Право научиться чувствовать.
Любить, ненавидеть, переживать, смеяться, кричать от бессилия, визжать от восторга.
— Люси? — за спиной раздался скрип двери и неуверенный голос.
— Эрза, — удивленно протянула и чуть обернулась.
— Она была твоим хранителем с самого рождения, — пояснил Джерар и кивнул Скарлет на кресло рядом с Люси, — именно они возвращают память своим бывшим подопечным.
— В-возвращают память? — дернулась Эрза и испуганно посмотрела на господство. — Но ведь мы теряем ее при возрождении без права на восстановление!
— Мы теряем не память, — выдохнула громко Люси и опустила голову вниз, заставляя обоих молча слушать, — мы теряем право на то, чтобы ее нам оставили.
Господство тихо кашлянул и закрыл глаза, набрав в легкие воздух.
— Вернее, это право у нас отбирают.
— Ничего не понимаю, — сухо пробормотала Эрза, неверяще уставившись в окно.
— Потому что ты даже не задумывалась об этом, — хмыкнула Хартфилия.
В тишине, которая задорно играла с солнечным светом, голос Джерара холодом прошил каждую клетку.
— Я объясню.
***
— Прости.
Второй раз серафим виновато произносил это слово, что обвивало тело Люси чувством слабости перед самой собой.
— Почему вы извиняетесь? — сухо прошептала она, стараясь дышать равномерно.
— Я должен просить прощения перед всеми благословленными, но не готов увидеть осуждение с их стороны.
— Осуждение за что? — не поднимая глаз, пробормотала.
— Я не готов даже тебе все это рассказывать, — вздохнул Макаров, — потому что…
— Расскажите, святейший! — резко вскинула голову и посмотрела прямо в его глаза.
В них плескалась горечь, что на вкус была словно деготь. Медленно сглотнув, серафим продолжил, не уворачиваясь от взора:
— Потому что осуждение с твоей стороны в сотни раз больнее.
Молчание своими когтями мелко перебирало каждый миллиметр кожи, насмехаясь над хранительницей. Она поддалась своим ощущениям и желаниям, отказавшись зваться обычной среди возрожденных.
Она отказалась от себя новой. И серафим сейчас в который раз отчаянно рвал ее мысли на части, ошметками разметая вокруг.
— Благословленные не теряют память при возрождении, — спокойно произнес он, затаив дыхание. — Это мы ее отбираем.
— Мы?..
К рукам будто песок прилип, между пальцев шершавя неприятно. А в глазах — пусто.
— Триада приближенных к Господу.
— Серафимы… — тихо произнесла она.
— Херувимы, — в том же тоне продолжил Макаров.
— И престолы, — закончил перечислять Джерар, который внимательно следил за состоянием Люси.
Хотя он и сам сейчас боялся взглянуть в глаза серафима. Отчаяние взгляда того хлестало разум черными тенями.
— Много тысяч лет назад, когда люди еще не были так опасны и кощунственны, хоть и не создавали такого культа религии, мы заметили одну вещь: хранители постоянно медлили с очищением, им будто нравилось находиться рядом с людьми, наблюдать за их действиями, наставлять. Им было сложно прощаться с ними, давая шанс на обретение Божьего благословления.
— Им нравились люди, — заметила Люси.
— Дело даже не в этом, — отрицательно кивнул головой и хрипло вздохнул, — они проживали чужие жизни наравне с людьми.
— Жили?
— Жили, — прикусил губу. — И не хотели, чтобы те умирали, потому что эту возможность они вновь теряли, приходилось пристраиваться к новым подопечным, привыкать к новым жизням, новым привычкам, новым взглядам.
— Святейший, — Люси слабо перебила его и вопросительно взглянула на того, — они все помнили?
Макаров грустно усмехнулся.
— Тогда мы поняли, что память и является главной слабостью благословленного. Они все помнили, что значит — быть человеком.
— И вы отобрали у них это.
— У нас не было другого выхода, — прищурился, взглянув на широкий луч, пробивший стекла своим блеском.
Сипло вздохнув, Люси тихо прошептала:
— А катастрофы — ваших рук дело?
— Люди практически не умирали, — спокойно ответил он, — приходилось полагаться на природное очищение.
— Там были только грешники?
— Нет, — отозвался, сложив руки за спиной, — один из погибших в такой катастрофе сейчас находится здесь.
Сглотнув, она обернулась на Джерара, который, в свою очередь, удивленно выдохнул.
— Землетрясение Дзеган-Санрику, 13 июля 869 год, — четко произнес серафим и посмотрел на господство, — тогда погибло всего лишь 1000 человек.
— Они очистились? — спросил в свою очередь тот.
— Десять душ.
— Из тысячи… — сцепив ладони, хрипло промолвила Люси.
Облака будто скользили по плоскости, задевая крыши храма небесных сил и царапаясь о них. Им было невдомек остановиться и застыть. Им было незнакомо чувство покоя.
Люси, кажется, тоже начала его забывать.
— Минойское извержение 1500 года до нашей эры принесло в жертву сто тысяч, — обрубил ее поток мыслей и серьезно посмотрел на нее.
— Извержение вулкана?.. — напрягла она память.
— Очистилось две сотни.
Чувство, что по сердцу несколько раз полоснули острым лезвием ножа, ядовито лизнуло раны и ухмыльнулось. Там, на ребрах, было высечено «нечестно».
Потому что так умирать «нечестно» перед самим собой.
Чувствуешь себя брошенным в кипяток, в котором варятся собственные грехи.
— В этом была вина всех хранителей: они не смогли подготовить подопечных к очищению, — голос серафима колол сознание холодом. — Тогда-то триада решила отбирать всякие воспоминания у любого благословленного из двух остальных триад.
— Даже у тех, кто на тот момент уже был благословленным, — самому себе пробормотал Джерар.
— Поэтому ты получил ранг господства — как один из немногих очищенных в то время. Твоя душа тогда не сломилась и обрела благословение.
Люси беззвучно хмыкнула, опустив голову.
Она понимала, что душа Джерара не сломилась до сих пор.
— Вы отобрали у нас память, — вдруг смело сказала она, — но дали ли что-то взамен?
— Любой мог попросить ее вернуть, — неуверенно ответил серафим.
— Любой, кто знал об этой возможности, — фыркнула та, закрыв глаза, — но ведь таковых не было.
— Были.
Люси мгновенно уставилась на подавшего голос Джерара. Он стоял спиной к ней, наблюдая за небосводом и мерно выдыхая протертый святостью воздух.
— Силы, господства и власти знали об этом правиле, — пояснил он. — Но из-за того, что мы, вторая триада, отвечаем за основы мироздания, все отказались от памяти и выбрали рассудительность.
— Даже вы, святейший?
Господство медленно полуобернулся к ней и, скрывая ухмылку, спросил:
— А почему же я должен был ее оставить?
«Потому что вы человечнее любого человека», — мысленно улыбнулась в ответ и отвернулась
Люси хотела ощутить свое прошлое.
Она хотела обрезать крылья и почувствовать себя на одном уровне с людьми.