— … в ответ на предательское убийство товарища … ответим красным террором… каждый десятый будет расстрелян…

Кто-то, услышав страшный приговор испуганно запричитал, кто-то заплакал, но были и те, кто, гордо вскинув голову, смело смотрел в глаза своим палачам. Среди таких был и отец Алексий. Он был девятым. Рядом с ним, рыдая, опустил на землю совсем молодой парень, лет шестнадцати. Старец молча отстранил мальчика и занял его место.

— Я уже своё отжил, — коротко пояснил он, всё ещё не верящему в своё спасение юноше.

В это время мрачный Михаил Алексеевич Кузмин обречённо бродил из угла в угол по своей квартире на Спасской. Он заламывал себе руки, рыдал, не сдерживая слёз, несколько раз бросался к телефону, но так и не решался поднять трубку. Его Юра, Юрочка, последняя и самая пылкая любовь, был среди арестованных. А губы сами собой шептали:

Баржи затопили в Кронштадте,

Расстрелян каждый десятый, —

Юрочка, Юрочка мой,

Дай Бог, чтоб Вы были восьмой.