– Грузчики поднимут пианино к вам сегодня, – сказала продавщица. И услышав, что мы живем на девятом этаже, присвистнула. – Сколько возьмут, спросите у них сами.

Мама хотела, чтобы я ходил на бальные танцы.

Я хотел ходить на футбол, но был не против, когда узнал от нее, что в эту секцию ходит моя одноклассница. Она мне так нравилась, что я иногда забывал дышать. Потом вспоминал, выпускал скопившийся внутри меня воздух – как маленький дракончик, и класс оборачивался посмотреть, что случилось. Все, кроме нее. Она знала. Женщины всегда знают, что нравятся. Даже во втором классе.

Мне купили черные брюки. Какие-то туфли. Новую белую рубашку и даже бабочку.

– Здравствуйте! – сказала важно и весело дама в синем платье. – Я Элеонора Максимовна.

Дам из секций почему-то всегда звали вычурно.

Она провела меня мимо моей одноклассницы, упорно не смотревшей в мою сторону. Поставила в пару к другой девочке. Толстой. Низкорослой. Рыжей.

– Это Катя. Кате давно был нужен партнер. – Она подошла к пианино, но не села. – Смотрите внимательно! Сегодня мы разучим вальс. Мальчики берут девочек за талию, девочки кладут мальчикам руку на плечо. Потом мальчики делают шаг назад. И – раз! Потом в сторону, и – два!

Те пять рублей, которые мама выдавала мне ежемесячно на танцы, я тратил на марки. Танцы были на втором этаже дворца культуры. На первом был кружок филателистов. Я собирал всё про космос. У меня были все космонавты – от Гагарина и до середины восьмидесятых.

Мы стояли у метро «Динамо», не зная куда идти. Два здоровых лба. Мне восемнадцать, другу двадцать два.

– Простите, – сказал он вышедшей из метро женщине. – Как нам пройти к стадиону «Юных пионеров»?

Женщина посмотрела на нас. Как показалась мне – с подозрением. Махнула рукой.

– Через дорогу, вот он.

Два дня назад мы провожали в армию моего одноклассника. Драки не было, но были танцы. Под Женю Белоусова, чьи клипы шли по каналу «2 × 2» без остановки.

Я не танцевал. Просто смотрел телевизор. И вдруг увидел бегущую строку: «Конкурсный набор в группу танцев. Юноши и девушки до двадцати пяти лет. Обучение и гастроли в России и за рубежом. Просмотр на стадионе „Юных пионеров“».

Я потянулся к телефону, набрал номер друга.

– Гастроли, – сказал я. – Зарубежные.

И объяснил, в чем дело.

– Конечно, едем, – сказал он.

В раздевалке было неуютно. Друг был накачен, я поджар. Мы взяли спортивные брюки и просто брюки и теперь не знали, что надеть. Другие конкурсанты были с крепкими ногами, что особенно бросалось в глаза при обтягивающих лосинах, и нежным торсом. У нас все было наоборот – выше пояса мышцы были развиты получше. Друг считался первым каратистом в городе, а меня он к моему колоссальному удивлению поставил с собой в пару и пытался тащить к своим высотам. Я надел брюки. Потом подумал и надел спортивные штаны. Потом отчаялся.

– Да ладно, брат, – сказал друг. – Пошли себя покажем.

Девочки были восхитительные. Длинноногие, модные. Отчего мои комплексы сразу усилились. Все тянулись, разминаясь, никто ни с кем не разговаривал. Я решил показать себя, как просил друг, и сел на шпагат. Потом еще раз. Спокойнее не стало.

В зал вошла женщина в синем бархатном платье и какой-то мужчина в черной паре. Всё стихло.

– Здравствуйте! – сказала она важно и увидела нас с другом.

Я подумал, что нас попросят уйти, но она продолжила:

– Меня зовут Стелла Антоновна. Народа много, вот как поступим. Вы встаете поочередно в квадраты по девять человек – три в каждый ряд. Сергей Петрович играет на рояле, я показываю вам танец, потом вы пытаетесь повторить.

Мне показалось, что она снова посмотрела на нас. Попавших в первую девятку. Я встал в последний ряд. Друг в первый. Хотелось убежать. Несмотря на близость зарубежных гастролей. За границей я никогда не был. А посмотреть мир очень хотелось.

