То, что происходило между парнями, давно переросло узкие рамки дружбы, переродившись в редкое единение душ, когда смеётся один и тут же подхватывает другой, когда вместе нельзя, но и обратно — мучительно больно.
Для Сержа Леонид стал как будто второй, истинной половиной. Они были почти одногодки (всего три месяца разницы), одних политических взглядов, что в это тревожное время было крайне важно, но самое главное и одних поэтических. Оба Пушкинисты, только один искренне возносящий этого гения русской словесности и подражающий ему, другой — мечтающий со временем превзойти. Они торопились жить, чувствовать, как будто предвидя, что их срок невелик и вот-вот подойдёт к концу.
А ещё как легко, как искренне писались стихи, обращённые друг к другу:
У голубого водопоя
На шишкоперой лебеде
Мы поклялись, что будем двое
И не расстанемся нигде.
И долго, долго в дреме зыбкой
Я оторвать не мог лица,
Когда ты с ласковой улыбкой
Махал мне шапкою с крыльца.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Приближался сентябрь, а значит предстояло возвращение в Петроград. Снова через Москву, только в этот раз Лёня был твёрдо уверен в желании встретиться с Владом и расставить для себя все точки в их отношениях. Сердце его по-прежнему болело, страх никуда не делся, но прятаться он больше был не намерен.
К дому родителей Влада он подошёл в сумерках. Тёмные окна пустыми глазницами взирали на перепуганного юношу. Тяжёлая дубовая дверь казалась воротами ада. Вот только эти ворота оставались закрыты, сколько бы Лёня не стучал. Дом был пуст.
Он просидел на крыльце до полуночи, когда последние надежды на возвращение хозяев развеялись. Ждать более было выше сил, и Лёня, отринув природную скромность, принялся ломиться в соседние дома. И всё это только для того, чтобы услышать неутешительный ответ, от пожилого господина из дома в конце улицы:
— Съехали они. Уже почитай полгода, как съехали.
— Куда? — только и смог спросить Лёня, понимая, что всё это время писал на ошибочный адрес.
— Не знаю, — прозвучал короткий, но решительный ответ, разбивающий последние надежды.
В Петрограде всё было как прежде и в тоже время по-иному. Рядом была семья, Серж, Никс, Кузьмин, другие близкие люди, но не было одного единственного, которого хотелось видеть всей душой, всем сердцем. Рядом с которым Лёня чувствовал себя живым.
Разговор с отцом Алексием всё-таки состоялся. Старец ни в чём не упрекал, ничего не советовал, он только выслушал и попытался утешить юношу, который неожиданно решил высказать всё, что накипело в душе.
— Бог всё ещё живёт в твоём сердце, его огонь горит, — тихо проговорил священник в заключение. — И какие бы испытания не преподносила судьба, не отказывайся от этого огня, не ищи ему замену, борись.
========== 1916 ==========
Прошло ещё полгода. Миновала зима, наступил апрель. Приближалась Пасха и в Петрограде впервые за много дней заиграло солнце. По улицам носились мальчишки-газетчики, громко разнося последние новости.
— Русские войска взяли Трапезунд! — слышалось со всех углов. Вот только эта победа в долгой череде поражений мало кого радовала.
Леонид, только недавно отметивший своё двадцатилетие, жил как в тумане. С Сержем они виделись редко, хотя и по-прежнему сохраняли свою нежную привязанность, вот только за рамки дружбы не выходили. Всё существование Леонида после разговора с отцом Алексием сводилось к мучительному ожиданию новой встречи с Владом и веры, что она когда-нибудь состоится.
Вот и в этот день сразу после лекций в институте он отправился бродить по городу. Ноги сами собой несли его по грязным весенним улицам. Если бы кто-нибудь спросил Леонида, куда он идёт, то вряд ли получил внятный ответ. Он и сам этого не знал.
Показалось величественное здание Пажеского Его Императорского Величества корпуса. Перед ним большое количество экипажей, толпа народу и как следствие шум, гам и сутолока. Вдоль ворот расхаживали величественные казаки свиты. Все как один рослые, плечистые брюнеты с небольшими усами. Их малиновые погоны с белой выпушкой выделялись в серой толпе яркими пятнами.
