Это очень хитроумные и точные речи. Обволакивающие и складные. Они призывают солдат заглянуть в свою душу, и обнаружить в самой ее сердцевине видение ослепительного царя. Они приглашают этих варваров, которым до сих пор никто не смог польстить, сделать серьезные выводы из видения, которое их взволновало. И любое волнение, которое уравновешивается золотом — это волнение, которое невозможно забыть.

Когда почва вспахана, а умы хорошо обработаны и подготовлены так, как готовят полотно для картины — с фоном, где просматривается уже законченная работа, Юлия Мэса приходит к заключению, что пришло время действовать. И она действует.

Однажды ночью 217 года — 217-го, если верить лаконичным надписям на плитках стелы, или 216-го, — если верить сомнительным текстам историков того времени, — Гелиогабал, одетый в пурпурные одежды, был приведен Ганнисом в военный лагерь.

Если верить современным ему историкам, Гелиогабал — это только марионетка, пустая голова мумии, омерзительная статуя царя. И он полностью в руках Юлии Мэсы, которую не волнуют и не смущают принципы, которая посвятила свою жизнь политике, а Элагабал — это только член, которым размахивают над головами солдат.

В надлежащих случаях историки раскрывают личность Гелиогабала через его поступки, через действия царя. Но для них эта личность показала себя лишь единожды. Она показала себя под стенами Эмеса, во время сражения, которое принесло ему царствование. Там юный Гелиогабал, которому не было еще и четырнадцати лет, возглавив тысячу скифских всадников, собрал разбежавшиеся сирийские отряды и на маленьком белом коне погнался, не осознавая опасности, за когортами Макрина!

«Преторианцы Макрина, — рассказывает один из историков того времени[92], — специально отобранные люди, ставшие более подвижными и быстрыми, потому что их освободили от всего тяжелого вооружения, сражались с такой храбростью, что пробили вражеские ряды и начали приводить их в беспорядок, наводить панику. В этот опасный момент амбиция и отвага сделали из Юлии Мэсы и Юлии Соэмии настоящих героинь. Юный Гелиогабал также, единственный раз в своей жизни, демонстрирует признаки силы и стойкости. Вскочив на боевого коня, с обнаженным мечом в руке, он воодушевляет своих сторонников, призывает их вернуться на поле брани по его примеру. Его призывы оказывают свое действие. Стыд пробуждает в побежденных смелость и отвагу.

Они останавливаются. Они смыкают ряды. Они тверды и намерены выполнить свой долг и отвоевать позиции, которые потеряли. Эта черта поразила историков, и они с удовольствием без конца ее повторяют. Понятно, почему она их так поразила: это качество настоящего воина, и Гелиогабал, который впоследствии никогда не колебался, если следовало пролить кровь, здесь проливает кровь воинов, и проливает ее на войне — кровь, превращающую бойцов и воинов в прекрасные трупы.

Итак, я принимаю во внимание, что героизм (причем героизм во всех его проявлениях) — это то, чего в наименьшей степени не доставало юному Гелиогабалу, который взошел на трон в четырнадцать лет, и в восемнадцать лет упал с него окровавленный.

Без сомнения, именно из героизма Гелиогабал совершает акт исключительной жестокости, который все расценили как безбожный и отвратительный, потому что он был немотивированным и безосновательным — убивает Ганниса, своего любимого воспитателя, который препятствовал его бесчинствам.

Историки настаивают, что когда Гелиогабал приговорил Ганниса к смерти, никто не захотел совершить это нечестивое и бессмысленное злодеяние; и что после многих колебаний, душевных мук и раздумий, он, наконец, решился убить его сам.

Итак, Ганнис, его горячо любимый воспитатель. Воспитатель и первый наставник Гелиогабала в ритуалах его отца-солнца, для которого он и научил его проливать кровь.

Что Гелиогабал был посвященным в том смысле, как мы это понимаем сегодня, — маловероятно; и, кажется, его поведение доказывает, что он никогда не был посвящен в какой-либо высокий жреческий ранг. Его посвящение ограничивалось выполнением определенных действий, ритуалов, внешними знаками, иероглифическими пассами, которые выводят на тайный путь. И понятна настойчивость, с которой Гелиогабал заставлял посвящать себя во всевозможные действия и ритуалы, слишком удаленные Друг от друга, а иногда и прямо противоположные.

«Он велел также посвятить себя, — пишет Лампридий, — в мистерии Матери богов[93]; и провозгласил себя Тавроболом для того, чтобы унести статую богини и захватить все, что служило ее культу и что держали неприкосновенным, скрытым от невежд. Его видели в храме, среди фанатичных евнухов, мечущимся повсюду в экстазе, перевязывающим свой детородный орган, дабы походить на галла; затем, после того, как статуя была снята, он перенес ее в алтарь своего бога.

Он изображал Венеру, оплакивающую Адониса, со всеми причитаниями, стонами и содроганиями, которые в Сирии относятся к культу Саламбо[94]; так он сам давал предзнаменование своего будущего конца. Он во всеуслышанье заявлял, что все ихние боги — не более чем советники его бога, давая одним — должности офицеров в его покоях, другим — слуг, а прочим — различные должности около своей персоны. Он потребовал унести из храма Дианы в Лаодикее[95] золотые камни, называющиеся Божественными, которые положил туда Орест[96], и даже саму богиню, которую он поместил в свой алтарь».

Итак, его использовали в качестве марионетки, пустой марионетки-царя, манипулировали им, как членом, а ежедневные смотры в храме составляли часть этих манипуляций, — когда все трудились для него, все — то есть его бабка Юлия Мэса, его мать Юлия Соэмия и два ее евнуха — проницательный Ганнис и гротескный Евтихий; а рядом с Юлией Соэмией всегда была ее сестра, Юлия Маммея, которая делала вид, что помогает Гелиогабалу, а на самом деле старалась для своего сына, маленького Александра Севера (желая посадить вместо Гелиогабала юного императора с девственным членом и кудрявой головой барана), — итак, пока все трудились для него, Гелиогабал тоже трудился для себя самого, но таким образом, что сильно удивил бы историков своего времени, если бы те рискнули взглянуть на него поближе. Каждый день его приводили в храм и, надев на него солнечную тиару с рогом овна, заставляли передвигаться в соответствии с ритуалом, словно немую статую. Однако Гелиогабал с помощью Ганниса узнал тайны этой интриги и решил воспользоваться ею.

Но воспользоваться ею в качестве царя. С пышностью и великолепием, с истинно царским пониманием сил и могущества, которые принадлежат повелителю и которые он черпает из ритуалов.

И в этих ритуалах есть его имя:

EL-GABAL

И вся бесконечная череда различных написаний его имени, которая соответствует последовательному изменению его произношения, с текущими струями, в форме веера, с черными, белыми, желтыми или красными лицами Высшей Личности Бога.

И все эти лица, в свою очередь, соответствуют цветам и расам звезд, расставленных группами в Зодиаке Рама[97].

И четыре великие человеческие расы соответствуют, словно органическое отражение, делениям Зодиака Рама, внушенного богом (Приложение 3).

И все эти расходящиеся состояния, все эти скрытые формы, все эти имена отражаются, в свою очередь, водопадом сжатого, стянутого имени:

HELIOGABALUS ELAGABALUS EL-GABAL.

Тридцать народов кружились, мечтали о роскоши этого имени, произнесение которого порождает во всех направлениях, словно розу ветров, образы тридцати сил. Ганнис, его наставник, который движется в тени драгоценных камней и эмалей, научил его понимать смысл и значение ритуалов, необузданную силу имен.