4) The Folklore of North Eastern Asia as compared with North Western America. American Anthropologist, IV, 1902.

5) Материалы для изучения языка азиатских эскимосов. "Живая старина", № 70–71, СПБ, 1909.

6) The Eskimo of Siberia. Publications of the Jesup North Pacific Expedition, Vol. VIII, P. 3. Leiden — New York 1913.

7) Koryak Texts. Publications of the American Ethnological Society, Vol. V, Leiden 1917.

8) О так называемом языке духов (шаманском) у различных ветвей эскимосского племени. "Известия Академии Наук", № 8-11, П. 1919.

9) Chukchee [Essay of a comparative Study of Chukchee Group of Languages]. Handbook of American Indian Languages. Bulletin of the Bureau of American Ethnology, V. 2, Washington 1922.

10) Материалы по ламутскому языку. Тунгусский сборник, Л. 1931.

11) Луораветланский (чукотский) язык. Языки и письменность народов Севера, ч. 3. Труды Научно-исследовательской ассоциации Института народов Севера ЦИК СССР по лингвистике, т. III, Л. 1934.

12) Юитский (азиатско-эскимосский) язык. Там же.

Многотомная монография "Чукчи" является наиболее значительным произведением В.Г. Богораза и написана на основе материалов, собранных им в "Чукотской землице" за годы ссылки и экспедиций. Эта работа создала эпоху в изучении чукотской народности и поставила Богораза в ряды крупнейших этнографов современности. С полным правом В.Г. Богораз заявляет в предисловии к настощему изданию "Чукоч", что в изучении чукотской народности он был "пионером, несмотря на предыдущие работы Врангеля, Майделя, Аргентова и некоторых других". Несмотря на то, что "Чукчи" написаны в начале XX века и покоятся на материалах конца XIX века, они сохранили свое значение и в настоящее время, ибо и сейчас нет другой работы, которая с такой обстоятельностью дала бы картину материального быта, религиозных верований и отчасти социального строя чукоч, одного из наиболее отсталых и наименее изученных народов Крайнего Севера.

Останавливаясь для лучшего понимания "Чукоч" на обрисовке теоретических взглядов В.Г. Богораза, мы должны припомнить, что он начал свою научную работу, будучи народником и тем самым сторонником русской школы субъективной социологии, хотя и не весьма последовательным.

От субъективной школы в социологии у В.Г. Богораза идет преувеличение роли личности, непонимание общественно-экономической формации, непонимание взаимной увязанности всех сторон жизни общества и беспредельный эклектизм. Влияние этой школы чувствуется во всей работе В.Г. Богораза, и поэтому можно ограничиться лишь приведением одного примера, на котором останавливается сам В.Г. Богораз в предисловии к настоящему изданию. Имея в виду материальную культуру, религию, социальный строй и мифологию, он говорит: "Ранее вопросы, рассматриваемые в этих четырех разделах, представлялись стоящими рядом, теперь они связались в отношениях социально-экономической базы и надстроечных форм".

Но В.Г. Богораз был не только сторонником русской школы субъективной социологии; в своей исследовательской работе он испытал сильное влияние так называемой американской школы исторической антропологии (родоначальником которой является Боас). Руководящей идеей исторической антропологии, по словам Р. Лоуи, современного корифея этой школы, является… избегать всеобъемлющих и шатких теорий минувшего и приняться за трезвое историческое исследование, связанное с интенсивным местным изучением отдельных областей"^[3]. "Всеобъемлющими и шаткими теориями" Лоуи считает марксизм и учение Л. Моргана.

История, в понимании исторических антропологов, заключается в отрицании "химерического закона социальной эволюции", в признании невозможности разграничения "хаотического смешения культур", в сосредоточении исследования на ограниченных историко-географических областях. Отправной точкой исторических антропологов при рассмотрении начальных эпох человеческой культуры является признание извечности частной собственности и отдельной семьи, следовательно, отрицание первобытного коммунизма, отрицание рода как всеобщей ступени в развитии общества, в частности отрицание примитивности материнского рода. Все свое внимание исторические антропологи направляю на разрешение частных, местных проблем, испытывая отвращение к синтезу полученных выводов. Поэтому не приходится удивляться, что эмпиризм расцветает пышным цветом в работах "исторических" антропологов.

"Чукчи" представляют типичный пример эмпирической работы, сделанной в духе американской школы исторической антропологии. Подробно описывается материальный быт, религия и т. д. чукоч, но нет ни малейшей попытки определить ступень общественного развития, на которой находятся чукчи, найти место чукоч в общей цепи развития человеческого общества, выявить основные закономерности чукотского общества. Эмпирической характер "Чукоч" и его недостатки признает сейчас и сам автор. Так, в предисловии к настоящему изданию "Чукоч" автор говорит:

"Переходя к пересмотру всего материала моей монографии с новой точки зрения, я должен прежде всего отметить эмпирический характер своей работы. Я старался следовать за фактами и с некоторым трудом решался на обобщения. Ибо я должен сказать вообще, что во время моей полевой работы, а также и после того, я относился с недоверием ко всем существовавшим в то время теориям развития первобытного общества. В этом отношении я в то время больше приближался к Францу Боасу, который до сих пор во всех этнографических и социологических вопросах занимает такое же преувеличенно осторожное, скептическое положение"^[4].

Эмпиризм привел В.Г. Богораза также к пренебрежительному отношению к научной терминологии, и она у него отличается чрезвычайной расплывчатостью, нечеткостью и неопределенностью. Даже в одной из своих наиболее теоретических работ Богораз посчитал возможным сказать: "Я… не придаю особого значения точному определению терминологии"^[5].

Помимо работ о народах Севера, В.Г. Богоразу принадлежит также ряд общеэтнографических работ, преимущественно по вопросам первобытной религии, материальной культуры и распространения человечества на земле. В этих работах, в особенности в последние годы, он энергично стремится освободиться от старых точек зрения и овладеть материалистическим пониманием истории. Все же нужно сказать, что это дается ему с огромным трудом, как об этом свидетельствуют его "Основы этногеографии". В этой работе В.Г. Богораз не рассматривает историю человечества как единый процесс, на каждой ступени которого господствуют особые законы, отличные от законов органического и неорганического миров. Наоборот, мы видим, что в указанной работе этнография определяется как естественно-общественная наука, как "смычка наук естественных и наук общественных".

Такая натуралистическая точка зрения толкает его на путь сведения общественных закономерностей к закономерностям естественным, на путь бесплодных аналогий. В.Г. Богораз при рассматривании общественных явлений считает возможным говорить о "переменных токах культуры", "мужских и женских культурах", "мутационном развитии культуры" и т. д. На стр. 27 он утверждает, что "человеческая культура является силой, подобной различным другим существующим силам, физическим, химическим и геологическим…".

Совершенно прав Ленин, указывая, что "нет ничего легче, как наклеить "энергетический" или "биолого-социологический" ярлык на человека вроде кризисов, революций, борьбы классов и т. п., но и нет ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие"^[6].

В следующей своей общетеоретической работе, "К вопросу о применении марксистского метода к изучению этнографических явлений"^[7], В.Г. Богораз сделал новый, уже более значительный шаг по пути приближения к материалистическому пониманию истории.