ГЛАВА ТРЕТЬЯ МОЯ ЗАПИСКА О РАЗВИТИИ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Самым большим делом в моей первоначальной деятельности в Президиуме ВСНХ была подача Богданову особой докладной записки о дальнейшем развитии промышленности.
Как было сказано мною выше, доклады о состоянии советской промышленности на последнем С’езде Советов Н. X. раскрыли ужасную картину. Возникал вопрос, что надо предпринять, чтобы восстановить деятельность заводов и ввести в них усовершенствования, установленные на западе. Так как золотой запас был совершенно недостаточен, чтобы мы могли тратить его на покупку ч нужных машин заграницей, где мы потеряли всякий кредит, то надо было стараться вовлечь в дело восстановления советской промышленности иностранный капитал. Я считал, что легче всего мы сможем это сделать при участии бывших иностранных владельцев, которым перед революцией принадлежало громадное число заводов и фабрик в разных частях Империи. Так как, вследствие отмены права собственности в СССР, бывшим иностранным владельцам их прежние заводы никоим образом не могли быть возвращены в собственность, то надо было искать других путей для привлечения их к налаживанию промышленности во вновь создавшихся условиях. Задача была очень трудная и опасная, так как решение, наиболее рациональное при создавшейся обстановке, хотя оно и имело своей целью исключительно пользу для страны, могло очень печально кончиться для составителя подобного проекта.
Моя докладная записка подробно разбирала все обстоятельства дела и предлагала, как наиболее выгодную для СССР меру, отдачу бывшим иностранным владельцам их заводов в арендное долгосрочное пользование с тем, чтобы они за свой счет и кредиты иностранных банков могли не только привести их в кратчайший срок в полный порядок, но и ввести все новейшие усовершенствования, согласно последним требованиям техники. В докладную записку впервые было введено слово: реституция, — понимая под этим термином вре
менное восстановление права владельца на его предприятии. Для выполнения такого деликатного и важного дела я предлагал отправить заграницу компетентное лицо, которое имело бы право вести переговоры с прежними владельцами; я указывал, что лучше всего командировать меня, так как бывшие заграничные владельцы будут вести со мной переговоры с полным доверием, так как все они очень хорошо меня знают по моей деятельности во время войны.
Эта записка была прочитана П. А. Богдановым, и он решил переслать ее копию председателю Госплана Г. М. Кржижановскому для ознакомления. В результате было решено созвать общее открытое заседание обоих Президиумов, — ВСНХ и Госплана, — и на этом заседании мне было предложено сделать подробный доклад. Так как было решено торопиться с обсуждением этого вопроса, а мне надо было уезжать в отпуск на две недели, то заседание было назначено вечером, накануне моего от’езда на мой хутор.
Моя записка возбудила огромный интерес. Зал заседаний Госплана был переполнен многочисленной публикой из всех отделов Госплана; присутствовало также много видных деятелей химической и металлургической промышленности. В своей речи я указал, что мы можем, конечно, и своими средствами восстановить промышленность, собирая исподволь необходимые средства заграницей, но все это требует долгого времени.
Мое предложение поехать заграницу для переговоров с бывшими владельцами, вызвало серьезные возражения. В особенности сильно возражал один из присутствовавших партийных коммунистов (судя по внешности, армянин), фамилию которого я не помню. Он без всякого стеснения заявил, что все это придумано мною для того, чтобы поехать заграницу и что, если мне это так хочется, то проще было бы откровенно заявить об этом кому следует и я, несомненно, получил бы командировку с научной и технической целью. Это заявление было поддержано еще некоторыми коммунистами, и мне пришлось дать решительный отпор. Я указал, что поездка заграницу при подобных обстоятельствах не обещает быть приятной, так как мне придется испрашивать у каждого бывшего владельца его милостивого разрешения для беседы с ним и, может быть, получать неприятные отказы. Порою, возможно, придется униженно ожидать ответа в передней. С этим нельзя сравнить мои прежние поездки заграницу, — правда, очень редкие, так как я никогда не стремился туда ездить, несмотря на многие приглашения. Я предложил себя для этой поездки только потому, что, по моему убеждению, бывшие владельцы, еще не остывшие от гнева из-за потери своей собственности, согласятся разговаривать со мной, так как им памятна моя деятельность во время войны и мое справедливое отношение к ним. Я охотно откажусь от этой тяжелой для меня поездки, и пусть исполнение этой деликатной и трудной задачи будет возложено на другое лицо. Повидимому, мои доводы убедили собрание, что в моем предложении не скрывается какая-нибудь задняя мысль, и оно решило довести до сведения правительства постановление соединенных Президиумов о желательности сделать осторожную попытку вступить в переговоры с бывшими иностранными владельцами о привлечении их к работе по восстановлению их заводов. Заседание закончилось в два часа ночи, и победа была на моей стороне.
Рано утром я уехал в отпуск на хутор на автомобиле вместе с дочерью и моим другом и учеником Г. Г. Годжелло. Интересно отметить, что расстояние от Москвы до хутора (около 200 километров) мы покрыли в 7 часов, причем семь или восемь раз меняли покрышки шин: настолько плоха была резина наших заводов.
Через две недели после моего возвращения из отпуска, Г. Г. Годжелло и Л. Ф. Фокин, сообщили мне, что тотчас-же после заседания в Москве стали циркулировать слухи, будто я выступил с контр-революционными предложениями о реституции прав владельцев заводов, и что я являюсь как бы новым Корниловым. Но все обошлось для меня благополучно, и когда результаты общего заседания Президиумов были доложены правительству, то последнее решило командировать меня заграницу, чтобы начать переговоры с бывшими владельцами относительно восстановления их заводов.
В Президиуме ВСНХ мною был возбужден другой важный вопрос: о приведении в порядок коксобензольной промышленности. Некоторые заводы потерпели большие аварии во время гражданской войны и требовали ремонта; другие, начатые постройкой во время войны, — напр., Рубежанский завод, — были недостроены, но масса материалов, труб, соединительных частей, кранов и т. п., находились на складах коксобензольной промышленности в Донецком бассейне. Член Президиума И. Т. Смилга, согласно донесению своего представителя по топливу в Донецком бассейне, Баженова, предложил использовать вышеуказанный материал для нужд топливной промышленности. Я резко протестовал против такого предложения и просил отложить решение до следующего заседания Президиума, пока я не представлю материал, доказывающий нелепость подобного образа действий. К назначенному для этой цель заседанию я выписал из Донецкого бассейна представителей коксобензольной промышленности Лидера, Годжелло и других и с цифрами в руках доказал, что от разбазаривания наших запасов топливо выиграет лишь ничтожно, а коксобензольная промышленность, столь важная для обороны страны, на долгое время останется в полном бездействии. Оборона страны была тем козырем, который спас коксобензольную промышленность от разрушения.
В сохранении этой промышленности мне помог Ю. Л. Пятаков, который в то время занимал большое место в Донецком бассейне и в один из своих приездов в Москву, осенью 1921 года, познакомился со мной, придя в Главхим вместе с Г. Г. Годжелло, который в то время входил в состав Московской конторы коксобензольной промышленности. Я очень просил Пятакова не разрушать, а укреплять этот вид промышленности, так как ее продукция является необходимым сырьем и для красочной и военной промышленности. Пятаков произвел на меня очень хорошее впечатление своей деловитостью и напомнил о совместной моей работе с его братом, Л. Л., погибшим в Киеве во время нашествия Петлюры.
