Он стал у нее просить деньги. Обещал вот-вот заработать, но не так, как бы ей хотелось. Как? Есть люди, нуждающиеся в его помощи. Нет, не садоводство, ей не понять.
Не понимала. Ее сын, ярко выраженный гуманитарий, выбрал профессию эколога, хотя она не помнила, чтобы он с детства проявлял интерес к цветам или к миру животных.
Другая страна Украина не укладывалась в голове. Яков напоминал ей о праве наций на самоопределение, да, проходила в университете, но Крым говорил на русском языке. На Симферопольском вокзале, как только сходила с поезда, обращала внимание на то, что согласные произносились четче, а гласные - более певуче. Москвичи тоже говорят иначе, чем уральцы, и темпераментом южане отличаются от северян, но из-за этого никто не отделяется.
Далекий от политики сын жаловался, что отовсюду, со всех бывших республик "новые русские" стремятся прихватить кусок побережья вместе с пляжем и построить "хатынку", для себя и ближайших родственников. Родить сына, посадить дерево, построить дом у Черного моря.
Демонстрация эгоцентризма: в огромных домах за высокими заборами почти никто не жил. А многие люди продолжают ютиться во временном жилье с послевоенных времен. Яков обрывал его: сейчас другие времена, сейчас каждому по способностям.
Софье хотелось, чтобы ее сын был счастливым, правда, понимала, что представления о счастье у них.
Где-то в начале двухтысячного, была осень, последние теплые дни, они вдвоем с Яковом гуляли в сосновом лесу недалеко от дома. Позвонила Мара и, смеясь, сообщила, что премьер-министр страны проживания Миши украл годовой бюджет и сбежал в Америку. Его арестовали. Вот радость, а то заскучала без новостей.
- Подожди, не тарахти, - остановил ее Яков, - с каких пор у тебя телевизор? Ведь у тебя его сроду не было.
- А вот и есть, подарили.
- Интересно кто?
- Соседка, Никитишна, себе купила новый. Приходите, отметим это дело.
Софья заволновалась: как теперь жить им там, без средств? Ведь ничего нет смешного, ведь это ужасно!
- На бюджет страны никто не посягнет, украл много, но не до такого.
- Ведь украл.
- Тебе это ни о чем не напоминает? Школьный бюджетик тоже был украден. И вы остались без зарплаты.
Из воспоминаний Мары:
"Премьер-министр Украины украл деньги и сбежал. Так просто. Украл и сбежал. Я бы не знала, да у меня появился телевизор. Позвонила Яше с Соней. Они пришли ко мне по традиции с пирожными и бутылкой сладкого шампанского для меня. Сами пьют кислятину, зато название шикарное: брют. Пирожные выбирал Яша, невкусные, но в его духе: все оттенки коричневого, хоть бы не называл шоколадными".
Она показала телевизор с маленьким экраном:
- Вот, любуйтесь, назвала его Томас. Соседка Никитишна, подарила ношеный-переношеный. Рассмешила она меня, давно я так не смеялась, все-таки жизнь куда интереснее, чем ее отражение на экране. Уму непостижимо, в прошлом бессменный главный инженер, я думала, головастая, приобрела самоучитель по рисованию и учится рисовать птичек и цветочки.
- Боишься, что тебя обгонит? Ведь она головастая, - засмеялся Яша.
- Так ты ценишь меня.
- Она уже старая, почему бы ей не заниматься, чем хочется.
- Я разве против, однако, на психбольницу смахивает. Можно коробки клеить, хоть какая польза. Да и вообще, женщина долгую жизнь прожила, уникальный опыт, его просто необходимо передать другим. А она цветочки рисует.
- Сомневаюсь в уникальности опыта. Жила как все, чем теперь может удивить? Соня и мне предлагала писать воспоминания".
Мара поддержала ее:
- Правильно, слушай свою жену - учительницу, она тебя плохому не научит. Не хочешь о себе, пиши о Боре. Но и о себе тоже напиши. Он тебе не рассказывал, что в школе увлекался ботаникой? Такой долговязый мальчишка в коротких штанишках с сачком в руке и гербарием под мышкой.
