Потом Амирьянц дал слово Парышеву. Серёжа не мог сказать ничего определённого, т.к. тензодатчики оказались оборванными. Сохранилась осциллограмма, но непонятно, что она писала. Однако на ней явно проглядывались частоты 15 гц и 10 кг, и огромные возмущения в 2 гц (о них и говорил начальник трубы Гусев).

Когда слово дали мне, я показал графики с результатами расчётов, которые мы получили с Мосуновым вчера. Поскольку там получилось достаточно высокое значение критического скоростного напора флаттера: qф = 10000 кг/м², то, несмотря на близость опасных участков с q=2000, и, принимая во внимание, что по расчёту флаттер получился очень добрый (слабый), а об этом напомнил Эдуард, - то я считаю, что там флаттера не было. Однако надо поставить противофлаттерный балансир в передней части обтекателя, величину которого я обещал рассчитать к середине дня.

Чтобы рассчитать балансир, я решил сначала восстановить исходный вариант. У нас всегда так: если прошло много дней, то сначала надо разобраться, что было в прошлый раз. В Лабтаме уже накопилось три варианта модели Boing: «1» – это мой материал для большой модели, а m, m1 – это два варианта, которые сочинили Набиуллин с Мосуновым позавчера, пользуясь моим вариантом.

Вообще я давно говорил и писал в отчёте, что считать отдельно малую модель ни к чему, т.к. теоретически она совпадает по флаттерным характеристикам с большой, но позавчера Амирьянц в моё отсутствие заставил их запрограммировать малую модель.

Я верю только своей модели: вариант «1». С него я и начал. Я увеличил жёсткость тензовесов в соответствии с малыми тензовесами по формуле: Сбол =Смал К³, т.е. вместо Сизг=2500 тм/рад вставил: 36  1.75³=190, а вместо Свращ=5000 тм/рад 1001.75³=5300, и должен был получить qф = 10000, но… неожиданно получил 4000! Сначала я подумал: я взял М=0.8, а у них М=0.9 – вот причина. Но это не должно приводить к такой большой разнице!

Я смотрю на частоты: fвращ (круч)= 8 гц, fизг = 9.6 гц. Частота изгиба получилась правильно, т.к. 9.6 1.75= 17, и у них 17. Но вращение – неправильно, т.к. 81.75=14, а у них 810 гц! Тогда я стал разбираться, и обнаружил крупную ошибку в их модели. Они все размеры поделили на К=1.75, а все массы, а их, кстати, была всего одна – это масса обтекателя, - на К³= 5.36. Но!… Они момент инерции обтекателя поделили тоже на К³, а надо на К⁵! И при этом, обратите внимание, обтекатель весит целую тонну, а крыло всего лишь 720 кг.

Мосунов тут же исправил ошибку, и заново пересчитал вчерашние графики. Какой кошмар! Вместо qф=10000 стало 2000, а возможные вариации по величине жёсткости на вращение тензовесов показали, что мы находимся на самом минимальном участке зависимости qф по Свр.

Я звоню Амирьянцу, - он советует сходить в трубу, - там Валентин Виноградов проводит частотные испытания. Но он уже вернулся, отложив всё до понедельника.

В 13 час кончилась работа, я пошёл домой и оттуда позвонил домой Гене. Он сказал, что единственная возможность срочно приостановить испытания, - это пойти в трубу и найти там Карклэ и Парышева. Я так и сделал. В 15 час я нашёл их в рабочей части Т-128. Они проводили частотные испытания модели. Я сообщил им пренеприятную новость, что по расчёту напор флаттера получается не 10000 , а всего лишь 2000, и что надо прекратить испытания. Пётр Георгиевич скептически заметил, что уже много дней проводились испытания, и без наддува всё было спокойно: никакого флаттера. А что касается их частотных испытаний, то они обнаружили, что после аварии частота изгиба модели снизилась с 17 до 14 гц. «Правильно, - ответил я, - если подставить в расчёт величину жёсткости, которую намерил Ефименко, т.е. 25 тм/рад, то получается не 17 гц, а всего лишь 14».

У них никак не вызывалось вращение. Я посоветовал переставить силовозбудитель в носовую точку обтекателя, и даже нарисовал им схему, как это сделать, но упрямый Карклэ молча переставил его в конец крыла, - он не разговорчив, когда надо что-то обсудить. Я понял, что не надо им мешать и удалился домой.

