РАЗВОД
Несмотря на жертвоприношения, сопровождающие свадебный обряд, брак у чукоч не считается нерасторжимым. Помазание кровью и другие обряды служат лишь для укрепления брачных уз, но не могут закрепить их навсегда. Они дают религиозную санкцию на брак, которая, впрочем, у других народов несравненно сильнее. У чукоч брачные узы разрываются очень легко, по самым разнообразным поводам. Если отец или мать мужа недовольны невесткой, они могут отослать ее обратно. Даже в тех случаях, когда жених отрабатывал за невесту несколько месяцев, его родители могут отослать ее назад, если она им не угодила. Я знал семью на реке Сухой Анюй, в которой старший сын в течение трех лет десять раз менял жен. За одну из них он работал три месяца, за другую четыре. Остальные были из знакомых семей и шли к нему, привлекаемые большим стадом его отца. Развод обычно происходит вскоре после женитьбы. Если молодожены прожили год или полтора, то для родственников мужа считается не особенно удобным отослать ее обратно. E. Westermarck, цитируя W. Hooper'а, отмечает, что у чукоч Tuski разведенная жена со своими детьми имеет поддержку от своего мужа[204]. Однако W. Hooper говорит лишь о тех женах, на место которых были взяты другие. Он отмечает, что муж должен оставленным женам и их детям предоставить жилище и средства к существованию[205]. В таких случаях брак совсем не является расторгнутым. Просто чукотский супруг, имеющий больше, чем одну жену, может отдавать предпочтение более молодой и пренебрежительно относится к старой. Я знал случай, когда такое пренебрежение вызывало ревность и ссоры между женами. С другой стороны, несколько знакомых мне чукоч, у которых было по несколько жен, говорили мне, что они считают своей обязанностью посещать своих жен по очереди. "Иначе выйдет ссора", — говорили они. И действительно, чукотский темперамент таков, что пренебрежительное отношение к одной из жен, особенно если у ней есть дети, может повести к серьезной ссоре. В то же самое время, W. Hooper признает, что "развод" — это нечто иное, чем такое пренебрежение. Непосредственно вслед за приведенным сообщением он говорит: "В случаях дурного поведения жены, либо охлаждения со стороны мужа или жены развод тотчас же вступает в силу. Жена возвращается в шатер своего отца или брата, и если у нее не слишком скверный характер, ей обычно не приходится долго ждать второго мужа. Нередки случаи возвращения к прежнему мужу, должно быть, до следующей размолвки". Все это совершенно правильно. Однако в огромном большинстве случаев инициатива расторжения браков исходит из семьи жены, которая удерживает за собой право на женщину в течение пяти-шести лет, невзирая на то, что у женщины есть уже дети. В случаях ссоры между семьями семья жены отбирает ее обратно, даже не останавливаясь перед применением насилия. Конечно, это исполняет не старик-отец, а старшие братья женщины, в особенности если их много. В том случае, если женщина любит своего мужа и отказывается уйти от него, ее связывают и увозят силой. Если у нее есть малолетние дети, их увозят с матерью, а старших детей оставляют отцу[206]. Мне приходилось видеть довольно много женщин, которых увозили от мужей их старшие братья. Одну из этих женщин я видел на стойбище чукчи Atato, на реке Сухом Анюе. Она прожила со своим мужем четыре года. Муж ее был довольно богатый, болезненный и ласковый в обращении с женой. Atato, ее брат, напротив, был мот и картежник. Зимой, за год до моего приезда, Atato проиграл в карты всех своих оленей и обратился за помощью к своему зятю. Тот помог ему. Но когда Atato возымел обыкновение убивать без всякого разрешения оленей своего зятя и таким образом уплачивать свои картежные долги, зять его запротестовал. Тогда Atato пошел к нему в шатер и увез сестру к себе на стойбище. Покинутый муж не мог перенести своего одиночества и после некоторых колебаний последовал за своей женой на стойбище Atato. Когда я приехал туда, мне рассказывали, что несчастный муж прожил там четыре недели и делал все, что было в его силах, чтобы угодить Atato. Сестра хотела вернуться к своему мужу, но Atato не переменил своего решения. "Ты обещаешь давать мне своих оленей?" — спросил он. Зять возразил: "Ты съешь все мое стадо и меня вместе с ним". Тогда Atato заявил: "В таком случае я отдам ее в жены какому-нибудь богатому оленеводу". Насколько я знаю, решение Atato осуществил, и первый муж никак не мог помешать этому.