Яша покраснел и стал ощупывать лысину.
- Гербария, допустим, не было, а впрочем, не помню. Были клетки с морскими свинками и канарейкой. Еще кактусы в горшках разводил. В шестом классе прочитал классификацию наук Аристотеля, дореволюционное издание, увлекся философией.
Он замолчал, женщины ждали продолжения.
- А дальше? - не выдержала Софья.
- Что? А дальше одна из моих теток рассказала, как было на войне, а не как писали тогда. Она врачом была, их санчасть первой входила в освобожденные города. И она рассказывала, что не раненые и не трупы, привыкла, поразило то, что роды у женщин приходилось принимать. Тетка женщин не осуждала, что поделать - физиология, если так рассудить: два-три года под немцем, неизвестно, сколько еще, и вернутся ли наши солдаты. За другой теткой ухаживал, как я считал, старый дед, худой, в морщинах, и пятидесяти ему не было, концлагерь прошел, сами понимаете. В девятнадцать лет мне стало архиважно понять природу фашизма. Я брал в библиотеках книги немецких писателей, все, что находил на стеллажах. Даже язык выучил.
- Генриха Бёлля читали вместе. Помнишь историю? - засмеялась Софья.
- Ты переводила, а преподавательница немецкого в университете сказала, ну, и тягомотина, непонятно, о чем пишет.
- Это тот Бёлль, который писал, что мужчины сплошь дураки? - оживилась Мара, - Не помню, в каком рассказе, помню, герой едет с фронта в Кельн, и рассуждает, что ему, проигравшему, остается. Он понял, что только дураки могли развязать одну за другой мировые войны.
- Мы во всем виноваты, всех мужчина на свалку истории.
- Не всех, ты, например, милитаристом никогда не был, тебе бы лучше ботаникой было заняться.
- В ботаническом раю оставаться: птички поют, морские свинки похрустывают капусточкой, цветочки благоухают, - благодать! - Софья взмахнула рукой и чуть не уронила бутылку. - Кто-то меня напоил, - засмеялась она.
Мара тоже засмеялась:
- Ладно, уговорили, пусть Никитишна продолжает цветочки рисовать.
Софье зачем-то захотелось возражать Маре:
- Ну уж нет, я не согласна. Что, по-вашему, при бомбежках сидеть на крыше и наблюдать в телескоп?
- Мрачно как, Сонюшка, ты чего? Войны не будет.
- Рана незаживающая у нас, Миша в чужой стране, волнуемся.
- А чего волноваться, с Украиной войны никогда не будет. Тебя можно понять, мать хочет к сыну, но неразумно, у сына своя жизнь, да и что вы там будете делать.
- Я буду работать, Яков - писать морские пейзажи, чего бояться, там тепло и зимой нет снега.
- Море - это здорово! Но там государственный язык - украинский, а Яша никогда не увлекался маринистикой. Ваша родина здесь, а от тоски по ней никто не застрахован.
Софья рассердилась:
- Ах-ах, тоска по березкам замучает, там они тоже растут.
Мара промолчала.
Когда Софья спрашивала Якова: "Так все же, ты согласен или нет с тем, что произошло в нашей стране?", он неизменно отвечал: "Все правильно, другого выхода не было и не могло быть". В последние годы добавлял: "Но кто знал, что бандиты все извратят".
Последний раз ездили к Мише в позапрошлом году в августе. Яков собрал за зиму деньги: откладывал пенсию и часть того, что зарабатывал эскизами для театра юного зрителя, больше гордился не заработком, а тем, что вспомнили о нем. Софья не могла ничего собрать даже на билет, половину зарплаты посылала сыну. Яков не препятствовал.
В поезде они узнали о войне в Грузии. Но война была так далеко, так не соответствовала радостному настроению, что она не вникла в ужас случившегося. Да, жаль мирных жителей, но что поделать, - оправдывалась она, - их вины нет, да и чем бы они могли помочь. Кого она пыталась утешить? "Перестань!" - резко оборвал ее Яков. И замолчал, перестал реагировать на окружение, оживился, только когда подъезжали к Симферополю.