В 16 час я ещё позвонил домой Набиуллину. Он уже вернулся от Рыбакова, которого навестил по случаю передачи ему аванса, был навеселе, но моё сообщение понял. Он даже вспомнил, что эту ошибку: делить момент инерции на К³ вместо К⁵, - сделал он, и что Валера не виноват. На улице у нашего дома я встретил Лыщинского, идущего из булочной. Он весело посмеялся насчёт пятой степени для моментов инерции, потому что они всю жизнь занимаются этой азбукой. А что касается вибрации стенок трубы и пола, то он своими ногами не раз чувствовал вибрацию пола в здании, которая шла от флаттера модели, испытываемой в трубе. Правда, это была труба СВС-2, «Ты ведь помнишь, - сказал он, - мы же вместе с тобой испытывали».

16 мая 1992 года, суббота.

Утром позвонил Парышев и сообщил ещё более ошеломляющие сведения о малой модели Боинг. Они вдвоём с Карклэ работали до вечера. Долго пытались вызвать вращение (крутильные колебания модели). Наконец, приложив силовозбудитель к концу обтекателя (как советовал я), с трудом добились резонанса. Неожиданно частота вращения оказалась вдвое меньше ожидаемой: 6.7 гц вместо 13 гц. А что касается изгибной, то она совпала с ожидаемой: 14 гц. Кроме того, трение в муфте тензовесов оказалось настолько большим, что декремент колебания оказался =1.5 вместо обычных 0.050.15.

И ещё. Вечером в трубу звонила Вера Мих. Нейланд, и Парышев ей доложил, что по уточнённому расчёту критический скоростной напор получается не 10 тыс, а всего лишь 2 тыс. Тогда она возмутилась, что у нас результаты меняются каждый день и потребовала, чтобы к утру в понедельник мы выдали её окончательный результат.

Я испугался, и решил пойти в ЦАГИ, и всё пересчитать. Сначала я зашёл к Мосунову, чтобы уточнить насчёт Лабтама. В 12 час я уже был в ЦАГИ. Ключи от нашего здания я взял у дежурного коменданта, долго не мог запустить Лабтам (с непривычки), наконец начал расчёт.

Я посчитал и большую модель и малую. Первое, что меня смущало: почему частота вдвое меньше теоретической? Причин может быть три: 1) либо момент инерции обтекателя в 4 раза больше, чем по теории (допускаю, что американцы могли вставить большие грузы в концы обтекателя), 2) либо Ефименко ошибся в 4 раза и вместо Свр=100 там было лишь 25 тм/рад, и 3) либо обтекатель настолько упругий, что из-за его гибкости амплитуда у него больше, чем у крыла (в 4 раза).

Так или иначе, всё это надо было перепробовать (только третье я отверг, как невероятное). Обе версии давали благоприятный результат и qф снова поднялся до 10 тыс. Ну, конечно! – вчерашняя ошибка Набиуллина как раз и завышала момент инерции в К² = 1.75²=3.06 раз (3 или 4 – разница мала). Я также наблюдал, какие инкременты у флаттера: они оказались настолько малыми, что флаттера можно было не бояться.

В 16 час я вернулся домой, забрав все результаты. День был по-летнему солнечный, буйная зелень вокруг благоухала, особенно одуванчики. Я подумал: многие мои друзья (например, Головач и Семёнов) сейчас копаются на своих участках земли, сажая овощи.

Я решил писать отчёт, оставив нерешённым главный вопрос, откуда такой большой момент инерции. Звоню Гене, но он сегодня в Москве, берёт интервью у своих героев, - пишет книгу о лётчиках-испытателях.

17 мая 1992 года, воскресенье.

Сломался нижний холодильник «ЗИЛ-1958г». Он уже осенью ломался, и я его тогда починил, но моего ремонта хватило лишь на 8 мес. Снова подгорело пусковое реле ДХР-3. В тот раз я заменил сгоревший серебряный контакт медным, но он прогорел насквозь. Сейчас я вспомнил, что у меня есть серебряный провод, который я купил на Тушинском рынке 19 апреля. Я снова, как и в сентябре сделал медную лапку на обгоревшую пружину, а на лапку намотал серебряную жилу 0.72 мм, - думаю, теперь хватит на много лет. Закончил в 12 час.