«Так значит... этот кузнечик настоящий!» — подумал Гоша.

— Бабушка, я сейчас вер­нусь! — закричал он, срываясь с места.

Мальчик обежал синий за­бор и уже хотел толкнуть ка­литку в сад Тулумбасова, как увидел написанное наспех объявление:

«Посторонних убедительно прошу не отвлекать от работы. Тулумбасов».

Гоша потоптался у запертой калитки, поглядел на завешен­ные окна и медленно побрёл обратно...

— Неужто так и написано, что, мол, не заходите и не ме­шайте? — удивилась баба Ва­ря. — Кто бы подумал! Такой человек вежливый, обходи­тельный... Ну, что ж, нельзя так нельзя.

Прошло ещё несколько дней. Роща над помойкой так поднялась, что отдельные хво­щи-каламиты торчали выше крыши, как буро-зелёные ми­нареты. В первые дни после газетного сообщения к даче Тулумбасова непрерывно шли- посетители. С утра до ночи перед запертой калиткой тор­чали любопытные. Иные вле­зали на берёзу, росшую у за­бора, и с вершины громко пе­редавали свои впечатления. Тулумбасов принимал только учёных, ведущих вместе с ним наблюдения над ожившими древностями. Гоша видел его очень редко. Никодим Эрасто­вич выходил в свой «заповед­ник» только поздно вечером. Он осунулся, побледнел и ка­зался опечаленным. Иногда Гоша замечал, что профессор шарит в траве около дома, что-то ищет, осматривает ли­ловые головки чертополоха, жёлтые корзинки цикория...

«НАСТУПИЛ ИЮЛЬ. Каждый день Гоша бегал купаться на озеро. Встреча с удивительной игрушкой по­блёкла в его памяти. К тому же у него появились друзья, а с ними было интереснее, чем сидеть и смотреть издали на рощу Тулумбасова... И вдруг Гоша опять встретил кузне­чика!

На этот раз не было ника­ких сомнений —это был не за­водной механизм, а живое на­секомое. Но как же оно изме­нилось за месяц! Кузнечик вы­рос настолько, что казался чу­десным красным мотоциклом, медленно идущим по дороге.

Гоша смотрел на его зелё­ную (чем-то напоминающую лошадиную) голову, на длин­ные чёрные усы, откинутые назад, на шесть ног «коленка­ми назад», как поётся в песен­ке, на пульсирующее жёлтое брюхо, на вытянутые вдоль спины двухметровые красные крылья.

Кузнечик неуклюже ковы­лял по обочине дороги, обгла­дывая головки белой кашки. Гоша был от него в трёх ша­гах, но не боялся:      круглые

глаза насекомого смотрели спокойно, почти добродушно, как глаза верного старого пса.

Гоша достал из кармана па­кет с бутербродами (бабушка не отпускала его на озеро без завтрака) и, отломив кусок булки, протянул его кузне­чику:

—  Кузя, кузя, на, на!

Насекомое остановилось,

будто прислушиваясь. Маль­чик бросил на землю горсть крошек и отошёл в сторону. Кузнечик, быстро перебирая высокими лапами, подошёл и остановился над кусочком бул­ки. Зелёная, похожая на ло­шадиную, голова пригнулась к земле —кузнечик съел пред­ложенное угощение и уронил изо рта каплю бурой жидко­сти.

—  Понравилось? Слюнки потекли? — повеселел Гоша, подбрасывая под ноги Кузе новые куски. Кузнечик ел и ел, а мальчик подходил к нему всё ближе и ближе. Но только он протянул ладонь, чтобы по­гладить отливающее рыжим глянцем седло на спине кузне­чика, как с громким треском развернулись все четыре кры­ла, и Кузя, подпрыгнув, поле­тел по широкой дуге куда-то за сады и огороды.

На другой день, захватив с собой несколько кусков хлеба, Гоша пришёл на то же место.

Кузи не было. Мальчик по­глядел на пустую дорогу и по­звал негромко:

—  Кузя, Кузя!

И вдруг с вершины старой берёзы, треща крыльями, взлетел кузнечик. Он очертил, снижаясь, полукруг, и сел на дорогу рядом с Гошей.

—  Кузя, Кузя, — ласково повторял мальчик, кроша на ладони хлеб.

Кузнечик поднял чёрные усы и уставил на него смеш­ные, глуповато-добродушные, круглые, как пуговицы, глаза.

На этот раз Кузя позволил Гоше тихонько погладить себя по красно-бурым крыльям.

