать, что работает здесь уже несколько недель. Другие сотрудники особо и не возразили: Анна была тихой, потому ее исчезновение легко могли не заметить. Думаю, мне достаточно везло на совпадения, потому долгое время меня никто и не думал подозревать. Ну, не то чтобы никто, но все-таки.
В любом случае, о пропаже первое время никто не трубил. Появилась парочка постов в интернете по типу «Сорваться с места и бросить все: Сергей Разумовский снова шокировал пользователей и сбежал на курорт». Некоторые даже умудрялись прикреплять фото (понятия не имею, делали ли они их в редакторе или просто фотографировали похожих людей). Несколько раз спрашивали меня, потом других ребят из офиса (которые, снова же, ссылались на меня), и вскоре в газетах мне присвоили чуть ли не звание частного адвоката Сергея (наряду с охранником, менеджером, секретарем, близким родственником и так далее).
В один из дней пришла Юлия. Та самая, Пчелкина, да. И по одному ее взгляду я понял – она еще одна угроза для меня. Она та, кто сможет меня раскрыть. С другой стороны, я, наверное, все еще видел в ней еще и потенциального союзника: Юлия ведь всегда недолюбливала Сергея, а оттого в какой-то момент я допустил мысль, что она могла бы подыгрывать мне. Довольно наивно, учитывая ее тягу к справедливости, сам знаю.
Ну так вот, Юлия поймала меня на парковке. Машину я перекрасил и номера сменил после того вечера, потому что боялся слежки. Чувствовал, что у меня скоро начнется паранойя, но закрыться в одном доме с Сергеем и сидеть там целыми сутками я не мог. По крайней мере, после того, как меня уже засветили где только можно. Да и за продуктами нужно было ездить. Ну вот, Юлия, значит, подошла ко мне, кашлянула, чтобы убедиться, что я точно на нее смотрю, и заговорила:
– Добрый день, Олег. Я из «Правды». Скажите, как давно Сергей улетел в Испанию?
Я не нервничал. В конце концов, я знал, что мне придется всегда врать и балансировать на грани. Потому я был готов. И я ответил так спокойно, как будто меня спросили о погоде:
– Около десяти дней назад. Причин он не называл. Вы же сами…
– Да, сами знаем, что он человек импульсивный. Но с ним никто не может связаться. Общественность начинает беспокоиться.
Я лишь пожал плечами, пытаясь понять, куда она в этот раз спрятала диктофон.
– Если Сергей не хочет, чтобы его беспокоили, он сделает все, чтобы с ним никто не связывался. Отключил телефон, значит.
Юлия оперлась бедром о машину и скрестила руки на груди, закрывая вырез на блузке. Так и хотелось ей сказать, что ее грудь – последнее, что меня интересует в данный момент, но не решился. С ней лучше быть обходительнее, решил я. Она может быть моим потенциальным союзником, решил я.
– Скажите, Олег. Не для публикации, но все-таки. Как давно вы работаете с Сергеем?
– Шесть месяцев.
Мысленно пересчитал. Если на дворе начало октября, значит, на работу я устроился в апреле. Или в конце марта? Не суть, конечно же, но все-таки.
– А я почти три года. Я пишу о нем статьи практически три года, Олег. И я очень хорошо его знаю. Он слишком любит внимание к своей персоне, чтобы просто так оборвать все связи. Уже прошло десять дней, Олег. Достаточно для того, чтобы заявить о пропаже.
Я смотрел на нее и понимал лишь одно – я должен, нет, я обязан ее устранить. Ни о каком потенциальном сотрудничестве и речи быть не могло. Вспомнил еще, как тогда Сергей предположил, что у нее может быть роман с ментом. А девушки, у которых нет обостренного чувства справедливости, с ментами не встречаются.
Я не стал поправлять ее, что, по сути, подавать в розыск можно в любой момент. Я отучился всего один курс, но кое-что запомнил: первые сутки – самые важные. Чем дольше тянут резину, тем меньше шанс найти пропавшего. Я же был уверен, что Сергея найти будет очень и очень сложно. Только если проследить за мной. Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.
