– Почему? – спросил я.

Ираклий поднял ладонь к лицу, разглядывая.

– Знаешь, совсем не чувствую себя женатым.

Он иногда надевал кольцо, иногда снимал. Мне было смешно, ему тоже.

– Я думаю, что всё, – признался он.

– Развод? – догадался я.

Он кивнул. Потом сделал из губ какую сложную фигуру, словно девочка у зеркала женского туалета для селфи.

– Когда? – спросил я.

Мы сидели вечером у него. Жена была на работе. Как всегда.

– Она меня любит, – вдруг сказал он, как-то неуверенно.

Я ничего не ответил.

– С седьмого класса вместе. – Столько времени потерял.

– Думаешь? – спросил я.

– Я не знаю, – сказал он. – Я не знаю, как поступить. Раз в месяц она со мной такая нежная, что я потом хожу и думаю: а вдруг все изменится, станет как до свадьбы? Когда я знал, что я для нее – самое важное в жизни.

Я слушал, молчал. Вспомнил, как она запретила ему встречаться во время каждой из ее институтских сессий.

Его жизнь. Я мог только поддержать. Или сказать – что, на мой взгляд, будет с ним при каждом из вариантов, который он может выбрать.

Ираклий хотел купить симку, чтоб звонить в Москву с немецкого номера. Так вышло бы дешевле. Зашел в торговый центр, зашел в бутик с телефонами.

– Ничего себе фигуревич, – сказал ему коллега, показав глазами на ножки и попку, втиснутые в узкие брюки. – Материал! А говорят, что все немки жирные.

Девушка-консультант обернулась.

– Вы что, русские? – спросила она.

Она уехала за вторым высшим. Стремительно выучила язык. Освоилась. Осталась – по студенческой визе. Продолжала учиться, чтобы продлить свое удовольствие от Мюнхена. Совершенно не скучала по дому, но чувствовала себя одинокой без друзей и родни.

Они пошли гулять втроем. Потом коллега исчез. Они даже не поняли – когда.

Ираклий вернулся в гостиницу за полночь и вспомнил, что не позвонил жене на работу. Лег на кровать прямо в одежде и начал вспоминать, как он когда-то гулял с женой в городских парках. Как ходил с ней в кино.

И как она стала жить на работе. Или работой…

Через воскресенье они пошли на пикник. Купили в магазине колбасы, сыра, бутылку вина, фрукты. Английский парк тянулся через весь город, места хватало всем.

Они пришли в парк около трех. А в девять поняли, что стемнело. Надо было уходить.

Собрали вещи, пошли, болтая, вдоль речушки. И взяли друг друга за руки.

Шли, потом она вырвала руку и зарыдала.

– Зачем?! – кричала она, всхлипывая, отчего ее лицо сразу стало некрасивым. – Зачем ты это делаешь? Ты уедешь, а я останусь.

Мимо шла пара пожилых немцев. Остановились, что-то спросили. Он разобрал только слово «полицай».

– Данке, данке, алес гуд, – сказала она им, стараясь успокоиться.

Немцы пошли дальше, оглядываясь. Они остались.

– Я же хочу быть с тобой, – сказала она. – Ты же понимаешь. А ты женат.

– Я понимаю, – сказал он.

Две недели они провели, практически не расставаясь. А потом он улетел.

– Я уже успокоилась, – сказала она ему в аэропорту. – Как будет, так будет.

– Я хочу развестись, – сказал Ираклий жене. – То, как мы живем, в этом нет никакого смысла.

– Хорошо, – сказала она.

Хотя глаза были полны слез. У обоих. И вовсе не оттого, что им просто было жаль потерянного времени.

В ЗАГСе их спросили, кто будет платить пошлину.

– Он, – сказала жена. Единственный раз подпустив яд в свою интонацию.

Через месяц они пришли забрать свидетельство о разводе.

Надо было что-то сказать. Сказала она:

– Так странно, что мы уже не вместе.

Хотя это было не совсем так. Квартира еще принадлежала им обоим.

Просто жили они теперь в разных комнатах.

А так, если посмотреть со стороны, всё оставалось ка прежде. У нее своя жизнь, у него своя.

