Обычно я оставался в Президиуме ВСНХ до 12 часов и вторую половину дня проводил в НТО, на Мясницкой в доме бывшей Московской Консистории. Ко времени моего вступления в должность председателя Коллегии НТО нельзя было сказать, чтобы там царствовал какой-либо порядок. Во-первых, надо было подобрать дельных членов коллегии. Из старых членов коллегии оставались Я. Флаксерман, Лапиров-Скобло и проф. Кравец (физик), который был вскоре арестован ЧК. Я решил пригласить в Коллегию моим заместителем бывшего члена Президиума ВСНХ Л. К. Мартенса, проф. Н. М. Федоровского, который был и ранее до поездки заграницу членом Коллегии, академика Лазарева и проф. Я. Самойлова. Коллегии НТО предстояла очень трудная задача установить порядок в этом отделе, пересмотреть штаты всех исследовательских институтов, которые находились в ведении ВСНХ, и затем наметить на будущее время программу работ по каждому Институту. При НТО числились различные научно-технические организации, которые с одобрения Коллегии производили некоторые исследования, — большей частью в лабораториях Высших Учебных Заведениях. После внимательного рассмотрения программы этих организаций, пришлось многие из них сократить и перенести их работу в соответствующие Институты, что, конечно, не могло не вызвать нареканий на НТО. В ведении НТО находились следующие научно-технические Институты: 1) Химический Институт имени Карпова (Москва); 2) Институт Прикладной Химии с опытным заводом (Петроград); 3) Государственный Научно-Технический Институт ГОНТИ (Петроград); 4) Институт Прикладной Минералогии (Москва); 5) Институт Удобрений (Москва); 6) Элек-гротехническкй Институт (Москва); 7) Институт Прикладной Физики (Москва); 8) Техно-физический Институт (Петроград); 9) Аэродинамический Институт (Москва); 10) Главная Палата Мер и Весов (Петроград); 11) Гидравлич. Лаборатория при Тимирязевской Сельско-хозяйственном Институте (Москва); 12) Институт Силикат (Москва); 13) Институт Прикладной Механики (Петроград). Кроме этих институтов, НТО субсидировало многих ученых, которые производили в своих лабораториях исследования, необходимые для промышленности. Особая комиссия рассматривала все заявки на этот предмет, и ее постановления утверждались коллегией. Ко времени моего вступления в должность председателя Коллегии большинство Институтов помещалось в зданиях, не приспособленных для правильного выполнения поставленных им задач. Обычно э\о были частные здания, построенные для квартир, и только во время революции оборудованные под лаборатории. Только здания, в которых помещались Институт Карпова и ГОНТИ, были специально построены для научных исследований; все остальные Институты требовали новых зданий, и в течении почти 5 лет моего пребывания (4 года и 9 месяцев) на посту председателя Коллегии, нам удалось выхлопотать через Президиум ВСНХ необходимые суммы для постройки великолепных зданий научных Институтов. С самого начала главное внимание было обращено на устройство Аэродинамического Института, так как это требовалось и с точки зрения обороны страны. Было немедленно приступлено к оборудованию громадной трубы, в которой можно было бы производить научные опыты и одновременно было заложено здание для Института, постройка которого шла в очень спешном порядке.

Институт Прикладной Минералогии, который помещался на Ордынке, в частном доме В. В. Аршинова, по своей важности для исследования минеральных богатств России, также требовал специального здания и оборудования. Я считаю полезным здесь упомянуть, что основателем этого Института был Владимир Васильевич Аршинов, сын очень богатого московского купца, торговавшего в Москве мануфактурой.

