Автор пришел к заключению, что "… только марксистский метод с его усложненным подходом, одновременно комплексным и диалектическим, дает возможность правильной классификации, объяснения и увязки этнографических явлений в одно неразрывное целое".^[8]

В этой работе мы находим много оригинальных выводов и заключений, представляющих собою "попытку выдвинуть вперед в изучении этнографических явлений хозяйственные формы, взятые в процессе динамическом, и связать с этими формами изменение психологических явлений, религиозных верований, фольклора и т. д."^[9]. В особенности это относится к главам: "Анализ фольклора" и "Анализ религиозных верований". Автору удалось объяснить, между прочим, возникновение табу, связанных с несовместимостью одновременного использования продуктов различных хозяйственных типов. "Во всех этих фактах, — говорит В.Г. Богораз, — дело идет не о мировоззрениях, а о фактах хозяйственной жизни, добывания продуктов, их приготовлении, варке пищи, мытье посуды, а также о потреблении пищи. И запреты, сюда относящиеся, имеют характер вполне материалистический. Любопытно указать, что при столкновении рыболовства с охотой от нарушений табу страдает рыболовство: рыба перестает ловиться. При столкновении скотоводства с охотой страдает охота: исчезают зайцы. Низший хозяйственный тип защищается от высшего магическими религиозными запретами — табу"^[10].

Останавливаясь на вопросе о классовом расслоении у примитивных народов, подвергшихся влиянию цивилизации, автор совершенно правильно подчеркивает, что "этнографы до сих пор проходят мимо явлений классового расслоения в пределах натурального хозяйства и просто не видят их, страдая каким-то специальным этнографическим дальтонизмом.

Таким образом племена первобытные, например, из числа так называемых малых народностей Севера: самоеды, тунгусы, чукчи с коряками и т. д., изображались до последнего времени в качестве какого-то сплошного национального тела, окрашенного в одну и ту же бесклассовую краску. Так же подчас однообразно и бесклассово изображались даже племена не весьма первобытные, каковы коми-зыряне, вотяки и карелы.

Между тем у чукоч и коряков, у самоедов, остяков и т. д. существует определенное классовое расслоение. Есть богатые оленеводы и полузависимые, бедные "подсоседки" и даже прямо батраки"^[11].

Но наряду с вышеуказанными блестящими экскурсами в работе В.Г. Богораза мы находим совершенно недостаточный анализ развития первобытных общественных отношений, неправильное понимание социально-экономических формаций, частичное их смешение с стадиями культуры, преувеличение роли техники, непосредственное сведение идеологических форм к видам хозяйственной деятельности ("увязка" аниматизма с рыболовством, анимизма с охотой, фетишизма с мотыжным земледелием), признание классового расслоения уже на самых ранних ступенях общественного развития, игнорирование исследований Энгельса и Моргана в области развития родового строя и семьи. Например, по вопросу о развитии семьи автор утверждает: "мы… не можем установить основную форму первобытной семьи, так как у разных народов на весьма первобытных стадиях существует семья моногамная и семья полигамная, общественные формы брака и индивидуальные формы брака"^[12]. Вслед за Куновым В.Г. Богораз считает, что отцовский род предшествует материнскому, возникшему лишь на стадии мотыжного земледелия.

Построенная на вышеизложенных предпосылках "периодизация хозяйственных форм и стадий" хотя и содержит в себе много материалистических подходов, все же не может быть названа марксистской. Совершенно правильно в этой связи автор замечает: "Я не решился бы назвать предлагаемую мною схему ответственным термином "марксистского метода", но полагаю, что она все же представляет некоторое приближение к этому методу"^[13].

Таким образом мы видим, что и эта работа В.Г. Богораза, представляя собой несомненный прогресс по линии приближения автора к марксизму, все же в основных своих положениях остается на уровне механистического материализма.

***

После кратких замечаний о теоретических взглядах В.Г. Богораза переходим к рассмотрению первой части "Чукоч".