Стелла Антоновна хлопнула в ладони, Сергей Петрович заиграл что-то бодрящее.

– И раз, – сказала она, сделав соблазнительное движение ногой. – И два. Запоминайте, я нарочно двигаюсь не плавно, а делю танец на отдельные па.

Танцевала она божественно. Я подумал, как же повезло ее мужу. Такая женщина.

Она даже не вспотела и не задохнулась. Посмотрела на нас, кивнула Сергею Петровичу. Он заиграл уже знакомую мелодию.

Все сделали первое па, и я тоже. Потом второе. Что надо делать дальше, я уже не помнил, просто повторял за другими с секундным опозданием.

У друга память была лучше. Его просто подвели разношенные чешки. Он поскользнулся на максимальной скорости и завалил, падая, еще троих.

У Стеллы Антоновны дрожал голос, но она держалась.

– Повторить? – с надеждой спросил друг.

Она покачала головой.

– Вам не надо. И большое спасибо.

– За что? – спросил он.

Она подошла поближе к нему.

– За такие эмоции.

Я думал, он ее пригласит на кофе. А он просто кивнул и сказал:

– Хорошего вечера.

Кофе в кафешке по соседству не оказалось. Была «Фанта», ледяная. И еще торт, который можно было купить только целиком. Мы ели, давясь, и молча смотрели друг на друга.

– В конце концов, – сказал друг, – жизнь у гастролеров не сладкая. Человека четыре в одном номере, график без пауз.

– Точно, – сказал я.

Мы помолчали. Потом я спросил:

– А чего ты у нее телефон не взял?

– У нее? – Он засмеялся. – Зачем? Это же разные темы. У нее танцы, у нас с тобой спорт. С такими женщинами один раз встретиться не интересно. Они на всю жизнь, чтобы помучиться.

– Зачем же мучиться? – спросил я, не понимая.

– Зачем? – переспросил он и снова засмеялся.

Продавщица посмотрела на нас недовольно. В неотапливаемом кафе было адски холодно. Мы обжигались «Фантой» и ели советский кремовый торт, который совсем не лез в горло. Лучший боец города и его верный адъютант.

– Знаешь, – сказал я ему, – а ведь мама хотела, чтобы я ходил на бальные танцы.

– Мама плохого не посоветует, – сказал он.

Друг решил жениться. Хотя раньше эту возможность отрицал. Говорил каждой новой своей пассии:

– У меня двое детей. От разных женщин. Зачем тебе сношенные башмаки? Хочешь – можем общаться просто так.

И все соглашались. Слишком уж сильно был выражен в нем мужской характер. Сильный, спокойный, немногословный. Их тянуло к нему – вне зависимости от перспективы отношений. И ничего не поделать.

Он пытался жить с матерью второго ребенка – и не смог.

– Она удивительная, – говорил он. – Добрая. Самая добрая женщина, которую я встречал.

– И что? – спросил я.

– Но ленивая… Я ей говорю: неужели ты правда так можешь жить? Чтобы постель у тебя неубранная полдня была. Чтобы тарелки в раковине стояли.

– А она? – спросил я.

– Она говорит: я на работе за пять дней очень устаю. – Посмотрел на меня синими глазами. – Я так не могу. Веришь?

– Верю, конечно, – сказал я. – Я и сам так не могу.

От первой он ушел с большим трудом. Та была хозяйкой, но однажды случился такой разлад, что уже невозможно было остаться.

Жил один. И почему-то стеснялся, что девушки меняются.

– Мне так комфортнее, – говорил он.

– Понимаю, – отвечал я.

И вдруг через год он удивил.

– Женюсь, брат. Жду вас в воскресенье к часу на свадебный обед.

– Ну и хорошо, – сказал я.

– Я действительно счастлив, – сказал он.

Мы сидели в ресторане. Человек двенадцать. Друзья и родители. Невеста была оживлена, как и ее мама. Его мама, напротив, сидела серьезная и с поджатыми губами. Невестка дважды подняла тост за ее здоровье, но это не помогало.

– Я так счастлив, – сказал он.

– Ну и хорошо, – сказал я.

– Только она на ребенке помешана. А я ей сразу сказал, что не готов. Или, по крайней мере, сразу не готов.