Узнав о ликвидации ГХУ, я очень опечалился за исключительно пренебрежительное отношение к такой важной отрасли промышленности, а вовсе не потому, что лишился должности начальника этого управления. Я был оставлен членом Президиума ВСНХ и на мне лежало попрежнему наблюдение за всей химической промышленностью, но я имел в своем распоряжении только одну секретаршу и ни одного инженера, сведующего в химической промышленности. Мне предоставлялось право, по соглашению с начальником Производственного Отдела ВСНХ, требовать данные и помощь от лиц, входящих в этот Отдел по химической части. Интересно отметить здесь, почему я остался членом Президиума ВСНХ, несмотря на уничтожение Главного Химического Управления. Об этом мне рассказал по наивности сам председатель ВСНХ Богданов, когда я вернулся из заграницы. Как я раньше уже сообщил, члены Президиума ВСНХ выбирались С’ездом Советов Народного Хозяйства, которые собирались ежегодно. Но на верхах было решено отменить такой порядок: зачем де чиновники народного хозяйства будут выбирать себе начальство? Это очень демократично, но не удобно для большевистской власти. Гораздо удобнее прямо назначать членов Президиума через Политбюро. Во время моего пребывания заграницей в закрытом заседании под председательством Богданова было решено число членов сократить до семи и так как ГХУ было уже ликвидировано, то само собой я подвергался исключению. В. И. Ленин очень интересовался составом Президиума и не один раз спрашивал Богданова по телефону, кто войдет в его состав. Когда Богданов сообщил ему, что решено оставить только 7 членов вместо 10, то Ленин спросил: «а Ипатьев входит в состав?» И получив отрицательный ответ, тотчас-же заметил: «Необходимо, чтобы Ипатьев входил в состав Президиума при всяком числе членов».
По приезде в Берлин я встретился с И. Т. Смилгой, который приехал в Берлин с целой комиссией по нефтяным делам, для решения различных вопросов связанных с возможными концессиями и заказами оборудования. Главным помощником ему в этом деле был проф. Рамзин, который работал в Главном Управлении по Топливу в качестве консультанта. Смилга пользовался большими симпатиями Ленина, и во время гражданской войны был политическим комиссаром Северо-Западной Армии. Он был латыш и до войны занимал должность учителя в одном из учебных заведений Латвии, преподавая, насколько я помню, историю и русскую' словесность. Это был человек с хорошим образованием, владел отлично речью, говорил с большим авторитетом и в своих действиях отличался решительностью и настойчивостью. Ему было тогда около 31-32 года, цветущего здоровья и с симпатичными чертами лица. Он был несомненно убежденным коммунистом и на меня производил симпатичное впечатление своей прямотой и отсутствием боязни высказывать свои убеждения, хотя бы они шли в разрез с мнениями его товарищей по партии. Я считал тогда, что он выше всех остальных членов Президиума и что собственно ему надо было бы руководить ВСНХ. В заседаниях Президиума я никогда не слыхал от него каких-либо нелепых предложений, и если иногда, не зная всех деталей дела, он делал возражения, то его всегда можно было убедить и склонить на свою сторону. Я не раз это испытывал на себе в особенности в вопросе о возрождении коксобензоловой промышленности. Он был безусловным поклонником НЭП’а, сильно поддерживал план соединения промышленности и торговли в один комиссариат, был против азиатских методов торговли и пр. Вследствии своего прямого характера, он имел, не мало врагов и в особенности он встречал большие препятствия для проведения целого ряда мер по топливной промышленности со сторны А. И. Рыкова. «Придется уйти в отставку, — говорил нам Смилга, — не могу ладить с Алексеем (Рыковым)». И, действительно, Смилга оставался в Президиуме ВСНХ только два года и был потом перемещен на другие должности, не соответствующие его способностям.
Смилга рассказал мне о состоянии здоровья Ленина, которого он видел перед от’ездом и об’яснил мне (может быть, многое скрывая), что Ленин очень переутомлен, не может спать по ночам, похудел и пр., но опасного в его болезни ничего нет, — ему нужен лишь продолжительный отдых. Я был очень рад встретиться с Рамзиным в Берлине, так как он мне внушал большое доверие и был несомненно очень способным человеком и специалистом в своей области. Он задумал выстроить Тепло-Технический Институт в Москве и заручился поддержкой Смилги, который ассигновал ему на это хорошие средства, понимая то значение, которые будут иметй все научно-технические исследования по сжиганию различных видов топлива в лабораторных и полу-заводских условиях. Я считаю, что эта поддержка Смилгой подобного Института достаточно рисует его, как человека, способного широко охватить те задачи, которые на него были возложены. Так как мы жили в одной и той-же гостинице, то очень часто вместе обедали, а по вечерам вели продолжительные беседы на различные темы, не боясь подчас быть очень откровенными.
