Даже небольшая дистанция, преодолённая пешком, была для его организма настоящим испытанием. Он не успел осмотреться, как подошла медсестра. Уверенным движением ввела ему в вену иглу, закрепила пластырем и присоединила прозрачную трубку, идущую от колбы, закреплённой на стойке. Было видно, как внутри капля за каплей стала поступать исцеляющая жидкость.

– Всё, рукой не шевели, когда кончится, заменю, – медик подвела черту под своими манипуляциями и, собрав использованные упаковки, удалилась. Лёня опытным взглядом оценил ёмкость, нависшую над ним. Пол-литра.

«Что, если бы капельницу ставили из пива?» – пронеслась в голове глупая мысль. Веки наливались тяжестью. Кажется, теперь действительно стало легче. Впервые за долгое время ему по-настоящему захотелось спать.

Как же хорошо было вот так отключиться и не просыпаться как можно дольше, быть в забытье и не чувствовать ни боли, ни мыслей. Но, любой сон рано или поздно кончается, и Леонид, проснувшись, никак не хотел открывать глаз. Так бы и лежал с закрытыми веками, но каким-то чувством понял, что рядом кто-то стоит.

Так и есть, через едва приоткрытые веки Лёня узрел возле своей кровати человеческий силуэт. Мужчина лет пятидесяти с накинутой на голову простынёй, словно шалью, нависал над ним. На белом фоне выделялось его небритое истощённое лицо. Он стоял рядом со стойкой, на которой висела капельница, а его большие глаза, не моргая, пристально смотрели на последние исчезающие капли раствора в бутылке. Казалось, он мог так стоять бесконечно, словно языческий истукан, но едва Лёня решил прокашляться, как идол ожил, повернул своё лицо к лежащему человеку, и огонёк радости проскочил в его глазах:

– С возвращением!

– Я, собственно, никуда и не уходил.

– Это ты так думаешь или действительно не уходил? Меня зовут Глеб Павлович. Я твой сосед, – из-под простыни вынырнула худая ладонь для рукопожатия.

– Леонид. Очень приятно.

Мужчина похлопал его по плечу и заговорщицки подмигнул:

– Тоже по знакомству пристроили?

– Не то чтобы…

– Ну-ну, а мне здесь нравится, тихо, спокойно и очень чисто. Знаешь, и сестрички такие внимательные, добрые.

– Ну, да, ещё бы не спокойно. Они же здесь успокоительные сыплют и колют.

Палыч тихонько засмеялся, как будто Лёня сморозил какую-то глупость. Он сел на край его кровати, с явной готовностью пообщаться. Лёня, как ни странно, тоже был рад новому знакомству и ничему не обязывающему разговору. Тем более, боль и тяжесть в голове несколько отступили, стали затихать. Почему бы не отвлечься мыслями? Только говорить в основном пришлось Лёне. Палыч лишь расспрашивал его про жизнь, а сам внимательно слушал с лицом наивного ребёнка получившего новую сказку на ночь. Лёня рассказал всё, от ярких эпизодов детства, до тёмных красок семейной жизни прошлого, и конечно же о невесёлом настоящем.

За окном стемнело. Неподвижная рука уже порядком затекла. Палыч тихонечко прокрался к двери и выглянул в коридор. Затем быстро вернулся к кровати и вполголоса просипел:

– Сейчас у тебя физраствор кончится, они должны поменять на магнезию. А потом пойдут телевизор смотреть в ординаторской.

– И чего?

– Ты тут новенький, а я такие места знаю, закачаешься. Пойдём вместе, на разведку.

«Такого разведчика, блин, в два счёта поймают» – подумал про себя Лёня, но кивнул в знак согласия. В коридоре послышались быстрые шаги. Палыч пулей шмыгнул к себе в койку, уткнулся лицом в стенку, и как ни в чём не бывало, правдоподобно засопел, будто спит. Медсестра появилась с полной бутылкой прозрачной жидкости.

– Ну, что больной, как дела? Поспал? Это уже хорошо. Сейчас ещё одну поставим.

Пока женщина меняла ёмкости, Лёня размял затёкшую руку. Новая бутылочка с лекарством начала свой нудный отсчёт, словно водяные часы. Когда медсестра исчезла в тёмном проёме коридора, Лёня неожиданно понял, что ему просто необходимо в туалет. Видимо, то количество жидкости, которую влили в вену, попросилось наружу через почки. И что же он сразу не сообразил сказать сестре. Перспектива лежать и терпеть совсем не радовала его.

