Иоанн Безземельный ищет горчицу. Второй оммаж Ивану Голлю Катарина: Неси все вместе иль одно – как хочешь. Грумио: Так, значит, принесу одну горчицу? Шекспир. Укрощение строптивой. Порыв безумия внезапного пресекши, в число неизбраных незнанием незван, ни гривны, ни куны, ни самой мелкой векши [1]не может заплатить сегодня Иоанн. Но голод утолить в невидимой столовой вступает, не спеша, через проем дверной. Слепой официант и повар безголовый его угрюмо ждут у стойки ледяной. В стране, где не поймешь – кто кролик, кто католик, где не туды идет войной на не сюды, шагает он туда, где за безногий столик великая нужда уселась без нужды. Пока официант меню ему бодяжит, отнюдь не просто так, но с божией росой, решает твердо он, что в этот день закажет яйцо без курицы, что сожрана лисой. Богатый выбор здесь не очень-то и нужен, здесь все, что есть в меню – ни два, ни полтора, но могут предложить на завтрак и на ужин суфле из воздуха и суп из топора. Здесь из-за скудости никто не горячится, здесь вовсе нет врагов, как, впрочем, и друзей, здесь древний перец есть, и старая горчица, столь драгоценные, что впору сдать в музей. От здешнего меню тебе не станет худо, будь ты хоть пионер, а хоть миллионер, здесь есть дежурное, но фирменное блюдо: ничто по-ленински на сталинский манер. …Весь день бесцельное стрелянье без наганов, прогулки без собак под псиный пустобрёх, и гордый секондхенд фриганов и меганов. и три богатыря, что здесь без четырех. В немыслимом саду ведет мотив неловкий невидимый смычок в невидимой руке, и мчит на всех парах к доеденной морковке бессмертный паровоз в бессмертном тупике. Непредсказуема ненастная погода, но нам сулит судьба, задрав незримый хвост, триумф мистический семнадцатого года, что в девяностые года протянет мост. Здесь ни симфонии, ни такта, ни аккорда, но аргумент пустой никак не нарочит. Здесь слово человек звучит совсем не гордо, затем, что здесь ничто и вовсе не звучит. Извилистым путем ведет тропа прямая от беззакония к последнему суду, а он в толпе стоит, никак не понимая, что именно пришло в том памятном году. Картина без холста, этюд без акварели, любовь открытая и страсть исподтишка. И ледяной октябрь уже настал в апреле, и кто-то на толпу кричит с броневика. Галина Погожева
Стихотворения Родилась в Москве 20 января 1954 года. Закончила французскую спецшколу, затем Московский авиационный институт. В студенческие годы ее стихи печатала «Комсомольская Правда» и альманах «Поэзия». В это же время начала пробовать себя в переводе французской поэзии. В 1983 г. издательство «Молодая Гвардия» большим тиражом выпустило в свет книгу французского поэта, лауреата Нобелевской премии Сен-Жон Перса, где она выступила как составитель, переводчик и автор комментариев. С 1990 г. живет попеременно в Москве и в Париже. Участвовала в организации больших русских выставок в Париже и создании их каталогов. Многие годы сотрудничала с газетой «Русская Мысль», где выходили ее статьи. Инициатор и автор литературной записи воспоминаний Великого князя Владимира Кирилловича, вышедших в Санкт-Петербурге, двух поэтических сборников, множества публикаций в периодических изданиях. «А счастья-то, впрочем, нам надо немножко…» А счастья-то, впрочем, нам надо немножко: Оно так безумно! К березовым рощам приникнешь в окошко: Куда-то везут нас. По всем этим будням мы прожили глупо, А нынче так звездно! Но все, что сегодня, и все, что могло бы… — Прекрасно и поздно. В холодном вокзале, в прокуреннном зале, В ненужном: – Пишите, — Вам что-то сказали. – Вы что-то сказали? Еще раз скажите! — За блажь и дерзанья нам сны наказанье. Приснится, голубчик, Что где-то в Рязани запряжены сани, Постелен тулупчик — И снегом и лесом, и лесом и снегом, С березами вровень. Мы сыты железом и вспомнить нам не о ком. Не о ком, кроме… «Наверное, дождь целый день был…» Наверное, дождь целый день был, И, кажется, днем – днем Он было припомнил, да и забыл, И не было слов в нем. Но конь его вдруг задрожал сквозь Сон – это была весть, И старая память – такой гвоздь — Вонзилась в его кисть. Так, стало быть, дождь – это был плач. Изольда пошла лечь, И он постелил для нее плащ И с ней положил меч. А сам все смотрел он, как день блек, Как сумрак ночной пал, Потом осторожно на плащ лег И плохо всю ночь спал. 1977 «Ты на мое отчаянье похожа…» Ты на мое отчаянье похожа. Стоит звезда над сушей и водой. Горит душа, и холодеет кожа, И расцветает лютик золотой. Дни выпадают, как дожди, и гаснут, Как только дни – и как одним глотком, Одним дыханьем говоря: – А вас тут Забудут всех, не вспомнят ни о ком. И ты мне скажешь, руки отнимая, Что счастья нет, есть ветер и вода. Затмилось сердце, слов не понимая, И ветка ивы брошена туда. Есть что-то в даре вечное, как в горе, Привычное, как верность и тоска, Как та река, впадающая в море, Идущее волной на берега. И это жизнь. Ее узор подвижен, У ней изнанки нету никакой, А на лице, среди цветов и вишен, Мы вышиты коснеющей рукой. Уже темны и тягостны посулы, Сквозят черты, как ветер из дверей, Сквозь плутни школы, сквозь глаза и скулы — Деревьев, лодок, стен монастырей. О эти дара вечные подарки, Перерожденья, бденья забытье! А все твои, Олимпия, огарки, Твои и рисованье, и шитье. 1978 вернутьсяДревнерусские монеты: в одной гривне 25 кун, в одной куне – 6 векш. |
