17 декабря были выборы в Государственную Думу. На первом месте коммунисты. Это значит, основная масса народа тоскует по прежней беззаботной жизни «Застойного периода». ЦАГИ влачит жалкое существование. Последний раз зарплату выдавали за август. Да и зарплата жалкая: мой оклад 400 тыс руб в пересчёте на застойные времена эквивалентен 40 руб, а ведь тогда я получал 500 руб. Энергичные молодые люди ушли из ЦАГИ, как крысы с тонущего корабля. Остались только старики вроде меня и немного среднего поколения, например наш Мосунов, которому 47 лет.

3 января 1996 года, среда.

«Впервые за много лет наступила настоящая зима!» – радостно воскликнул Валера. И в самом деле, кругом пушистый снег, мороз –20^о, а сегодня даже было –25^оС. Эдуард заболел ещё перед Китаем, а теперь окончательно слёг и попросил оформить отпуск на неделю.

У меня на прошлой неделе возникла забота из-за проекта для Боинга. Наш главный конструктор, он же единственный, Казбек, - надумал проверить расчётом эффективность демпферов, которые я предложил для спасения проекта от флаттера. Для этого он попросил своего коллегу В. Петрова, специалиста по гидравлике, сделать расчёт.

Результат оказался печальным: вместо эффективности F=1000 кг см сек

Получилось всего F=1.2. Этот результат мне принёс Октай Мамедов и просил разобраться. Я разобрался. При комнатной температуре, используя демпфирующую жидкость АМГ-10, эффективность будет равна не 1.2, а 100, что можно считать вполне пригодным для нас. А что касается результата Петрова, то он либо ошибся в 100 раз, либо взял вязкость при температуре +60^оС. Вот тут-то мне и пришлось познакомиться со справочниками. Эта жидкость по мере нагревания меняет свою вязкость в 100 раз. В частности, в техзаписке Петрова для АМГ-10 при Т=20^оС даётся кинематическая вязкость 200 стоксов, а в справочнике написано: 200 сантистоксов. Я хотел с ним поговорить, но Амирьянц говорит: «Не надо!»

Конечно, это было авантюрой с моей стороны влезать не в свою область, но я привык во всё влезать. Обнаружилось ещё и такое обстоятельство: в трубе Т-128 происходит нагрев до 50^оС. И тут я вспомнил, как химичка Зоя Потолова из отдела Галкина в 1980г хвалила кремнеорганические жидкости как идеальный материал для демпферов. Она давно уже на пенсии. Её химическая лаборатория ушла на свалку. Борис Венедиктов сказал, что кое-какие реактивы остались: бутыли с тетрабромэтаном, азотнокислым цинком… А что касается ПОЛИОРГАНОСИЛОКСАНОВОЙ жидкости (кремнеорганическая – это нам и надо), то вряд ли она сохранилась. Надо поискать на старых складах. У меня дома есть пузырёк с такой жидкостью, - 15 лет назад мне его подарила Зоя Михайловна для магнитофонного демпфера. На вид как густой сахарный сироп.

Кажичкин сказал, что такие бутыли надо искать в так называемой комнате Жмурина. Он давно уже умер, а его комната осталась. И вообще у Галкина остались только двое: Венедиктов и Шибанов. Если на каждом партсобрании начальники требовали расширения площадей для своих отделов и секторов, то теперь появились пустые комнаты, а в некоторых залах сидят всего по 2-3 человека. Я догадываюсь, наш сектор – это единственный сектор в ЦАГИ, который за десятки лет не уменьшил своего состава. Нас сейчас пятеро, и все мы здесь со студенческой скамьи.

5 января я взял у Кажичкина ключ от Жмуринской комнаты и отправился искать демпфирующую жидкость №5. Но сначала мне пришлось расчищать снег на подступах к этому длинному приземистому складу, чтобы подобраться к двери, ведущей в комнату Жмурина. Чтобы разгрести снег, я сначала искал лопату, и в поисках её забрёл в огромный складской ангар площадью 1000 кв м. Он выглядел пустым и безжизненным с жалкими остатками какого-то хлама. Какое огромное капитальное сооружение пропадает зря! Там на полу я нашёл каску, с помощью которой я и расчистил путь к комнате Жмурина. Комната выглядела мёртвой. Она заставлена 20-литровыми бутылями с глицерином, фреоном и другими непонятными жидкостями. Научное оборудование уже давно заржавело. Полки в шкафу сгнили и прогнулись под тяжестью многочисленных химикалий.

