Наконец-то пригодились две сотни молочных литровых коробок, которые я накапливал более трёх лет. Правда, около сотни ежегодно забирал Олег, а сегодня всё унёс к себе Нессонов. Он говорит, что в этих пакетах удобно готовить рассаду к весне. Я всегда удивлялся, почему эти пакеты (коробки 7х7х20 см) все выбрасывают. Буданцева, например, склеила из них стену как из кирпичей на своей даче.

24 ноября 1991 года, воскресенье.

Два неполных дня занял у меня ремонт телевизора «Рубин –Ц230» по просьбе Чернова для своей матери Надежды Александровны. Она живёт в 5 мин от меня. Я с этой семьёй дружу уже 37 лет. Она бывший архитектор, и до сих пор проводит свой досуг в изготовлении различных полочек и шкафчиков. Этот ТВ много лет назад был предметом моего восхищения. Помню в 1982г, когда умер Брежнев, мы заходили к ней посмотреть, как он отлично показывает. А теперь! Он превратился в развалину, кинескоп прожгли в центре. Кадры загибаются сверху вниз. Всё дрожит и хрипит.

Первый день мы провозились с Сашей вдвоём, но не смогли исправить кадры. На другой день я с помощью книги, доставшейся мне от Щукина, понял, в чём дело: не хватало ширины кадрового импульса, а это совсем не в блоке кадровой развёртки, а в БОС (блок обработки сигналов). Штатной регулировки не хватило, пришлось дважды сбегать домой. Наконец в 15³⁰ всё было готово. Счастливая старушка накормила меня обедом, а расплачиваться будет Саша (100 руб).

А 100 руб – это прошлогодние 20 руб. Вчера Приходько видел в Москве: видеомагнитофоны теперь от 18 до 30 тыс руб. Компакты 250, а я переживал летом их подорожание до 42 руб. То ли ещё будет!

25 ноября 1991 года, понедельник.

Внезапно вышел из отпуска Эдуард, а должен был во вторник, т.к. был один день праздничный. Он за время отпуска отвык от зарядки, а сегодня во время зарядки (с 11⁰⁰ до 11¹⁰) как раз ходил в спецчасть переделать две страницы в отчёте о Су-54, - и он обрадовался, что есть повод пока не делать зарядку. И я его понимаю, т.к. сам всегда рад поводу куда-нибудь уйти от зарядки. Я не люблю зарядку, а делаю!

В машбюро Галина Ивановна предъявила мне необычное требование, чтобы я перечислил на их счёт часть денег от договорной работы, по которой они печатают мне отчёт. Я в растерянности, т.к. 80% от договорной цены и так идёт на накладные расходы, и только 20% нам (на наш отдел в общий котёл) на зарплату. А сколько? – поинтересовался я. «65 руб за 13 страниц». Потом Буданцева мне объяснила, что к окладу машинисток 250 руб в месяц, каждый отдел должен отчислять от своих контрактов по 20 руб. Так что это не моя забота, и здесь 65 руб не при чём.

1518 час – снова появился студент Ваня, и я ему показал ещё кое-что. Мы с ним продолжили расчёт флаттера модели крыла Boeing. Это крыло из сплошной стали, и само по себе флаттерить не может. Тогда мы ввели упругую заделку, соответствующую весам трубы Т-128, и тем самым мы снизили критическую скорость флаттера с 2700 м/сек до 900. В другой раз Ваня продолжит.

Соболев с трудом подписал переделанный отчёт. Его беспокоило моё требование в выводах повысить частоту вращения управляемого стабилизатора до 20 гц. Дело в том, что на 4-метровом лопухе это почти невозможно. Но, к счастью, я там написал «или предпринять какие-либо другие меры». И тогда я его уговорил подписать. Осталось подписать у Поповского, но я вспомнил, что сначала надо подписать у Стрелкова. Костя в отличие от Галкина, во-первых, внимательно читает весь отчёт, а во-вторых, он любит обсудить. Так и в этот раз мы с ним сидели с 18⁰⁰, и он предложил мне исследовать, как использовать трение в конструкции для повышения скорости флаттера Vф. Он обратил внимание на то, что уже не в первом моём отчёте показано, что трение с декрементом  = 0.1 увеличивает Vф в два раза и больше. А ведь в секторе Азарова можно создавать композиционные материалы с заранее заданными свойствами, в том числе с заданной вязкостью. Почему бы не предложить это для авиационных конструкторов? Но я его разочаровал, объяснив, что такое повышение происходит только в ложках, т. е. резонанс становится менее острым, а во-вторых, это трение относится не столько к несущей поверхности, сколько к проводке управления рулями и т. п. Но идея хорошая!

Сегодня по АТВ (авторское телевидение) видел в джазовом исполнении Гимн Советского Союза. Удивительная пародия! Но как всегда, я упустил возможность списать это на видео. Всё-таки, чтобы мгновенно списать случайно увиденное на экране ТВ, надо постоянно держать наготове аппаратуру, но это требует особой заботы.

26 ноября 1991 года, вторник.

