– Мне нужен, – отозвался голос молодой женщины.

– А зачем?

Собеседница молчала.

– Я никому никогда не принёс вреда. Если и мучил, то только себя.

– Ты просто слабый человек, и всё время пытался переложить ответственность за свои слабости на других. Все виноваты в том, что довёл себя до такой жизни. Все, но только не ты. Типичное рассуждение алкоголика.

– И что? Скажи, я имею право на свою жизнь?

– Конечно! Весь вопрос, как ты распорядился этим правом? Хватит истереть, сходи, умойся в туалет.

«Какая интересная дамочка», – подумал Лёня и сделал шаг, чтобы взглянуть краем глаза на собеседников и тут же остановился. Мужчина почти вскрикнул:

– Я не пойду! Там волчья стая! Ты слышишь? Они там, в темноте…

Лёня невольно огляделся. Он был один в тёмном коридоре, и слова мужчины почему-то напугали его. Приоткрытая соседняя дверь подсобного помещения зловеще глядела на него. На мгновение показалось, что кто-то там стоит и наблюдает. Страшный и злой. Это был не человек. Он смотрел оттуда, и пенящаяся слюна капала из его оскаленной пасти на холодный кафель пола. Зверь ждал подходящего момента для прыжка и издал нетерпеливый глухой рык. Волосы дыбом встали на затылке у Леонида. Первобытный страх почти парализовал его. Он, едва не теряя рассудок, попятился вдоль стены, как вдруг чья-то рука уверенно отдёрнула его и поволокла в сторону.

Это был Палыч. Всё такой же замотанный простыней, бледный призрак больницы.

– Тс-с-с! – фантом приложил указательный палец к губам. – Тебя всего трясёт, что случилось?

– Осторожно, там кто-то есть, – Леонид горячо зашептал, указывая на тёмный проём подсобки.

– Стой здесь, – Палыч смело пошёл туда и через некоторое время вынырнул, пожимая плечами. – Никого. Боишься темноты? Это нормально.

Он молча потянул Лёню на площадку запасного выхода. Там они вышли на освещённый тусклым светом лестничный марш, спустились двумя пролётами ниже и очутились на первом этаже, возле квадратного ящика с красной трафаретной надписью: «ПК-1». Глеб Палыч по-деловому открыл его. Под пожарным краном стоял пакет и белая эмалированная кастрюля, пахнущая чем-то вкусным. Палыч не без гордости взглянул на приятеля.

– На кухню сделал вылазку. Одному не унести. Хватай посуду.

Палыч взял пакет и направился вверх по лестнице. Кастрюля была тёплая, Лёня схватил её и на цыпочках бросился вслед.

Проходя мимо палаты, где только что слышалась беседа супругов, Лёня сбавил шаги. Ему очень хотелось взглянуть на ту дамочку, которая так мудрёно общалась с мужем алкоголиком.

«Есть же ещё женщины, которые ухаживают и ценят своих мужиков, какими бы они ни были» – мечтательно подумал он. Может оттого, что за ним самим никто в жизни так не ухаживал, кроме мамы. Даже бывшая жена в первые дни знакомства, не говоря про последующие, не утруждала себя знаками внимания к супругу. А тут нате вам, сигару!

В палате было тихо, и только слабый аромат экзотического табака доносился из-за двери.

«Уже ушла» – сделал вывод Лёня.

Приятели без приключений добрались до места дислокации. Именно так Палыч и называл свою палату. Тут они позволили себе расслабиться. В кастрюльке оказались котлеты с картофельным пюре и подливой. Из пакета был изъят нарезанный хлеб, кусок пирога, литровая банка с чаем и две ложки.

Мужчины с аппетитом принялись за позднюю трапезу. Котлета на ложке Лёни всё так же прыгала от дрожания рук, пытаясь ускользнуть, но голод заставлял неимоверным трудом удерживать её и прикончить, кусок за куском. Возвращались силы и заметно улучшилось настроение. Глеб Палыч, расположившись на своей кровати, как индусский бог, медленно жевал, словно медитируя. Вся обстановка напомнила Лёне что-то далёкое и давно забытое.

– Чувствую себя как в пионерском лагере. Даже еда по вкусу такая же…

– Ага. В тихий час обычно делали набеги. За пазуху наберёшь печенья, и в руки алюминиевую кастрюлю с горячим киселём, и бежишь, босой вместе с пацанами, в отряд, делить добычу, – Палыч зажмурился в своих воспоминаниях.

– Брось, Палыч, откуда тебе быть в пионерском лагере? Ты ребёнком-то хоть был?

– Я-то был, – нашёлся с ответом Глеб. – А ты сам на себя в зеркало давно смотрел? Весь помятый как бабай!

