Я не успел еще получить ответа на мое прошение, как в Ленинград по делам Академии Наук приехал один крупный коммунист Воронов; он захотел повидать меня и осмотреть лабораторию, которую я устроил у себя на квартире, в здании Академии Наук.Так как в это время в Ленинграде был мой бывший заместитель по НТО, Л. К. Мартенс, хороший мой приятель, то я пригласил их обоих, после осмотра лаборатории, к себе пообедать. Во время обеда жена сына, Нина Николаевна, бывшая артистка Художественного Театра (в Москве), разговорилась с Вороновым; они нашли общих знакомых по театру и в разговоре она поведала ему свое горе, разлуку на целый год со своим муже. Под конец вечера сам Воронов обратился ко мне и сказал, что он поможет Нине Николаевне выхлопотать разрешение выехать заграницу. На прощание он сказал ей: «укладывайте завтра чемоданы, я Вам в 12 часов позвоню». И действительно, ровно в полдень на другой день Воронов по телефону сообщил Н. Н., чтобы она пошла в ГПУ получить заграничный паспорт. Через несколько дней она с дочкой в международном вагоне уехала в Берлин.
Перед самым моим возвращением в Москву Фрейтаг поставил меня в известность, что И. Г. проделало ряд опытов по окислению фосфора водой под давлением по моему способу и что их опыты вполне подтвердили наши результаты. Мне было очень приятно узнать, что этот вопрос очень интересует И. Г. и что опыты произведенные в большем масштабе дали также хорошие результаты. Но это сообщение мне указало, что д-р Каро передал результаты наших опытов И. Г. и что он, повидимому, хочет продать патенты этой компании. Но так как патенты относительно этого процесса были уже в марте этого года заявлены, то приоритет оставался за мною и это обстоятельство не могло вызывать у меня каких-либо опасений.
Берлинское Торгпредство все время было в контакте со мной и очень часто обращалось ко мне за советом по поводу различных технических вопросов. В особенности меня призывали для оценки различных изобретений, касающихся удушающих газов и противогазов. При берлинском Торгпредстве был специальный военный агент для военной химии. Его фамилии я не могу припомнить; это был молодой человек, лет 30-ти, небольшого роста с проницательными глазами. Он окончил химическую школу, был партийным и серьезно относился к возложенным на него обязанностям; я его знал еще в Москве по Химическому Комитету и тогда оценил его, как хорошего работника; в Берлине он был в полном контакте со мною. Мне пришлось с ним ездить по Германии и в другие страны для испытания предложенных изобретений. Несомненно, он был идейный коммунист, очень ревностно исполнявший свою работу, которая ему иногда была совсем не под силу, так как он не отличался хорошим здоровьем. У него желудок и легкие были в плохом состоянии, и на моих глазах он слабел с каждым годом, пока, наконец, развившийся туберкулез не свел его в могилу. У меня сохранилось о нем хорошее воспоминание, с такими коммунистами мы, беспартийные, могли продуктивно вести совместную работу.
В течение 1928-1929 года мне пришлось с этим военным агентом два или три раза ездить в Эссен для испытания особой ткани, которая не пропускала ядовитых гавов и потому могла служить для изготовления одежды для армии. Всякая такая поездка требовала особой усиленной работы на месте и зоркого наблюдения за происходящими порою очень опасными опытами, когда нам самим приходилось влезать в особые камеры для испытания костюмов из безопасной ткани или же особых газовых масок. В Эссене сначало были сделаны опыты над мышами, которые были посажены в камеры, обернутые предлагаемой тканью*. Для испытания состояния организмов нам пришлось пригласить особого доктора-физиолога, который делал специальные наблюдения над животными, их вскрывал и исследовал состояние внутренностей, после опыта. Подробное описание этих опытов и наше заключение мы представляли секретно по начальству.
Кроме этой экспертизы мне пришлось принять участие в обследовании изобретения одного голландского инженера, директора фабрики компримированных газов в Амстердаме.