В 1897 году, когда я работал по переписи чукоч Колымского округа, я имел возможность установить, что почти треть всех женщин разводились по одному или по несколько раз. Часть детей, родившихся от этих браков, оставалась жить с отцом, а часть жила с матерью. Дети, не имеющие родительского попечения, считаются принадлежащими той семье, в которой они живут, и заботы о них делят между собою все члены семьи. То же самое относится и к детям, рожденным вне брака незамужними женщинами.
МНОГОЖЕНСТВО
Чукчи в большинстве случаев моногамны. Однако в некоторых местностях не менее трети всех браков, а возможно, и больше того, полигамны.
Оленные чукчи выставляют чисто экономические причины своего многоженства: "Если я владею одним стадом, мне нужен один шатер и одна жена, однако если у меня два стада, я должен иметь два хозяйства и по женщине в каждом из них". В этом объяснении заключается большая доля истины. Многие богатые оленеводы, имеющие по два и больше стад, имеют жен по числу стад. Так, например, Əttьgьn, о котором я уже говорил, имел два стада и двух жен. Ejgeli, на реке Олое, о котором я также упоминал, был хозяином четырех стад и такого же количества жен. За каждым стадом присматривала отдельная жена. Omrelqot, также на реке Олое, имели три стада и трех жен. Однако многие не менее богатые оленеводы имеют только одну жены. Им помогают присматривать за другими стадами сыновья, зятья, братья и прочие родственники. С другой стороны, многие чукчи, имеющие только одно стадо, имеют двух жен и больше. Все они живут на одном стойбище. При составлении переписи оказалось, что число мужчин, имеющих двух и больше жен, доходит до пятнадцати процентов из общего числа женатых людей, а в некоторых областях — даже до двадцати пяти процентов. В то же время число богатых оленеводов, имеющих два стада и больше, едва достигает трех процентов.
Очень немногие чукчи имели больше двух жен. Однако и здесь существовали исключения. Так, например, Ejgeli имел четырех живых жен, не считая четырех уже умерших и оставивших ему детей. Кроме того, у него была еще "бродячая" жена, старая Cakьət. Часть времени она жила на каком-нибудь из его стойбищ, часть времени скиталась по чужим стойбищам, уходя иногда миль за сто. Ejgeli и все его жены были уже старыми, так что о ревности между ними не могло быть и речи. У Cakьət не было детей, поэтому ничто не привязывало ее к месту. В то же время ее пятьдесят лет не мешали ей быть сильно, здоровой женщиной и очень хорошей работницей. Она была очень искусна в приготовлении шкур и шитье одежды, что делало ее желанной гостьей всюду, куда бы она ни приезжала. Характер у нее был подвижной, она ни минуты не могла оставаться без дела. Таким образом Cakьət, считавшаяся много лет женой Ejgeli, была все же совершенно свободна в удовлетворении своих кочевых наклонностей. Общее число детей от всех жен у Ejgeli было около двадцати, не считая умерших.
Чукча Mewetirgьn, на реке Сухом Анюе, имел в одно время семь жен на трех стойбищах. Позднее он совсем разорился, и жены ушли от него. Чукча Nomgatlə, на той же реке, имел трех жен и четырнадцать детей. Почти все дети были маленькие. Можно назвать еще несколько чукоч, как богатых, так и бедных, имевших в одно и то же время по три и по четыре жены. В том случае, если обе жены живут на одном стойбище, муж старается каждой из них дать отдельный шатер. Однако я знал двоеженцев, которые жили в одном спальном пологу с двумя женами. Все спали втроем под общим одеялом; мужчина лежал посередине между двумя женами. Такой образ жизни часто описывается в рассказах. В рассказе о "Младенце"[207] герой спит в одном пологу с тремя женами. Все они совершенно нагие. На одной руке у него лежит жена из поселка Kicetun, на другой — из поселка Enurmin; третья лежит немного подальше, ожидая своей очереди. В другом рассказе, о "Бородавчатом шамане", у каждой из жен шамана есть свой отдельный спальный полог. Во время обеда хозяин, сидя с гостем в спальном пологу, кричит из-под полы шатра: "Эй, ты, у меня гость, приготовь другой полог". Кто-то снаружи завозился, зазвенев ожерельями и браслетами, вбивает шесты, торопится. "Где ты будешь спать?" — спросил хозяин. "Где скажешь", — сказал гость. — "Спи здесь. Я буду спать на другом спальном месте". Он ушел в другой спальный полог. Гость услышал веселый смех, возню, бряцание браслетов и ожерелий. Он сказал с завистью: "А им, должно быть, весело"[208].
