В непродолжительном времени НТО выхлопотал кредиты для постройки зданий для еще двух Институтов, — для Института Удобрений и для Силикатного Института, старые помещения которых также не соответствовали важности их задач. Эти два здания было решено построить рядом с Институтом Прикладной Физики (на Ордынке). Таким образом образовался целый научный городок, который обнимал исследования, близкие по своему характеру и касавшиеся разнообразных неорганических соединений, необходимых для народного хозяйства. К моему уходу из НТО, все указанные здания частью были уже готовы, частью же находились в постройке.

Главная работа по организации исследовательских институтов лежала на Флаксермане, Лапиров-Скобло и Людвиге Карловиче Мартенсе. Флаксерман ведал финансовой частью НТО и, благодаря своим связям в партийных кругах, мог способствовать проведению кредитов для НТО. Надо прибавить, что НТО с самого начала имел великолепного бухгалтера, отлично разбирающегося в финансовых вопросах и умело составляющего всякие сметы и расчеты. Сам Флаксерман был молодым человеком, 27-28 лет, коммунистом; его жена была важной персоной в секретариате Совнаркома. Он был студентом первого курса Московского Технического Училища по электротехническому факультету и хотя он был несомненно способным человеком, но работа в НТО отнимала у него так много времени, что едва ли он мог надлежащим образом проходить все научные предметы. Но так как многие профессора Училища отлично знали, какое положение занимает Флаксерман, от поддержки которого часто зависели кредиты для их научных лабораторий и Институтов, то, по слабости нашей человеческой натуры, они облегчали прохождение курса, и через 5 лет он получил звание инженера электротехника. Я не хочу этим вовсе сказать, что Флаксерман вышел плохим инженером, — об этом будут судить его коллеги; я только отмечаю здесь, что протекция и при социалистическом строе играет, быть может, еще большую роль, чем при строе капиталистическом. Он обладал довольно настойчивым характером и хитростью, был в хороших отношениях с Ягодой (ГПУ), но едва ли имел серьезное влияние при защите арестованных служащих НТО. В этом можно было убедиться, когда в 1922 году, в год моего вступления в НТО, был арестован член коллегии НТО, профессор физики Кравец. Ни мои хлопоты, ни хлопоты Флаксермана не помогли вернуть его из ссылки (Иркутск); там он пробыл несколько лет и потом получил место старшего физика в Академии Наук.

Моим заместителем по НТО был Людвиг Карлович Мартенс, с которым я познакомился еще в первый год моего назначения членом в Президиум ВСНХ. Хотя он был коммунистом, и его многие взгляды не соответствовали моим, но я очень скоро почувствовал уважение и симпатию к этому человеку. Узнав, что после его удаления из Президиума Людвиг Карлович остается не у дел, я тотчас же пригласил его быть моим заместителем, на что он охотно согласился. Он получил хорошее технико-механическое образование, а его отец имел в Москве механическую мастерскую и был состоятельным человеком. В лице Л. К. я нашел себе очень хорошего помощника в особенности потому, что он был партийцем. В НТО все служащие относились к нему с большим уважением и доверием; вскоре он был назначен директором Института Двигателей, который находился в Петрограде. Впоследствии он был директором Механического Института в Москве (бывшее Комиссаровское

Училище) и редактором Технической Энциклопедии. Людвиг Карлович уделял очень много времени для работы в НТО, — в особенности в первое время. В минуты откровенности он жаловался мне на своих партийных товарищей, которые позволяли себе очень некрасивые выходки в отношении его, — вероятно, завидуя, что он занимает пост в НТО выше их.