В один день я был вызван в Торгпредство и представлен супружеской чете, голландского инженера и его супруги, русской по происхождению. Она оказалась очень толковой женщиной, получившей в Москве высшее образование и вышедшей замуж за голландского инженера, когда он дважды приезжал в Москву по техническим делам. Изобретение этого инженера состояло в том, что он вводил в любую газовую маску особое вещество, которое задерживало всякие дыма и пары ядовитых газов. Он предлагал мне вместе с военным агентом приехать в Амстердам и убедиться на опытах в целесообразности применения этого вещества. Торгпредство попросило меня принять участие в этой экспертизе и в условленное время, после получения визы в Голландию, мы выехали в Амстердам для производства опытов. На вокзале мы были встречены инженером, который помог нам хорошо устроиться в Амстердаме и прежде, чем ехать на завод, где должны были производиться опыты, повез нас к себе в дом, где познакомил со всей семьей. Оказывается, он вывез из Москвы не только супругу, очаровательную женщину, очень красивую' и образованную, но и ее мать и сына от первого брака. Невольно подумаешь: неужели было такое время большевистского режима, когда ГПУ было настолько либерально, что выпускало из социалистического рая не только интересную женщину, но все ее семейство! Теперь, когда я пишу эти строки, нравы ГПУ совсем другие: иностранец, проживший десятки лет в СССР, женившийся на русской гражданке и имеющий детей, ныне без всякой вины, высылается заграницу без права взять с собой свою жену и детей. И это лишение должен заслужить человек, который отдал свои лучшие годы работе в СССР, обучая молодых русских инженеров современной технике.
Когда мы приехали на завод сжатых газов, который находился на окраине города, то нас повели в особое помещение, где была устроена специальная камера, которую можно было наполнять различными ядовитыми веществами и в которую мог входить в маске человек для испытания. Прежде всего- нам было показано само вещество, которое задерживало дым ядовитых газов. Как ранее было мною указано, я в СССР предложил особое вещество, которое отлично могло служить для этой цели. Когда я внимательно осмотрел предлагаемое голландским инженером продукт, я невольно подумал, что он изобрел то, что уже ранее было предложено мнокх Первые испытания были не очень убедительны и необходимо было сделать некоторые исправления в камере, хотя полученные данные указывали на возможность применения этого продукта для введения его в противогазы. Директор завода показал мне работающие аппараты для сжижения газов; в одном отделении полным ходом работала большая установка Линде. Вечером того-же дня на заводе произошел сильный взрыв, и от этой установки остались только обломки, разбросанные по всему помещению. По счастью, во время взрыва в помещении никого не было, а потому человеческих жертв не было. На друой день утром я посетил помещение, где произошел взрыв и невольно подумал, что, случись взрыв четырьмя-пятью часами ранее, когда мы стояли около аппарата, нас обоих не было бы в живых.
Переговоры с И. Г. закончились только в следующий мой приезд в Германию, — куда я прибыл в начале декабря 1928 года. Сын мой в это время очень хорошо устроился в Политехникуме у проф. Вольмера и с энтузиазмом работал над проблемой, данной ему этим профессором. Кроме того, он слушал лекции и особое внимание обратил на изучение термодинамики. Я поблагодарил проф. Г. Франка и также К. Ф. Фрейтага, которые помогли сыну своими советами войти в новую непривычную для него жизнь. Мне приятно было услыхать от них, что Владимир произвел на них хорошее впечатление и как человек, и как серьезный химик.
Тотчас-же по приезде в Берлин я был вызван в главную контору д-ра Н. Каро, для серьезных переговоров по поводу моей дальнейшей работы по окислению фосфора водой под давлением. Мой разговор происходил в присутствии другого директора, Г. Франка. Д-р Каро об’яснил мне, что мой процесс окисления фосфора он полагает продать компании И. Г. и потому дальнейшие работы в этом направлении должны вестись в таком направлении, чтобы изучить условия реакции для более удобного применения ее на практике в заводском масштабе. Оба они стали уверять меня, что мой процесс не представляет особого значения, так как он является только видоизменением известного процесса шведского инженера Лилиенрота, который пропускал пары воды и фосфора при 1000° и получал при этом водород и фосфорную кислоту. Еще до этого разговора, в СССР, я слышал об этом процессе и знал, что И. Г. купило патенты за хорошую цену, но до меня дошли слухи, что процесс этот дает неважные результаты. Водород получается сильно загрязненным фосфористым водородом, а фосфорная кислота, получаемая в разведенных растворах, содержит другие фосфорные кислоты, нисшего окисления. Я заявил Франку и Каро, что мой процесс, помимо хороших выходов чистых продуктов, отличается резко от Лилиенрота тем, что он идет под давлением в жидкой фазе и при гораздо более низкой температуре. На это мне Г. Франк ответил, что в патенте Лилиенрота сказано, что для окисления фосфора в реакционную камеру можно впускать не только пар, но и воду; введение воды предполагает возможность применения давления. На это замечание, не имеющее совершенно никакого значения, я все таки возразил, что в сильно нагретую камеру, куда проводятся пары фосфора, вполне возможно впрыскивать и воду, нагретую) ниже кипения.
