Мне известно около двадцати случаев брака между чукчами и русскими мещанами или обрусевшими туземцами. Половина этих случаев относится к настоящему времени, половина к недавнему прошлому. Я посетил одну за другой все смешанные чукотско-русские семьи в разных частях чукотской территории. В подавляющем большинстве случаев русская или обрусевшая женщина вышла замуж за чукчу. Все эти женщины вышли из очень бедных семей. Брак с оленеводами служил им средством хотя бы на время избавить семью от постоянной голодовки. За некоторых из этих женщин уплатили по двадцати и тридцати убитых оленей, за других же — только по два или по три. Семьи, к которым они принадлежали, в большинстве случаев жили на границе чукотской области и находились в постоянных сношениях с оленеводами. Не следует забывать, что молодым чукчам не составляет труда добиться благосклонности русских девушек. Достигается это посредством легких подарков или даже без них. Все же различие между бытом русских рыболовов, живущих в теплых деревянных домах у края лесотундры, и жизнью чукотских оленеводов, обитающих в безлесной тундре в холодных открытых шатрах, очень велико. Зимой эти русские женщины, закутанные в косматые чукотские одежды, довольно беспомощны. С точки зрения чукоч, они — никуда негодные работницы и хозяйки. Ни одна из них не умеет с достаточной силой и терпением сбивать снег с меховой оболочки спального полога. Работа русской женщины в районе Колымы несравненно легче, чем работа чукчанки. Русские родственники и соседи издеваются над женщинами, отданными "дикарям". Брак их считается унизительным и постыдным. Однако сами женщины, быть может, для того чтобы отстранить насмешки, с большей энергией принимаются за новое хозяйство и даже с некоторым презрением говорят о своей прежней жизни на берегу реки. Я помню одну из них, у которой мне пришлось побывать как-то в середине зимы. Было очень холодно. Рано утром она вышла из шатра, одетая в обычную "комбинацию" из шкур чукотского покроя, наполовину открывшую плечи и шею. Лицо ее посинело, пальцы одеревенели; она могла сохранить хоть немного тепла, лишь непрерывно двигаясь и работая, и все же она хвалила свою жизнь. "Там на реке люди голодают, — сказала она, — а наша еда сама вокруг нас на ногах ходит". Однако все женщины, вышедшие замуж за чукоч, сознаются, что первые месяцы жизни на тундре для них были очень тяжелы. Молодая хозяйка не знает ни языка, ни уклада жизни, ее тянет обратно на реку. Все время она плачет. Тогда муж, бывало, вызывал старую знающую женщину, та произносила заклинания, эти заклинания уносили горе и делали женщину пригодной для новой жизни. Русские женщины, живущие на реке Колыме, говорили, что чукотские колдуньи своими заклинаниями вынимают русскую душу и вкладывают на ее место чукотскую душу. Поэтому такие женщины после заклинания навсегда привыкали к жизни на открытой тундре.
Мне неизвестно ни одного случая, чтоб такая женщина вернулась с дикой тундры на цивилизованную реку. Одна из женщин рассказывала мне, что после смерти своего первого чукотского супруга она вернулась обратно в родной поселок вместе с трехлетним сыном. "Но мы не могли жить там, — говорила она, — от тяжелого духа в избе. Головы болели, едушки было мало, только сухая юкола, а мальчонка не привык и все просил мяска. Вот так мы пробились на реке месяца три, а я взяла да и вышла за другого чукчу, и ушла с ним на тундру назад".
Большая часть браков между чукчами и русскими остается бездетными. При этом нужно принять во внимание, что: 1) русские и обрусевшие женщины Нижней Колымы, особенно последние, обладают пониженной плодовитостью и 2) в жилах так называемых русских очень мало русской крови. Бесплодие этих смешанных браков имеет прямую связь с истощением жизненной силы среди обрусевших туземцев всего района Колымы. Следует заметить, что русская семья, пришедшая с женой, ложится тяжелой обузой на мужа чукчу и истощает стадо, так же как в случае брака с тунгусской женщиной. Я уже говорил, что чукчи, несмотря на грубость, имеют своего рода жалость к иноплеменникам, умирающим от голода у них на глазах. Оленевод-чукча, когда он видит вокруг себя слишком много голодных, меняет свое стойбище и отгоняет стадо на сотню километров дальше. Таким образом в последние годы чукотские стойбища постепенно отодвинулись на полсотни или сотню километров от ближайшего русского поселка, чтобы затруднить приезд голодных речных жителей с их еще более голодными собаками. Но очень трудно уйти от родного тестя. Поэтому чукчи, женатые на русских женщинах, постепенно спускаются от богатства к бедности. Были один или два случая, когда русские мальчики выросли на тундре и женились на чукотских девушках. Они живут чукотской жизнью, ничего не знают о русских обычаях и даже не умеют говорить по-русски. Две-три чукотские девушки выросли на реке, вышли там замуж и совершенно обрусели. Много обрусевших туземцев в районе Нижней Колымы вступают в групповой брак с чукчами. Вернее, чукчи рассматривают это как групповой брак, русские же видят в этом своего рода проституцию. Чукчи высоко цент такое родство, так как они считают, что русские, несмотря на постоянный голод и нужду, все же выше их по культуре. Русские же вступают в "родство", рассчитывая получить от этих "родственников" даровое оленье мясо, шкуры и ценную пушнину. В нескольких русских семьях, даже в семьях чиновников, купцов и духовенства, есть дети чукотской крови. В семье одного дьячка в Нижне-Колымске двух старших детей, мальчика и девочку, соседи зовут "чукотским отродьем". Я спросил их мать о причине такого прозвища. "Конечно, они — чукчи, — ответила достойная дама с известной гордостью, — за них заплатили много оленей. В те годы я кормила всех голодных соседей". И это была правда, так как на Нижней Колыме во время голодовок каждый кусок пищи делился между всеми соседями.