14³⁰16³⁰. Заседания Учёного Совета стали теперь совсем редкими, и защиты кандидатских диссертаций проходят теперь не по две зараз, а по одной. Желающих стать кандидатами наук становится всё меньше. Сегодня защищался Юрий Викторович Шенк из НИО-3 на тему «Действие дождевых капель на остеклённые мениски ракет». Примерно такая же диссертация была уже два года назад (с птицами). Защита прошла традиционно со счётом 14:0. Но уже второе заседание подряд мы начинаем с минуты молчания: в прошлый раз поминали Пархомовского, а в этот раз – Селихова.

Всегда после Учёного совета я иду домой. Там уже пеклись пирожки в честь Лилиного дня рождения. Но у неё необычный день. Во-первых, она вся в заботах о своей дочери Жене, которой уже 3 мес, а во-вторых, исполнился год со дня свадьбы, а муж уже сбежал. Однако он сегодня зашёл на минуту поздравить.

27 ноября 1991 года, среда.

Крапивко жаловался на Сабанова, что тот не выполнил договорную работу, когда перебежал к нам в сектор. И вообще он остаётся в ЦАГИ на четверть ставки, и уходит работать на биржу приватизации. То-то в последнее время он стал очень редко появляться на работе, бросив недоделанную работу. И так не хватает денег для зарплаты, а тут ещё бросают на полпути контракт.

28 ноября 1991 года, четверг.

«Стратегия выживания ЦАГИ», - такой доклад сделает Загайнов. Действительно, минимальная зарплата в стране назначена 342 руб, а у нас многие научные сотрудники едва достигли этого уровня, например Мосунов со стажем работы 19 лет получает 360 руб в месяц. А ещё под вопросом и эта маленькая зарплата. Серьёзно стоял вопрос, чтобы в декабре совсем не выдавать зарплаты.

А вот в ЛИИ с 1 дек зарплата будет увеличена вдвое. Чтобы добиться этого «Комитет спасения» ЛИИ продался какой-то компании за 30% будущих прибылей. Кто бы нас купил! Учёные готовы продаться кому угодно, лишь бы избежать голодной смерти.

Сегодня утром я хотел подписать отчёт о Су-54 у Стучалкина, но вся администрация: Стучалкин, Поповский, Быков, - сильно взволнованные куда-то срочно собрались. «Завтра!» – таков был ответ.

Костя Стрелков, увидев меня в коридоре, затащил к себе в кабинет для беседы. Он долго объяснял мне, что нельзя жить по устаревшей концепции нашего бывшего шефа по флаттеру Попова (кстати, он ушёл на пенсию и стал совсем плох). «Недаром, - объяснял он мне, - от Попова в своё время сбежали Сухов, Нуштаев, Агеев, Сергей Павлович (это Костин отец), Пархомовский. Это потому, что технология флаттерных исследований застыла на полвека и сейчас по-прежнему её продолжает Соболев в лице экспериментаторов Комарова, Лыщинского и др. Я ответил Косте, что я даже не знаком с конструкторами самолётов, а то я мог бы вмешаться по флаттерным делам до того как оформятся очертания проектируемого самолёта. «Вот! – оживился Костя, - С этого надо начинать! Только не бесплатно!» Не продувать в трубах модели уже готовых самолётов, а давать рекомендации и экспертные оценки при проектировании.

29 ноября 1991 года, пятница.

Утро началось со склоки. Борис Смирнов обвинил нас в том, что мы перегружаем Лабтам, и из-за этого задача Кима не входит в машину.

«Я серьёзно говорю вам, сейчас пойду жаловаться Поповскому, что вы микояновскими расчётами забили Лабтам, а у Лёни Кима срочный расчёт Як-42», – заявил он. Надо напомнить, что микояновцы отказались платить по договорам, и Поповский запретил делать любые работы для микояновцев. Рыбаков испугался и стал уговаривать меня сказать, что якобы сейчас идёт расчёт не Микояновский, а Суховский. А я обратил внимание на то, что машина почти пустая, и непонятно, почему же у Лёни расчёт не идёт. Смирнов вернулся (вероятно, он Поповского не нашёл) и потребовал, чтобы мы разделили время на Лабтаме: до обеда они, а после обеда – мы. Мы же высказали ему предположение, что вина не в нас, т.к. в данный момент мы загрузили память машины только на 15%, а ведь недавно бывало, что кроме Кимовской программы шли ещё и наши две большие (flut, flvar). Но Смирнов и знать ничего не хотел. Мне и Эдику стало весело при виде, как Борю переполняет гнев. Из-за такой мелочи и столько гнева! Мы уговорили его позвать на наш терминал Лёню и показать свою задачу. На его задачу Лабтам ответил: “Open: No such file or directory apparent state: unit – 26449 named. Memory foult – core dumped”. Нам из этой фразы было понятно только «Memory foult» – не хватает ресурса памяти. Тогда я списал эту фразу и пошёл к знатоку Юре Долбневу. Тот объяснил, что это означает, что в программе неправильно задан оператор обмена “open”, и вообще устройства (unit) с номером 26449 не может быть! После этого Лёня стал искать ошибку в своей программе.