Жизнь в Петрограде была монотонной. С каждым днем город все более и более пустел; продовольственный кризис обострялся. Народ буквально голодал. В результате строгих правил, торговля на рынках и из-под полы почти совсем прекратилась. Ввиду отсутствия топлива началась ломка деревянных домов, — в особенности на Петроградской стороне, где образовались громадные пустыри, которые, вероятно, не застроены и поныне. Вследствие недоедания, холода и сырости в квартирах, начались эпидемии, и сыпной тиф распространялся все более и более. К 1918 году в Петрограде осталось только
700.000 жителей.
Моя работа в Петрограде заключалась в посещении два раза в месяц заседания Академии Наук. Весной 1918 года в Академии Наук был поднят вопрос о командировании академиков на юг с разными поручениями. Насколько я помню, цель этих командировок заключалась в том, чтобы дать возможность академикам прожить тяжелое время в более благоприятных условиях. Мне и другим академикам было дано предписание отправиться на юг России. Я не воспользовался этой командировкой, но академик В. И. Вернадский поехал и затем, после занятия Юга белыми, уехал заграницу, где прожил несколько лет в Праге и в Париже; только через несколько лет (6—7) он вернулся в Петроград обратно в Академию Наук.
В Артиллерийской Академии я должен был читать лекции один раз в неделю (2 часа); на лекции приходило 5—7 человек, причем и я, и слушатели должны были сидеть в шинелях и полушубках, так как помещения Академии почти не отапливались. Что касается химической лаборатории, то уже в ноябре 1918 года она перестала функционировать, так как полопались все водопроводные трубы и прекратилась подача газа; не было и дров, чтобы отапливать помещения. В таком состоянии Академия просуществовала и весь 1919 год; положение служащих в Академии, а, вероятно, и в других учреждениях Советской республики, можно было уподобить состоянию инвалидов на пенсии, причем размер последней определялся для всех без исключения таким рационом, чтобы только не умереть с голода. Насколько положение с продовольствием было ужасно можно судить по тому, что из 45 членов Академии Наук в один год умерло семь. А. М. Горький первый обратил внимание Ленина на то ужасное состояние, в котором находятся ученые в Советской России, так как без их работы невозможен никакой прогресс в стране, то Горький настаивал на необходимости немедленно принять меры, чтобы сохранить от вымирания хотя бы эту малочисленную группу граждан. Первое пособие было оказано 40 членам Академии Наук: с начала 1919 года им стали выдавать ежемесячно «паек»: 45 фунтов хлеба, два фунта крупы, два фунта сахара, один фунт какого-нибудь масла и немного других продуктов. Это было большое благодеяние для академиков. Через несколько месяцев правительство постановило выдавать ежемесячный паек всем зарегистрированным ученым, причем звание ученого обусловливалось имением печатных научных трудов. Паек, кроме указанных выше предметов, содержал еще мясо и небольшое количество жиров, и был достаточен для одного человека. Паек в Петрограде выдавался в Доме Ученых (бывший дворец вел. князя Владимира Александровича). В назначенный день (ученые были разбиты на группы и каждой группе назначался особый день) приходилось идти за пайком, причем в зимнее время для доставки его мы пользовались небольшими санками, а летом — особыми тележками; у кого таких приспособлений не было, тем приходилось носить паек на спине. По крайней мере года два в Петрограде можно было видеть знаменитых ученых, путешествующих с пайками за спиной. Эта благоразумная мера безусловно спасла жизнь многим даровитым ученым, принесшим впоследствии большую! пользу стране.
Впоследствии ученые, на основании их научных заслуг, были классифицированы и разбиты на группы, причем в пятую,
•— высшую, — группу входили ученые только с мировым именем; понятно, что эта группа была самой малочисленной. Для такой классификации ученых существовала особая центральная комиссия (ЦКУБУ4) в Москве, которая и делала расценку научным заслугам всех русских ученых. Конечно, были некоторые неправильности в оценке, но в общем надо признать, что разделение ученых на эти пять групп было сделано довольно справедливо. Такая классификация ученых была сделана сначала для того, чтобы оказать ученым также и денежную помощь в форме выдачи им некоторой суммы денег в золотой валюте. Действительно, в первое время были сделаны выдачи в золотых рублях, причем я, по пятому разряду получил, насколько помню, около 70 рублей; последняя группа получала, кажется, по 10 рублей. Потом вместо золотых рублей стали выдавать советскими знаками, а потом с улучшением содержания ученым, это дополнительное вознаграждение (как его называли: «золотой дождь») было прекращено. Кроме того, для ученых на курортах были предоставлены особые помещения, причем Комиссия ЦКУБУ определяла, кто из ученых может в данное время использовать это право на отдых и лечение.
