—  Ну, как?

—  Иди, братец, на место, иди! — сердитым шёпотом от­ветил толстяк.

Что будешь делать? Иппо­лит Ионыч, мелко семеня, по­бежал в своё гнездо. И вдруг его будто дёрнуло за ноги. Он упал носом в траву и с перепугу нажал на спуск. Грянул выстрел...

—  В кого? В кого? — под­скочил к нему Михаил Михай­лович.

Хлопнула дверь и, путаясь в халате, выскочил Тулумба­сов.

—  Убили? Убили? — встре­воженно спрашивал он.

—  Нет, нет, Никодим Эра­стович, — вкрадчиво объяснял Ипполит Ионыч. — Просто я споткнулся, упал, ну и выстре­лил... в берёзу, кажется.

— Эх! — махнул рукой Ми­хаил Михайлович и зашагал на свой пост, в рощу.

Никодим Эрастович только тяжело вздохнул и, подобрав полы халата, вернулся в каби­нет.

После гулкого выстрела ста­ло особенно тихо. Ипполит Ионыч, порядком сконфужен­ный, сидел в крапиве и ему вновь чудилось то чьё-то дыханье, то тихий смех.

Так прошло два часа. Миха­илу Михайловичу очень хоте­лось закурить, но он стойко боролся с искушением и не вы­пускал из рук ружья. Упи­раясь спиной в упругий ствол каламита, глядел в тёмно-серое небо. И он дождался. Звонкие, радостные свистки раздались над его головой.

—  Он, —беззвучно сказал Михаил Михайлович и поднял ружьё, прицеливаясь в мерца­ющий зеленоватым светом контур кузнечика. В ушах его звенело.

Кузя веселился, найдя род­ную рощу.

Старый охотник нажал на спуск... щёлк! Выстрела нет. Осечка?

Михаил Михайлович «пере­ломил» двустволку... патронов не было! Ружьё кто-то разря­дил!

Он положил руку на пояс, ища патронташ. Но патронта­ша не было...

—  Ах, чёрт! — удивился охотник. — Он у меня расстег­нулся и упал, когда я подпи­рал спиной этот хвощ!

Пока он шарил в темноте по чёрной сырой земле, прибежал Ипполит Ионыч.

—  Что же вы? Что же вы не стреляли? — повторял он, стоя над копошащимся во мраке Михаилом Михайлови­чем.

—  Стреляйте, стреляйте са­ми! — торопил старый охот­ник. — Потом объясню. Стре­ляйте!

Ипполит Ионыч прицелился и нажал на спуск. Щёлк!

—  Это я... забыл снова за­рядить. Я же выстрелил, когда упал, — объяснял он, торопли­во заряжая ружьё.

—  Скорее! — торопил Ми­хаил Михайлович.

А Кузя, будто издеваясь над охотниками, вдруг замолчал и, одним прыжком перемахнув дачу, уселся на берёзу в дру­гом конце сада.

Ипполит Ионыч опрометью кинулся обратно, к своему ме­сту. И, опять споткнувшись о невидимую верёвку, шлёпнул­ся носом в крапиву, вкатив за­ряд в ближайшее дерево.

Кузя замолк и «потух». Или улетел.

Когда перестало звенеть в ушах, охотникам почудилось, что кто-то у забора негромко позвал:

—  Кузя! Ко мне, Кузя!..

—  Опять ты за мной увяза­лась! Иди сейчас же домой! — сердито покрикивала Люда.

—  Не хочу домой. Дома скучно. Хочу с тобой, — ныла Муська, семеня следом за се­строй.

Люда спешила на взморье. Ей не терпелось узнать от мальчишек, чем кончилась вчера вечером «операция Ку­зя».

—  Ладно, иди уж, но пом­ни: мне с тобой играть неко­гда— у меня важные дела.

—  Я не буду мешать, я бу­ду смотреть на лодочки, — тя­нула Муська.

Люда успела вовремя. Го­ша, оставив Кузю пастись в кустах, рассказывал ребятам, как он подполз к палатке охотников и разрядил ружьё Михаила Михайловича.

—  Тьма такая, что я чуть не заблудился в крапиве. Ви­жу, толстый пошёл за чайни­ком, а ружьё поставил у входа в палатку. Я его разрядил, да ещё в ствол всякой гадости на­пихал...

—  А я со Славкой верёвку натянул поперёк дорожки, — перебил Серёжка. — Как он брякнется! Ружьё бабах! Я да­же струсил маленько. А вдруг в Славку выпалил? Но вижу — ничего. Славка цел. Тогда мы опять протянули верёвку. Только Славка так пыхтит, ко­гда ползёт...

—  А я, — заговорил Ко­стя, — подполз к роще. Ви­жу — сидит дядя под хвощом. Подобрался вплотную, да бе­зопасной бритвой и перерезал ремешок патронташа. Он встал, чтобы стрелять в Кузю, а пояс и свалился.