То, что я искал, заполняло треть 20-литровой бутыли с надписью: «Кремнеорганическая жидкость №5». Эта бутыль стояла под вибростендом, на котором когда-то делал свою диссертацию Жмурин.

Сборка двухзвенной летающей державки для Боинга началась в марте. И тут оказалось, что конструкция получилась настолько сложная и тесная, что оси заклинивало от собственного веса конструкции. Пришлось снова всё разбирать и возвращать в мастерские для дополнительной шлифовки трущихся поверхностей.

В процессе сборки заливали в демпферы ту самую жидкость №5, но ещё до испытаний стало ясно, что демпферы не удались. Об этом предупреждал Гена Булычёв ещё в январе: он рассказывал, что они в секторе Лыщинского в 1980-х годах пытались создать демпферы с этой жидкостью №5, но у них ничего не вышло, потому что в полости демпфера непременно возникали воздушные пузырьки, которые сводили на нет эффективность. Чего только они не пробовали! Они даже заправляли демпферы в тазу, погружая руки по локоть в эту жидкость, - пузырьки всё равно возникали.

Так обнаружилась наша первая ошибка: демпферы. К счастью, к этому времени фирма Боинг прислала моторы, и в инструкциях к этим моторам были указаны характеристики демпфирования. Они были настолько большие, что если бы мы знали об их величине заранее, мы бы не стали затевать возню с демпферами.

Вторая ошибка: сложность и теснота. Шлифовка не помогла, и конструкцию заклинивало снова. Вернули в мастерскую ещё раз. Это привело к тому, что в частотных испытаниях обнаружились люфты.

Трудности с контрактом для фирмы BOEING обрушились на нас внезапно лавиной. В начале марта в секторе Амирьянца измерили жёсткости получившейся конструкции, – это делали Муллов с Ефименко в препараторской Гены Васильева. Мамедов вручил мне экспериментальные балочные жёсткости обоих звеньев (крыльев) и просил меня сделать расчёт с этими данными. Это было в начале марта.

Пока я собирался сделать этот расчёт, нагрянули праздники 8 марта, а я был очень занят плановым отчётом объёмом 190 стр (теория КС2).

Наконец, 12 марта я получил результаты расчёта. Они были ужасными… Я звоню Амирьянцу и советую отложить сдачу контракта на полгода. Проект и реальное изделие отличались настолько, что из-за угрозы флаттера не стоило даже и начинать испытания в трубе Т-128. Амирьянц был возмущён моим заявлением, и ответил, что о переносе срока не может быть и речи, потому что делегация с фирмы Боинг уже запланировала приезд в Москву на понедельник 18 марта, а во вторник 19 марта назначен первый пуск.

Основными нарушениями проекта были: 1) Вес второго привода вместо 1.5 кг был 10 кг. 2) Крутильная жёсткость большой державки была значительно меньше расчётной. 3) Вес датчика давления завышен втрое, 300 г вместо 100 г. 4) Но самое главное, ещё до продувки наша машина была установлена в рабочей части трубы Т-128, и Парышев с Карклэ провели частотные испытания, обнаружив в спектре частот лишний (по сравнению с расчётом) тон с очень низкой частотой в 7 гц.

Это были продольные колебания верхнего крыла в своей плоскости. Ещё бы! Сам STRUT весил 18 кг, да на конце его привод весил 10 кг. И эта штанга весом 30 кг (ещё ведь нижнее крыло!) и длиной 2 м покачивалась на конце кривого вала, которое было ослаблено отверстиями для проводов.

Я срочно ввёл в расчёт этот тон с частотой 7 гц и получил флаттер с критическим скоростным напором 3000 кг/м², а надо 8000!

В понедельник утром приехал Джим Краудер, и мы с Амирьянцем стали осторожно готовить его к аварийной ситуации. Я ещё не привык общаться с американцами, поэтому как всегда говорил Гена. Он сказал Джиму, что из-за появившегося люфта ожидаются небольшие неопасные колебания (нет, не флаттер) на частоте 7 гц. Кроме того, из-за уменьшения жёсткости требуется ограничение по углу манипуляции нижнего страта, стараясь не опускать его ниже 45^о.