У кузнечика был необыкно­венный аппетит. «Волчий», — подумал мальчик. Он скормил ему весь хлеб, а Кузе всё бы­ло мало. И когда Гоша со­брался уходить, насекомое за­ковыляло за ним вслед, как собачонка.

—  Кузька, ты дурак, — ска­зал Гоша, — что я с тобой бу­ду делать у бабы Вари? Ты же в собачью будку не влезешь. Да и напугаешь бабушку.

Неизвестно, что решил бы Гоша, но позади загудела ма­шина, и Кузя «дал свечу» в соседний сад.

Мальчик вернулся домой. Там его ждала новая неожи­данность: у бабы Вари сидел Тулумбасов.

—  Поздоровайся, внучек, — сказала баба Варя. — Нико­дим Эрастович пришёл к тебе.

Гоша неловко пожал огром­ную ладонь профессора.

Тулумбасов не умел разго­варивать с детьми: долго и скучно расспрашивал зачем- то, в какой школе Гоша учит­ся, есть ли двойки, кто у них «читает» биологию. Наконец, покончив с необходимым, по его мнению, вступлением, он спросил:

—  Гоша, не видел ли ты... мм... не встречал ли ты како­го-нибудь необыкновенного насекомого? Я, как ты знаешь, нашёл в янтаре споры древ­них растений... Кстати, что же ты не придёшь посмотреть на них?

—  Так ведь... — начал маль­чик и поглядел на бабушку.

—  Так вы же просили не тревожить вас, — договорила баба Варя.

—  О, так это же не относит­ся к таким хорошим соседям, как вы, — возразил Тулумба­сов. — Приходите, хоть сейчас приходите!

—  Спасибо! — на этот раз бабушка поглядела на Гошу.

—  Так вот, — продолжал Никодим Эрастович, — у меня есть основание думать, что кроме спор... мм... что возмож­но в янтаре было яичко пря­мокрылого насекомого. И воз­можно, из этого яйца вышла личинка... мм... Так ты не встречал чего-нибудь такого?

—  А какое оно из себя, это насекомое? — в свою очередь осторожно спросил Гоша.

—  Мм... — промычал нере­шительно профессор. —Может быть, кузнечик, может быть, саранча или... мм... медведка. Или — кто его знает — стре­коза...

—  А оно должно быть боль­шим?

—  Да, да! Ты очень сооб­разительный мальчик. Очень большим. В каменноугольную эпоху жили стрекозы длиной метра два.

—  А какого цвета это насе­комое? — спросил Гоша, глядя в сторону.

—  Этого я не знаю, — вздохнул учёный. — Да это и не так важно. Важнее всего внутреннее строение его.

А цвет... наверное, как и у на­ших прямокрылых, зелёный или коричневый.

—  А что вы с ним будете делать? — спросил мальчик, продолжая глядеть в сторону.

—  Как что? — не понял про­фессор. — Я его заспиртую, потом вскрою. Надо будет сде­лать препараты. Крайне инте­ресно уяснить эволюцию от­дельных органов прямокрыло­го... Вот так!

—  Нет, я не видел вашего насекомого, — угрюмо сказал Гоша, глядя в пол.

—  Нет?

—  Нет.

—  Он найдёт, он ещё най­дёт, — подала голос бабушка, желая смягчить впечатление от резких ответов внука.

—  Конечно найдёт, — под­хватил Никодим Эрастович. — И вот ещё что... Скажи всем твоим приятелям, чтобы они тоже искали. Я в долгу не останусь. Пусть приходят, смотрят рощу... мм... могу уде­лить из своих коллекций насе­комых. У меня есть, скажем, жуки-олени. А?

Гоша молчал, продолжая глядеть в пол. Тулумбасов рас­прощался и вышел.

—  Что с тобой? —начала допрос бабушка. — Что ты ду­ешься на Никодима Эрастови­ча? Почему не хочешь пой­мать ему эту самую... как её? Саранчу, что ли? Я бы сама пошла ловить, да больно они противные.

—  Ничего в них нет против­ного! — возразил Гоша. — И они очень умные!

—  Да уж умнее тебя, как погляжу. Да они укусить могут! Они ведь сроду человека не видели. Легко ли! Триста миллионов лет! Тогда, поди, и обезьян не было, а не то что нас с тобой.

Когда на следующий день Гоша пришёл на свидание с Кузей, кузнечик уже ждал на дороге. Быстро перебирая длинными лапами, он подошёл к мальчику и замер, выпуча блестящие глаза.

— Ах ты, Кузя, Кузя! —го­ворил Гоша, скармливая куз­нечику очередной бутерброд. — Что я с тобой делать буду? Где тебя спрятать?