Люда с завистью слушала ребят.

—  В следующий раз я обя­зательно пойду с вами. Я та­кое придумаю... Я им в чай со­ли насыплю!

Ребята хохотали, совсем за­быв про Муську. А та залезла в лодку и забавлялась, бегая с кормы на нос и обратно. Лодка раскачивалась и посте­пенно сползала в воду. Ветер свежел. Море катило широкие серые волны с белыми гре­бешками...

На взморье, кроме ребят, никого не было: купальщики и рыболовы в такую погоду си­дят дома.

Лодка закачалась на неспо­койных волнах и отошла от берега.

—  Люда! Люда! —заплака­ла испуганная Муська.

—  Муська! Куда ты? Назад! — побежала к воде Люда. Ребята кинулись за ней.

Костя и Серёжка бросились вдогонку за уплывающей лод­кой. Сперва они бежали по мелководью, потом брели по грудь в воде и, наконец, пусти­лись вплавь. Но высокие вол­ны отбрасывали их. Первым сдался Серёжка. Косте тоже не удалось догнать лодку. Её всё быстрее и быстрее несло в море.

—  Муся! Муся! — кричала Люда. — Помогите! Помогите!

—  Помогите! — подбежал Слава к какому-то толстому старику, только что пришед­шему на пляж.

—  Что случилось? Что слу­чилось, мальчик? — старик не­уклюже побежал по глубоко­му песку.

С моря донёсся плач Мусь­ки. Тулумбасов всё понял.

—  Мальчик! — схватил он за мокрое плечо Серёжку. — Беги на спасательную стан­цию. Тут близко. Вон там, ви­дишь?

Серёжка помчался за по­мощью.

—  Есть ли в лодке вёсла? — спросил Никодим Эрастович у выползавшего из воды Ко­сти.

—  Есть, но она не умеет грести. Она ещё маленькая...

—  Мусенька, Муся! —в от­чаянии кричала Люда.

И тут Тулумбасов услышал знакомый голос:

—  Кузя! Ко мне!

С ласковым верещанием из кустов можжевельника вышел красно-золотой кузнечик. Не­много боком и вприскочку он подбежал к Гоше и остановил­ся перед ним, выпуча круглые, как блюдца, глаза...

—  Это он, это он! —зашеп­тал было профессор, но в сле­дующий миг лишился языка от изумления. Мальчик, деловито похлопав кузнечика по бурой спинке, вскочил к нему в «сед­ло», ударил насекомое пятка­ми, понукая, как послушного конька.

—  Волшебство! — наконец выговорил Никодим Эрасто­вич, когда с лёгким треском развернулись у кузнечика двухметровые красные крылья и он, подпрыгнув, понёсся вдоль берега, набирая высоту.

Все поняли, что Гоша на­правляет своего «конька» к лодке. Было заметно, что Кузя не хочет лететь над морем. Ре­бята видели, как Гоша упрямо заставляет его повернуть к лодке. Сколько до неё? Теперь уже метров сто пятьдесят, а то и все двести. Хватит ли сил у Кузи? А что если он с Гошей не долетит?

Всё ниже и ниже над волна­ми летел кузнечик со своим всадником. Вот уже скрылся за гребнями волн... Долетит ли?

Это были мучительные ми­нуты. Все на берегу молчали, до боли в глазах вглядываясь в серую даль.

—  Лодка! — первым разгля­дел мокрый до нитки, дрожа­щий на ветру Костя.

—  Лодка! Лодка! — закри­чали все, прыгая и мечась по берегу.

Да, это лодка. Гоша гребёт, Муська сидит у его ног, а за спиной мальчика торчат, как две антенны, толстые усы Кузи.

Наконец лодка ткнулась но­сом в песок.

—  Муська! Мусенька! — кричала Люда, схватив се­стрёнку.

—  Гошка! Ура! —орали ре­бята. Не сразу заметили они, что Кузя еле-еле вылез из лод­ки и, пошатываясь, пошёл по песку...

В эту минуту ещё два чело­века появились на взморье.

—  Михаил Михайлович! — закричал один из них тонень­ким голоском. — Смотрите, смотрите, вот оно!

Но Михаил Михайлович и сам уже увидел гигантского кузнечика. Он скинул с плеча двустволку, прицелился...

Но мушка ружья упёрлась в живую стенку: в один миг ребята заслонили Кузю.

—  Разойдитесь, дайте вы­стрелить! — кричали охотники.

—  Не дадим Кузю! —нес­лось в ответ. — Уходите! Кузя наш!..

—  Товарищ профессор! — плачущим голосом обратился к Тулумбасову Ипполит Ио­ныч, — что же это получается- то? А?