Решение, в лице Палыча, подоспело вовремя. Едва шаги в коридоре стихли, новый товарищ вновь оказался у его кровати.

– Ну, что долго тут собираешься валяться? Пошли уже.

– Как?! – и Лёня покосился на нависавшую над головой капающую ёмкость.

Глеб понимающе кивнул и ловко перегнул трубочку. Затем, невесть откуда появившейся бельевой прищепкой, закрепил её и достал катетер из иглы.

– Ну, вот порядок.

Лёня не без удовольствия согнул руку в локте. Потянулся и медленно сел. Палыч подошёл к двери и прислушался.

– Вроде всё стихло. Одевай простынь

– Зачем?

– Чтобы не увидели.

– Палыч, а где туалет?

– Что, прижало? Сейчас покажу. Накидывай на голову…

Лёня скептически хмыкнул, но простынь всё же натянул на самую макушку. Он вообще согласился на предложение Глеба исключительно из-за туалета.

И вот два, такого странного вида мужчины, словно призраки, медленно выплыли в коридор лечебного учреждения. Справа, в дальнем конце, тускло пробивался свет из-под двери ординаторской. И самовольщики, не колеблясь, выбрали путь в противоположном направлении. Всё было спокойно, только где-то далеко в недрах этого печального дома раздавались душераздирающие крики. Далёкие и безумные, как из забытых фильмов ужасов.

– Нам в платном отделении привольно. Никто особо не наблюдает. Колют, лечат, кормят. А на том этаже, – сказал Глеб Палыч, многозначительно ткнув пальцем вверх, – лежат по принуждению. Силой привозят. Бывает, что запеленают в смирительную рубашку, бросят на полу, и привет. А могут и побить, чтоб не орал… Вон туалет, последняя дверь.

Лёня, беззвучно нырнул в комнату, пробыл там несколько минут и, когда вышел, замер в недоумении. Палыча нигде рядом не было. Он стоял в начале тёмного коридора, с пробивающимися полосками света из приоткрытых дверей палат. В голове представился фантастический тоннель, ведущий в неизвестность, и где-то из глубины этих стен доносились ужасные крики мучеников ада. Новая тема для картины, почему бы нет?

Идти в палату совсем не хотелось, и Лёня решил дожидаться товарища, по несчастью. Он взгромоздился на подоконник единственного коридорного окна, которое было наглухо заварено толстой решёткой. В ближайшей палате, сквозь приоткрытую дверь, были слышны голоса. Лёня сначала не обращал внимания, но беседовавшие говорили уж очень эмоционально, и это заставило его прислушаться. Кажется, там разворачивалась банальная семейная сцена. Женский голос, печальный и тихий, переплетался с болезненно хриплым мужским. Он называл её по имени, то ли Геля, то ли Эля, и при этом всегда понижал тон, словно боясь разгневать супругу. И тогда некоторые реплики было невозможно разобрать.

– Зачем ты пришла, Геля? Хочу, чтобы все от меня отстали.

– Успокойся, пожалуйста. Осталось уже немного…

– Забери меня уже отсюда, так надоело, – в его голосе звучало отчаяние.

– Да, конечно. Скоро всё закончится. – женщина как могла успокаивала больного, – Я принесла тебе кое-что. Ты же всегда хотел выкурить настоящую гаванскую сигару!

– Глазам не верю! За всю жизнь не курил такую. Спасибо…

Послышался щелчок зажигалки, мужчина, видимо, затянулся, и наступила небольшая пауза. «Ничего себе, она его балует», – Лёня решил подойти поближе к открытой двери и хотя бы краем глаза взглянуть на эту парочку. Их не было видно из-за больничной ширмы, стоящей рядом с кроватью. Голоса доносились именно оттуда.

– Дай мне руку. Я присяду, – сказал мужчина. – Какая же она у тебя холодная.

– Потому что на улице холодно, – задумчиво ответила женщина.

Пауза. Мужчина прокашлялся.

– Я часто вижу демонов, они преследуют меня, постоянно. Так можно с ума сойти.

– Они не сделают тебе ничего дурного, только ты сам…

– Я устал. Больше не могу так жить! – воспалённый мужской голос то переходил на шёпот, то становился громче. – Я никому не нужен.