В отличие от этого я не знаю ни одного случая брака между чукчами и якутами. Якуты не менее русских считают брак с чукчами унизительным. Но они и психически и экономически гораздо сильнее русских. Им не приходится испытывать постоянных голодовок. У них есть свои лошади и рогатый скот, так что чукотские олени не служат для них особенно сильной приманкой.
СВАДЕБНЫЙ ОБРЯД
Наиболее важной частью свадебного обряда у оленных чукоч является помазание жениха и невесты кровью оленя, принесенного в жертву. Этот обряд проводят в шатре жениха или же, если он становится приемным зятем, в шатре невесты. Обряд сравнительно прост: жених идет к тестю и уводит невесту к себе. Невеста, которую сопровождают ее ближайшие родственники, едет на собственных оленях. Процессия приходит к шатру жениха. Оленей распрягают. Маленькие санки, на которых перевозят шатровые жерди, ставят позади шатра на то место, где обычно приносятся жертвы. Нарты жениха и невесты ставят по обеим сторонам, не некотором расстоянии. Потом убивают жертвенного оленя для помазания. Приносят жертвы закату и рассвету и производят другие кровавые и бескровные жертвоприношения. На нарты кладут деревянные огнива и связки охранителей. Затем производят помазание жениха и невесты кровью убитого оленя. Помазание делается также одним или двумя членами семьи жениха, чтобы невеста не чувствовала себя одинокой. При этом жених и невеста наносят на свои лица семейные знаки жениха. Тем самым невеста отказывается от своей семьи, от своего очага и родства и переходит к другому очагу и родству. Далее невеста мажет оленьей кровью нарты и "кормит" костным мозгом домашние священные предметы. Она подходит к очагу, обрызгивает его жертвенной кровью, берет с него горсть золы и трет ее между ладонями. Она говорит, обращаясь к очагу: "Nьmelew qatvarkьn! (Живи хорошо со мною").
Через несколько дней, иногда через две или три недели, совершается вторая часть свадебного обряда — alarantourgьn ("путешествие из-за скуки"). Молодожены, сопровождаемые несколькими родственниками, едут на стойбище тестя. "Мы думаем, — говорили мне чукчи, — что молодая жена может соскучиться по старому. Пусть она съездит и посмотрит на него снова". Для этой поездки не берут оленей, на которых невеста приехала к жениху. Она едет теперь на оленях мужа и ведет с собой много оленей в подарок родителям. Этот подарок называется rinkur. Чукчи настаивают, что это является подарком, а не выкупом, так как его дают по окончании свадебного обряда. Число оленей не установлено. Если семья жениха бедна, то она дает только одну упряжку, то есть двух оленей. Обычно полагается дарить две или три упряжки. В число оленей, предназначенных для подарка, могут входить телята, но они должны быть объезженными, годными для упряжки, словом — то, что у чукоч называется gitli-qəjuut ("жадные телята"), то есть телята, жадные к человеческой моче. Как известно, приручение оленей у чукоч основано на пристрастии оленей к человеческой моче. Кроме оленей. молодожены берут с собой колобки из толченого мяса — любимое лакомство чукоч. Число этих колобков соответствует числу оленей, хотя порою число колобков в два и три раза больше. Согласно чукотскому семейному и семейно-групповому укладу жизни, молодому мужу помогают подбирать оленей для подарка его ближайшие родственники. Но помощь эта добровольная. Обычно один или два родственника по мужской линии (kьrŋe-tumgьt — "родственники по линии быка-производителя") или родственники по свойству (takalgьt — "свояки") дают по одному или по два оленя. Не полагается принимать помощь более, чем от двух человек. Остальных оленей дает сам жених. Вместе с оленями родственники посылают и соответствующее число колобков, а иногда даже в два или три раза больше. Эти колобки имеют символическое значение. Если, например, кто-нибудь из родственников хотел бы послать двух или трех оленей, но в данное время не в состоянии сделать это, он посылает только колобки. Этим самым он берет на себя обязательство все-таки доставить оленей отцу невесты. Кроме колобков, привозят также и другие чукотские лакомства, как, например, замороженный мозг из ножных костей, в общем фунтов до десяти, головной мозг, также замороженный, языки, куски жирного мяса. Приезжая на стойбище жены, молодожены снова совершают помазание, нанося на лицах семейные знаки жены. Жена приносит жертву очагу своего шатра. Затем начинается пиршество, в течение которого съедается вся привезенная провизия. На следующий день молодожены возвращаются домой. Здесь они снова повторяют обряд помазания и намазывают на лица семейные знаки мужа. Покинув таким образом свой родной очаг и семейные знаки помазания, жена наконец связывает себя с новым очагом и окончательно становится членом новой семьи.