Даже если за мной проследят, что они сделают? Я еду на дачу, в дом, который продолжаю ремонтировать, хоть и медленно, а ордер на обыск они получить без оснований не смогут. Да даже если и смогут, что они найдут? В подвале стены не пропускают звук, а дверь практически сливается с одной из них. Решил только с того дня, что теперь дверь будут задвигать шкафом. Так, на всякий случай. Чтобы если что-то вроде обыска случилось, думали, что подвал я использую как склад.
– Вы пытаетесь меня в чем-то обвинить? – постарался сделать вид, что искренне возмущен. С эмоциями у меня, говорю же, всегда было плохо, потому я не знал, как наверняка выгляжу.
– Будь я милицией, вы были бы первым в списке подозреваемых. Тем более, вы сами говорили, что он улетел в Италию, а сейчас говорите, что в Испанию. Начинаете путаться, господин Волков.
– Клевета наказуема. У Сергея всегда было много врагов, в том числе и вы. Так что у вас нет никаких оснований сейчас меня обвинять. Всего хорошего, – я залез в машину и пристегнулся. Без всякой спешки. Я же не должен был показать, что нервничаю.
Я лишь знал, что теперь за мной наверняка устроят слежку. Я должен был хотя бы узнать, с каким именно ментом у Пчелкиной шуры-муры, чтобы понять, откуда мне ждать удар.
Список тех, кого я вынужден был убить, рос стремительно. Но я ведь знал, на что шел.
С Сергеем интересно было говорить. Вернее, по большей части, слушать его. Все-таки, одиночество и четыре стены давили на него, и он начинал говорить даже со мной. Мы как будто заново знакомились. Я, например, до того, как все совершил, не знал, что он всегда хотел завести домашнее животное. Кошку, говорил, не хочу, строптивая больно. Собаку, говорил, тоже не хочу, потому что выгуливать постоянно надо. А вот ворону, говорил, самое то. Говорил, вороны тоже строптивые, крикливые, но зато верны всегда будут одному своему хозяину. Ревнивые, говорил, до жути. Рассказал мне даже, как во времена студенчества планировал себе ворону с улицы взять.
– Это, Олеж, забавная история была, – когда он что-то рассказывал мне, всегда сидел на кровати (совсем изредка на стуле, не знаю почему) перекинув ногу на ногу или вовсе подобрав ноги под себя. (Помню то, что когда он мне об этом рассказывал, уже был в домашней одежде, которую я ему купил, – его костюм мне пришлось сжечь.) – У нас пару отменили, и я пошел в парк. Я в то время еще курил: нервы из-за соседей постоянно сдавали, – (я хотел было сказать, что он и до сих пор курит, но он опередил меня и добавил, что сейчас только из эстетических соображений и вообще не имеет никакой зависимости.) – Присел покурить, сумку рядом положил. По-моему, это уже ноябрь был, нет? Да, точно, ноябрь, прохладно было довольно. Курю себе спокойно, а потом вижу, что рядом на скамейку ворона села. Смешная такая, головой вертит, – он улыбался. На несколько секунд я перестал его слушать (вы даже представить себе не можете, как он становится красив, когда начинает улыбаться; не скалиться, как на обложку журнала, а улыбаться искренне, как когда говорит о чем-то приятном). – …клюет замок. Блестящий же, ты ведь знаешь, такие блестящие металлические замки на сумках, да? – я кивнул. – Клюет замок, сумку украсть пытается, а в сумке же ноутбук лежит, тяжеленный, а ворона, дуреха, не понимает, клювом замок хватает, крыльями машет, взлететь пытается. А я смотрю на нее, курю, даже как-то жалею, что камеры под рукой нет. Смешная птица, говорю же. Ради интереса сигарету ей дал, а она клюнула, представляешь? – он засмеялся. Он редко смеялся в те дни, особенно рядом со мной. Все время старался показать мне, как зол на меня. – Подумал еще, может, с собой ее в общагу взять. Громче моих соседей она не будет – это точно. А так хоть появится хоть какой-то умный собеседник.