Мужчины рассмеялись. Распаковали банку с чаем и пустили по кругу. Их чаепитие нарушил только единожды бледный старик в ночной рубахе, который призраком прошаркал в открытом дверном проёме, до туалета и обратно. На верхних этажах, словно в дивном зверинце, продолжали разноситься крики, урчания, визги и топот.

Неожиданно совсем рядом, за дверью, раздался пронзительный собачий лай.

– Тут ещё собак держат? – удивлённо спросил Леонид. Глеб не успел ответить, как к ним в палату проскользнул молодой парень. Весь взъерошенный, с выпученными от испуга глазами. Больничная пижама, висевшая мешком на худом теле, выдавала в нём пациента. Он захлопнул за собой дверь и настороженно прислонил ухо к скважине. Потом навалился со всей силы и залаял по-собачьи, так громко, что кажется, поднял на ноги всё здание. Откуда-то издали, с верхних этажей отозвались другие одиночные собачьи завывания, словно это был питомник для животных, а не больница. Иногда его старательный лай переходил в озлобленный рык, чем окончательно озадачил мужчин, наблюдавших за этим сумасшедшим представлением.

– Эй, парень, ты чего? – спросил странного визитёра Глеб. Тот обернулся, выпучив на него глаза, и возбуждённо, заикаясь, едва внятно зашептал:

– Там, в коридоре, волки! Если они подумают, что здесь собаки, то испугаются и уйдут. Давайте вместе…

И парень зарычал с удвоенной силой. Действительно, сильный аргумент, в какой-нибудь глухой деревне, но очевидно неуместный здесь. Вдруг с той стороны кто-то не сильно толкнул дверь. Парень отчаянно упёрся в неё и залаял так ожесточённо, что не на шутку испугал Лёню с Палычем. Оба в тревоге приподнялись с кроватей. А что если и в самом деле сюда ворвутся звери?!

С той стороны налегли на дверь сильнее, и через мгновение в палату ввалились двое крепких мужчин в белых халатах, и за ними медсестра со шприцем наизготове. Парень сопротивлялся, как мог, и даже пару раз, извернувшись, пытался зубами вцепиться в руку одному из них, но тот был явно подготовлен к такой встрече и разом скрутил озверевшего пациента. Его щуплое тело быстро обмякло в крепких руках санитаров, и они торопливо унесли его куда-то прочь. Крики и топот ещё долго разносились в стенах учреждения.

– Вот и этот, туда же, волков увидел. Странно всё это, – тревожно сказал Лёня и прислушался к стихающему шуму в коридоре.

– Вечерние обострения. Под ночь здесь с некоторыми бывает. Белочка, – пояснил Палыч.

– Ничего себе представления.

– Тут таких навалом. Обычно их колют препаратами, после которых они становятся просто овощами.

– Ты-то, видно, уже специалист, разбираешься, что да как?

– Уж я-то знаю. Это нам со стороны кажется, что их поступки дурацкие и бессмысленные. А на самом деле хоть и спонтанные, но логичные. Всё объяснимо. Некоторые, допустим, на ужине масло прячут и выносят. Думаешь, зачем?

Лёня пожал плечами:

– Зачем?

– Ножки кровати натирать. Чтоб всякие гады, типа змей и ящериц, к ним в постель не забирались. По смазанным ножкам не залезть, соскальзывают, – Палыч, кажется, знал, о чём говорил. – А тот парень лаял, чтоб отпугнуть хищников. Хотя так не отогнать.

– Ты же говорил, что их нет!

– Я так не говорил. Кто знает, может, и есть, – загадочно произнёс Палыч, почёсывая затылок.

Мужчины допили чай. Рассовали посуду под кроватями, и развалились по своим местам.

– Палыч, а ты где живёшь?

– Здесь недалеко. Дом на шоссе…

– Дети есть?

Палыч вдруг переменился в лице. Взгляд его стал хмурым и озабоченным. Он резко сел и, уставившись в пол, осипшим голосом проронил:

– Были…

Лёня тревожно всматривался в его глаза. В них было много боли и печали. Палыч молча подошёл к стойке с лекарством, снял оттуда бутылку, затем, отлив половину в порожнюю кастрюлю, вернул на место и сосредоточенно поставил катетер в иглу, торчащую из руки Леонида. Потом вернулся, тихо лёг в свою постель и, уткнувшись лицом в стену, замер. Лёня не знал даже, что сказать. Он понимал, что задел какие-то личные мотивы Палыча, но как теперь поступить, что сказать и при этом не навредить, не знал. Так они и пролежали, в тишине, пока не явилась медсестра, чтобы убрать использованную капельницу.