Я должен сказать, что в общем наша работа в НТО протекала довольно спокойно и продуктивно, и через год после моего пребывания можно было наблюдать заметный прогресс в упорядочении самого органа НТО, так и в деятельности всех подведомственных ему Институтов. Через год мне пришлось в закрытом заседании Президиума ВСНХ сделать обстоятельный доклад о деятельности НТО. Я знал, что некоторые члены Президиума, в особенности Пятаков, не очень сочувственно относятся к самому существованию НТО, а потому мне предстояла нелегкая задача отчетливо подчеркнуть достижения в деятельности НТО, а также обратить внимание и на недостатки его организации. После выслушания доклада, председатель Богданов предоставил слово представителю РКИ (РабочеКрестьянской Инспекции), который не отрицал того факта, что в течении последнего года проделана очень большая работа, но указал, что при ревизии обнаружилось еще много недостатков по управлению исследовательскими Институтами. В ответ я указал, что «благодарности и справедливой оценки за свою деятельность нельзя ожидать на этом свете», и что в короткое время нельзя наладить такую трудную и деликатную работу, как управление сотнями ученых людей различной специальности. При обсуждении положения о НТО Пятаков предложил мне удалить всю коллегию и взять более подходящих помощников, так как теперешний состав, по его мнению, недостаточно пригоден для выполнения функций, возлагаемых на НТО. Он находил, что НТО должно быть более связанным с задачами промышленности и что Институты должны быть переданы в тресты, которые должны давать им задания и субсидировать их. В Президиуме этот вопрос был решен не в духе предложения Патакова, и хотя позднее при

всяком удобном случае этот вопрос вновь и вновь ставился на обсуждение, но до моего окончательного от’езда заграницу в 1930 году НТО заведывал большинством Институтов, и только отдельные Институты были переданы в заведывание трестов. Промышленники и хозяйственники очень редко понимали, что без академических исследований, производимых систематически и в спокойной обстановке, не может быть прогресса и в технике, и что такой независимый орган, как НТО, легче может создать благоприятную обстановку, чем какой-либо трест, у которого всегда много повседневных рутинных задач, которые и будут поглощать все время работников во вред научным исследованиям.

Хотя Президиум ВСНХ сильно критиковал порядки НТО, тем не менее я вынес впечатление, что моя деятельность одобряется членами Президиума, и Пятаков предложил мне даже вступить в партию, при чем прибавил, что он первый дает за меня поручительство; насколько помню, и некоторые другие видные коммунисты поддержали его предложение; я-сердечно поблагодарил их за доверие ко мне, но указал, что часть моих убеждений не совпадает с коммунистическим учением, а при таких условиях вступать в партию неудобно; кроме того, я никогда не интересовался политикой, а вхождение в партию, несомненно, потребует от меня особой политической работы, на которую' я вряд ли способен. И без принадлежности к партии можно приносить своей стране большую пользу, — прибавил я, — и эта мысль, спустя пятнадцать лет, стала проповедываться самими коммунистами, которые ввели особый термин: «беспартийный большевик».

После моего доклада о деятельности НТО все осталось по старому, и только позднее в состав коллегии были введены новые члены: академик Иоффе, Чаплыгин и другие.

В те годы, в коллегии НТО приходилось несколько раз обсуждать вопрос об организации Петроградского Государствен. Научно-Технического Института (ГОНТИ), в котором я ранее был директором. Дело в том, что, когда я был назначен членом Президиума ВСНХ, я поставил условием, что я

не хочу прерывать научной деятельности, которую я только что начинал налаживать в Институте, и потому просил сохранить за мной звание директора Института, дав большие полномочия по управлению моему заместителю Н. Ф. Дроздову, профессору баллистики Артиллерийской Академии, которому я очень доверял и считал за очень достойного человека с твердым характером. Раз в 2-3 недели я приезжал из Москвы в Петроград для участия в заседаниях Академии Наук, для чтения лекций в Артиллерийской Академии и также принимал участие в жизни ГОНТИ. Но перед самым от’ездом заграницу в 1922 году, когда я еще не был председателем Коллегии НТО, ко мне обратились два члена коллегии НТО, Флаксерман и