Леонид из любопытства подошёл поближе, чтобы понять причины такого столпотворения. Чуть в стороне мелькнули знакомые лица — разгорячённый Никс стоял рядом с Кузминым, опираясь на его руку и о чём-то быстро говорил. Лицо его покраснело от напряжения, мимика была немного дёрганной, как при сильном волнении. Кузмин же был величественно спокоен.
Никс эту зиму жил с отцом, который неожиданно вернулся в Россию прошлой осенью. В итоге виделись редко, и эта неожиданная встреча обрадовала Леонида.
— Добрый день, — поздоровался он со знакомыми.
— Леонид, вот так встреча, — обрадовался Кузмин, манерно улыбнувшись.
Никс лишь коротко кивнул, приветствуя. Лицо его ещё сильней покраснело, сразу было видно, что эта встреча его чем-то смущает.
— А что здесь происходит? — тут же поинтересовался Леонид.
— Так ведь нынче страстной четверг, — тут же отозвался Кузмин. — Причём в этом году Пасха у католиков и православных совпадает, а потому сегодня государь-император будет присутствовать на обедне в часовне Мальтийского ордена. Приглашены посольские чины католических держав и особо приближённые.
— Но вы-то тут как оказались?
— Пригласили Константина Дмитриевича, вот мы его и провожали. К тому же он скоро уезжает в новое путешествие.
Упоминание об отце заставило Никса вздрогнуть и как-то затравленно посмотреть по сторонам. «Похоже, их отношения так и не наладились за зиму», — подумал Леонид, но лезть в личную жизнь товарища не стал.
— Кстати, у меня хорошая новость для Вашей матушки и всего семейства, — как ни в чём ни бывало продолжал свою речь Кузмин. — Как раз собирался вечером заехать и всё сообщить. Но раз уж мы встретились…
— И что же это за новость? — без особого интереса спросил Леонид.
— Борис Владимирович с семьёй через три дня возвращаются в Петроград, — тут же прозвучал ответ. После этого Кузмин хитро прищурился и добавил: — Помнится, с его сыном Владом вы были очень дружны.
Слова прозвучали словно звон колокола в тишине. Они ударили со всей мощью и силой, заставляя голову Лёни закружиться. Перед глазами поплыло и только два слова раз за разом крутились в голове: «Влад возвращается».
Хотелось одновременно радостно носиться по улице, делясь своим счастьем, и забиться в самый тёмный угол, чтобы остаться одному и осмыслить случившееся. Душа разрывалась на части от всей противоречивости этих желаний. Сколько раз в своих мечтах Леонид думал об этом моменте, сколько различных планов он строил, но вот — всё свершилось, а он совершенно не знал, как себя вести.
Три дня… три дня отделяло его от встречи с тем, кто был мучительно дорог, жизнь без кого казалась лишь тенью.
Наступило воскресенье. В городе, несмотря на военное время и постоянные перебои со снабжением, царило приподнятое настроение по случаю Пасхи. Сидеть дома в неизвестности и мучительном ожидании Леонид не мог. С самого утра он выскользнул на улицу и отправился гулять. Ноги сами собой понесли его к Николаевскому вокзалу.
Он не знал приедет ли Влад с семьёй поездом или как-нибудь иначе, ему просто нужно было очутиться в людском движении, слиться с толпой, чтобы хотя бы на время смирить бешеный ритм сердца, отвлечься от своих тревожных мыслей.
До вокзала Леонид не дошёл, остановившись у Фёдоровской церкви. Здесь царило столпотворение, люди христосовались, звучали поздравления с праздником. Вот только всеобщее веселье казалось обманчивым, выдуманным, неестественным, как игра дрянных актёров в провинциальном театре.
В толпе мелькнула светлая кучерявая голова Сержа. Это стало своеобразным толчком. Видеть друга Леонид сейчас не был готов. Встретиться в этот момент с тем, в ком он столько времени искал замену Владу, казалось кощунством.