Его отец в молодости был простым прикащиком, а потом открыл свою торговлю и с’умел разбогатеть. Он предназначал сына также к торговому делу, и В. В. сначала исполнял возложенные на него отцом коммерческие дела. Но его натура была создана для совсем другого дела. С молоду он любил собирать различные камни и изучать их происхождение, для чего стал читать различные учебники по минералогии. Впоследствии он решил систематически изучить эту науку и прошел университетский курс в Москве. После смерти отца он построил на Ордынке специальное здание для минералогической библиотеки и оборудовал некоторые комнаты для научных исследований. В. В. был не только любителем этой науки, но и настоящим научным работником, стоящим на высоте современных знаний по минералогии. Среди всех библиотек России, его была самым богатым собранием книг по кристаллографии, геохимии, геологии и минералогии. Располагая значительным капиталом, он помогал многим молодым ученым, на свои деньги посылал их заграницу для дальнейшего усовершенствования, а также давал деньги на экскурсии по России. В. В. был редкостным человеком по своей доброте и по чистоте взглядов, и я думаю, что не нашлось бы ни одного человека, который мог бы сказать о нем что-либо, говорящее не в его пользу. Несомненно, если бы не случилась революции, он в еще большей степени посвятил себя научным исследованиям и оказал бы большую услугу в деле развития у нас минералогических знаний. Революция застала его очень молодым, и, конечно, он потерял все свое состояние, но в виду его научного стажа, как минералога, его сделали заведующим его собственной библиотекой, а его минералогический кабинет был назван Институтом Прикладной минералогии и его заве-дывание поручено молодому минералогу, Николаю Михайловичу Федоровскому, который еще до войны был приглашен Вл. Вас. Аршиновым в свои лаборатории для научных исследований.

Я лично познакомился с Аршиновым уже в мою бытность председателем НТО, и, конечно, он вызвал во мне громадную

симпатию и полную готовность помочь ему во всех его начинаниях. Я увидал в нем ученого-философа, для которого не на словах, а на деле любимая им наука была дороже всех радостей земных. Насколько его имя, как минералога, пользовалось уважением, можно заключить из того, что когда Геологическому Комитету потребовалось узнать, насколько богаты радием руды в Карачагаре, в Туркестане, то он обратился к Аршинову, чтобы тот указал знающего минералога, которого можно было бы послать для исследования этих горных пород. Аршинов указал на молодого способного ученого Ивана Дени-сьевича Курбатова, который и был послан в Туркестан для исследования этих руд. И. Д. Курбатов эмигрировал заграницу и впоследствии, будучи моим ассистентом в Америке, в лаборатории Universal Oil Products Co., рассказывал мне об этой поездке; хотя эти руды оказались бедными радием, но сделанные им исследования оказались очень ценными, и он в нескольких работах опубликовал свои результаты. Курбатов сообщил мне об этом факте и с замечательной похвалой и сердечностью охарактеризовал В. В. Аршинова, как человека, так и минералога.

На основании указанных соображений, я внес в Президиум ВСНХ предложение Коллегии НТО об отпуске кредита на постройку здания Минералогического Института. Это предложение я подкрепил указанием, что такая маленькая страна, как Норвегия (2.8 миллионов жителей), имеет в Осло чудный Минералогический Институт, возглавляемый известным минералогом Гольдшмидтом. Будучи в 1923 году в Осло, я познакомился со всеми отделами этого Института и тогда же решил добиваться постройки подобного учреждения в СССР. Я помню мой доклад по этому делу в Президиуме ВСНХ. (Наркомом ВСНХ был тогда Дзержинский). Я доказывал, что дальнейшие исследования совершенно немыслимы в том помещении, где ныне находится Институт, и предложил Дзержинскому лично убедиться в непригодности этого помещения и познакомиться попутно с теми задачами, которые ныне возлагаются на Институт; я предложил также назвать последний Институтом

Прикладной Минералогии имени В. И. Ленина. В скором времени Дзержинский, действительно, посетил Институт Прикладной Минералогии, который был возглавляем Н. М. Федоровским, и вполне согласился с моими доводами. Но получить кредиты было не легко. Мне лично пришлось хлопотать в высших советских учреждениях, и в конце концов я был вызван в Финансовую Комиссию ВЦИК. Наконец, кредиты были отпущены, и, благодаря энергии Н. М. Федоровского и прекрасного архитектора Веснина (моего бывшего ученика по Институту Гражданских Инженеров), постройка нового Института пошла быстрым ходом. Через 1% года здание было настолько готово, что можно было начать научные исследования.