В то время, когда в Петрограде текла монотонная и бездельная для нашего брата жизнь, в стране шла гражданская война, краткие сведения о которой мы могли получать из газет, ■— главным образом, из «Петроградск. Правды». Дела большевиков в начале были очень плохи, так как они были окружены со всех сторон: на юге — армией Деникина, на востоке — армией Колчака, на севере — армией Миллера. К лету 1919 года вся Украина была занята деникинцами, которые дошли до Курска и Орла.
Однажды утром, в начале января 1919 года, ко мне на квартиру в Артиллерийской Академии явился один гражданин с письмом от бывшего главного управляющего Юзовскими заводами, инженера А. Свицына и сообщил мне, что ему дано очень важное поручение непременно доставить меня в ставку Деникина. В пришедшем ко мне человеке, я сразу узнал рабочего со вновь выстроенного под моим председательством завода азотной кислоты около Юзовки. Этот рабочий один раз весной уже приезжал с юга в 1918 году и привез мне в Москву в подарок от рабочих Юзовского Азотного Завода два пуда пшеничной муки. Когда я прочитал письмо, то действительно увидал, что меня немедленно вызывают на Юг и предлагают очень ответственный и высокий пост у белых. Когда я спросил, каким образом он провез письмо, то он ответил, что письмо было завернуто в темную бумагу и вложено в хлеб. Что касается моего перехода через фронтовую полосу, то посланный об’яснил мне, что мне и моей жене нечего опасаться, так как все подготовлено и он ручается за полную безопасность. Он добавил, что если я не поеду, то для меня будет очень плохо и впоследствии, когда Деникин возьмет Москву, по всем вероятностям, я буду расстрелян. Я категорически отказался от этого предложения, так как наперед предвидел, на основании всех сведений, которые имел в своем распоряжении, что белое движение обречено на полный провал, так как люди, стоящие во главе, главным образом военные, совершенно не понимают, что такое гражданская война и как надо вести ее, и вдобавок, являются очень плохими администраторами. Ни один из участников белого движения не мог претендовать на звание государственного деятеля, могущего взять все в свои руки и дать такие лозунги, которые заставили бы население примкнуть к этому движению. Ведь гражданская война есть борьба лозунгов, и чьи лозунги более приемлемы в данный момент, на той стороне и будет победа. Превосходство в вооружении и военной подготовке имеет гораздо меньшее значение для одержания победы в гражданской войне, чем гипноз и воодушевление народных масс, инспирируемых заманчивыми перспективами нового государственного строя, согласного с теми понятиями и иллюзиями, которые породили революционное движение. История гражданской войны в Соединенных Штатах в 1861— 1865 годах показала на примере, что победа была не на стороне южных штатов, а на стороне севера, потому что их лозунги воодушевляли каждого честного гражданина и невольно заставляли его стать на их защиту.
К Деникину я Есе же чуть не попал: в июле 1919 года Химический Отдел В. С. Н. X. командировал меня в качестве председателя Комиссии по демобилизации и мобилизации химической промышленности, в Харьков для того, чтобы разрешить некоторые вопросы по химической промышленности, — а в особенности обследовать состояние коксобензольных заводов. Если мне не изменяет память, предписание за подписью Карпова, который был также членом президиума ВСНХ, было мне дано от 16-го июня. Если бы я выехал на следующий же день, то я еще успел бы приехать в Харьков до занятия его белыми; через несколько дней я бы очутился в руках Деникинского правительства и, конечно, не был бы выпущен обратно, в результате чего моя дальнейшая судьба сложилась бы совершенно иначе...