Ираклий выпросил себе новую командировку в Мюнхен. Прилетел через две недели после развода. Она бросилась ему на шею в аэропорту, и он понял, как же он по ней соскучился.

Через минуту, когда они смогли отлипнуть друг от друга, он полез в сумку, вынул паспорт. И показал ей штамп о разводе.

Они заехали в отель. Он пошел в душ, она пришла к нему.

Когда они лежали в кровати, она приподнялась на локте и вдруг сказала:

– Ты какой-то другой.

Отодвинулась от него, рассматривая.

– Ты другой!

И зарыдала.

Он лежал и думал. Сначала о ней, потом о себе, потом о работе.

Она прилетела в Москву. Он ее встретил в аэропорту. На половине пути они заехали в ресторан, оба были голодные.

Сделали заказ. Сидели и смотрели друг на друга.

– Поехали в клуб, – сказала она. – Напьемся и выскажем все друг другу. Чтобы ни о чем не думать.

– Мне рано вставать, – отказался он. – Поехали и выпьем у меня дома. И всё выскажем.

– Не хочу, – не согласилась она. – Я хочу поговорить с тобой, отключив мозг. А у тебя дома не смогу.

Ираклий смотрел и думал, как же всё это странно. И в то же время – правильно.

– У нее была миссия, – сказал я ему. – Помочь тебе развестись.

– Да она не такая… – сказал он и замолчал, не закончив фразу.

– Согласен, – сказал я. – Она не такая. Будем искать.

Он женился через год. На девушке с работы. Она пришла к ним после института, и у них как-то сразу всё получилось. Родился первый ребенок, затем второй.

На свадьбу я подарил им вазу. Только не хрустальную.

Из серебра.

Максим был человеком влюбчивым. И легким на подъем, как большинство давно разведенных мужчин творческой профессии.

Он писал стихи. Был профессиональным поэтом. Кстати, неплохо зарабатывая на этом.

Стихи были великолепные. И не только про любовь.

У него хватало не только друзей, но и поклонниц. Все они были похожи – успешные, средних лет и перманентно одинокие.

И вдруг появилась та, что была ни на кого не похожа. Начала писать стихи – на его сайте. Хорошие, нежные.

Когда Максим понял, что стихи ему нравятся и он ждет с возрастающим интересом каждого нового, она пригласила его на свидание. У театра Вахтангова, в восемь вечера.

Поэты – люди преимущественно ленивые. Ухаживание за собой воспринимают как нечто должное. И всегда готовы к встрече с музой.

Была осень, и моросил дождик. Не то чтобы сильно, а так, по-мерзкому.

Максим по привычке немного опоздал. Минут на десять. А у театра никого не было. Арбат вообще был удивительно пуст для раннего вечера. Он стоял, смотрел, как у лотка с книгами из разряда «всё по пятьдесят рублей» что-то ищет существо непонятного пола и возраста, больше похожее на гриб, чем на человека.

Потом обернулся назад. Никого не было.

Следовало бы позвонить музе, но он почему-то оттягивал этот момент. Подошел к книгам, стал их разглядывать. Сосредоточиться не получалось.

Мысли были только о женщине, которая не пришла. Ему показалось, что все ее стихи были наполнены такой влюбленностью в него, что он сам уже почти влюбился. И от того, что она обманула и не пришла, влюбленность ощущалась острее.

Наконец он решился и набрал ее номер, который она написала ему, когда они договорились о встрече.

И тут раздался звонок. Обычная мелодия «Нокии».

Гриб зашевелился, посмотрел на него и сказал:

– Давай-давай проверяй. Да, это я.

Максим хотел сбежать, но он был джентльмен. Поэтому остался, лихорадочно ища выход.

От нараставшего ужаса он начал что-то очень бурно говорить, размахивая руками. Чтобы только не было тишины. И чтобы она ничего не успела сказать. Предложил зайти в кафе. Там еще на пороге заказал бутылку вина – и выпил ее за пять минут. Она смотрела на него, гипнотизируя. Сказала:

– А что мне не налил?

Принесли вторую.

И тут Максиму позвонила старая знакомая. Красивая успешная дама, которая в тот вечер открывала свой бар. Сказала: приезжай, отметим без публики, будут только свои.