Будучи в Париже, я обратился к И. Е. Фроссару с просьбой помочь мне посетить немецкие химические заводы И. Г. в Леверкузене (около Кельна), Баденские анилиновые и содовые заводы в Людвигсгафене и Фарбверке около Франкфурта. Он с большой готовностью пошел мне навстречу и дал телеграмму в правление И. Г. Его влияние было еще настолько велико, что тотчас же была получена ответная телеграмма, в которой, кроме согласия, спрашивалось, в какие сроки проф. Ипатьев желает посетить заводы. Я назначил дни, в которые я смогу быть на заводах. По приезде в Германию, первым я осмотрел завод в Леверкузене. Немцы мне устроили замечательно любезную встречу, показали все мастерские и все новые производства. В Леверкузене, главным образом, вырабатывались краски и фармацевтические препараты, как то аспирин, сальварсан и пр. Нечего говорить, что на заводе был образцовый порядок и замечательная чистота. Большой интерес для меня представлял их музей, в котором можно было проследить развитие красочного производства с первых дней существования завода (около пятидесяти лет тому назад). Лаборатории для химических научных исследований представляли из себя настоящие дворцы науки. Вероятно, директора И. Г. хотели лично познакомиться со мной, потому что после окончания осмотра был устроен великолепный завтрак, на котором присутствовали все наиболее влиятельные лица треста во главе с председателем Дюисбергом. Во время продолжительного завтрака я был подвергнут всяким расспросам, как относительно развития химической промышленности во время войны, так и о современном ее состоянии. Д-р Дюисберг, с которым я сидел рядом, произвел на меня очень сильное впечатление высоко образованного и выдающегося человека. Во время откровенного разговора не обошлось и без некоторой критики поведения Германии во время минувшей войны в особенности по отношению к России. Из его слов было ясно, что, по его мнению, Германии и России следовало не забывать завет Бисмарка и не воевать друг против друга. С своей стороны, я поставил Дюисбергу вопрос: что для Германии выгодно, — иметь Россию сильной или слабой в обоих случаях победы или поражения Германии? Я не получил сразу ответа на мой вопрос, но после того, как я высказал свое мнение, что во всех случаях Россия должна быть сильной державой для того, чтобы охранить равновесие в Европе, я получил ответ, что я прав.
После завтрака мне показали новые дома для рабочих (около 1500 рабочих получили от завода новые квартиры), школы, больницу, клуб и пр. Невольно я сравнивал все это с условиями жизни наших рабочих, но утешил себя мыслью, что новое рабочее правительство сделает все, чтобы поставить наших рабочих еще в более лучшие условия жизни, чем заграницей. ,
Наибольшее впечатление на меня произвел осмотр Баденской анилиновой фабрики в Людвигсгафене. Самым интересным для меня было осмотр завода синтеза аммиака из азота и водорода под давлением 200 атмосфер и при температуре около 500 град, в присутствии железного катализатора. Всем химикам известна история открытия этой реакции Габером и его споры с Нернстом незадолго до войны 1914 года. И хотя первые заводские опыты до войны дали отрицательные результаты, но правление Баденских заводов не испугалось и решило опыты продолжать. Война еще более подтолкнула развитие этого процесса, так как в военное время не обращают внимания на экономическую сторону дела. Действительно надо отдать должное талантам др. Боша и Миташа и их сотрудникам, которые преодолели все трудности, связанные с работой под высокими давлениями и с высокими температурами, и достигли блестящих результатов. Др. Миташ, с которым я познакомился впервые, сказал мне, что в день моего прибытия уже 1000-ый катализатор испытывается в лаборатории. Его любезное отношение ко мне дало мне почувствовать, что в этой колоссальной работе человеческого гения есть капля и моего меда, так как за несколько лет до работ Габера и Нернста в моей лаборатории я ввел впервые давление, как необходимый фактор для каталитических процессов, совершающихся при высоких температурах, о чем совершенно справедливо отмечает Р. Вильштеттер в предисловии к моей книге: «Каталитические реакции при высоких температурах и давлениях».