В главе "Сношения чукоч с русскими" и "Торговля" В.Г. Богораз описывает завоевание "Чукотской землицы", имевшее своей ближайшей целью объясачение туземцев, но не увенчавшееся успехом благодаря героическому сопротивлению "немирных чукоч". Там же автор показывает, как на смену "прямому действию" казачьих банд пришел торговый капитал, обходным путем подчинивший маленькую свободолюбивую народность царизму. Богораз красочно описывает мерзкую картину падения нравов местной администрации и представителей православной церкви, всегда составлявшей "только особый отдел российского правительства"^[14].

Описывая методы вымогательства, хитросплетений и самодурства русской администрации середины XVIII века, Богораз указывает, что правительство предыдущего периода "было, по крайней мере, откровенно и действовало просто: казаки и казачьи начальники требовали от инородцев покорности и платежа ясака. Преимущественными средствами для поддержания этого требования был "огненный бой", взятие заложников, пытки и смертная казнь"^[15].

Имея перед глазами судьбу ительменов и юкагиров, почти поголовно уничтоженных царизмом, автор говорит: "Можно утверждать, что вымирание туземных племен в Северо-восточной Сибири происходило в прямой или не прямой связи с воздействием культуры, как это имело место также и в других странах". "Если цивилизация станет приступать вплотную, то чукчи, должно быть, пойдут по пути других первобытных народов, и тогда они вымрут и исчезнут"^[16].

Так оно и было бы, если Октябрьская революция, свергнув старый строй, не освободила бы чукоч от воздействия царской "культуры" и "цивилизации" и не представила этой отсталой народности возможности при помощи русского пролетариата развивать свою культуру, национальную по форме, социалистическую по содержанию.

Вообще нужно отметить, что Богораз и в других своих работах выступает с критикой колонизаторских методов буржуазных государств. Так, в "Основах этногеографии" он отмечает, что "легенда о полузверином уровне первобытных племен служит идеологическим оправданием их истребителей"^[17].

Монография В.Г. Богораза, в особенности главы "Стойбище и поселок" и "Сильные люди, воины, рабы", дает очень много для понимания первобытно-коммунистического характера чукотского общества и процесса его разложения. Этот материал тем более интересен, что в годы написания "Чукоч" автор не был сторонником понимания первобытных отношений как первобытно-коммунистических. "Только в последние годы, — говорит В.Г. Богораз, — я пришел к убеждению, что целый ряд фактов, относящихся к чукотской семейной и брачной жизни и к другим элементам чукотского общественного строя, которые я описывал осторожно и предположительно, могут быть поняты и объяснены только как пережитки и реликты ранней стадии первобытно-коммунистического общества"^[18].

К наиболее характерным первобытно-коммунистическим моментам чукотского общества, судя по работе В.Г. Богораза, относятся: бытовые оленеводческие коллективы у кочевых чукоч, коллективная охота на кита и байдарная артель у приморских, гостеприимство и праздники добычи у обеих частей чукоч и т. д. Первобытно-коммунистические черты кочевых чукоч В.Г. Богораз описывает следующим образом: "В большинстве случаев стойбище объединяет родственные семьи: братьев, двоюродных братьев и т. п. с их женами и детьми. Такое положение вещей мы встречаем у оленеводов, не слишком богатых, стада которых не столь велики, чтобы заставить их кочевать особыми стойбищами"^[19]. В предисловии у "Чукчам" автор выражается еще более определенно: "Раньше соседи по стойбищу были вполне равноправны и составляли вместе один оленеводческий коллектив. Основной хозяин этого коллектива, так называемый "переднедомный владелец", мало превосходил своих соседей по числу оленей. Такие коллективы равноправных соседей по стойбищу существуют и теперь, но на богатых стойбищах бедные малооленные соседи стали зависимыми"^[20]. Коммунистические отношения распространяются не только на членов стойбища. Они охватывают и ряд соседских стойбищ. "Соседские стойбища, — замечает по этому вопросу автор, — при перемене пастбища обычно идут по одному и тому же пути и таким образом надолго сохраняют соседство. Они собирают вместе все имеющиеся у них меха и шкурки и отдают их кому-нибудь одному, который везет их на продажу в очень далекий район"^[21].