— Очевидно, что бы я к нему ни чувствовала, этого было мало. Мне всего было мало после тебя.

Когда он смотрит на меня, я вижу его гнев. Но под гневом – боль, такая глубокая и неприкрытая, что я не могу смотреть ему в глаза, так его боль отзывается внутри меня.

— Думаешь, я не знаю, что это моя вина? — спрашивает он, наклоняясь вперед. — Я знаю это, ладно? И меня, черт побери, это убивает. И еще хуже то, что я мог отдать тебя кому-то вроде Коннора. Кому-то, кто никогда бы не обращался с тобой так, как я.

Я бросаю мимолетный взгляд на другой конец зала, где стоит Коннор. Он с беспокойством наблюдает за нами с Холтом. Наша ссора для него очевидна.

Холт переминается с ноги на ногу, стараясь держать себя в руках.

Я не знаю, что сказать ему. Его ревность беспочвенна. Так всегда было. У него никогда не было веских причин для ревности.

— Почему у тебя не сложилось с ним? — спрашивает он, ставя бутылку пива на скамью рядом с нами и опуская взгляд на пол. — Ты сказала, он хотел большего. Почему же ты не хотела?

— Я задавала себе этот вопрос так много раз, что сбилась со счета.

— И каков ответ?

Делаю вдох.

— Не знаю. Коннор думает, что я так и не дала ему шанса, потому что все еще была влюблена в тебя.

Он внимательно всматривается в мое лицо, потом облизывает губы и спрашивает:

— И что же ты думаешь?

Стараясь, чтобы мой голос не дрожал, я отвечаю:

— Думаю, он, скорее всего, прав.

Он долго смотрит на меня, пока шестеренки его мозга обрабатывают мои слова, отмечая, что я сказала «была» влюблена. Не признав своих нынешних чувств.

Я молю, чтобы он не стал меня спрашивать, потому что сказать я этого не смогу. Не сейчас. Это все равно, что вскрыть мою грудную клетку и снова отдать ему сердце, а я и близко к этому не готова.

— Ну и к чему нас все это приводит? — спрашивает он, хмуря брови. — Судя по тому, как Коннор смотрит на тебя, одно твое слово, и он уйдет с тобой отсюда прямо сейчас.

— И ты позволишь ему?

Он не сводит с меня глаз несколько долгих секунд, и потом отвечает:

— Если это то, чего ты хочешь. Если ты думаешь, что он сделает тебя счастливее, чем могу сделать я.

Делаю неровный вдох и кладу руку на его грудь, первый добровольный контакт с моей стороны за многие дни. Он удивленно моргает.

— Так, если я скажу, что не хочу тебя и не люблю, а хочу видеть в своей жизни Коннора, то ты просто… перестанешь бороться за меня? Просто… отпустишь?

Он стискивает зубы и кладет свою руку поверх моей руки, прижимая ее к груди.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что это будет ложью.

Я испускаю прерывистый вздох.

— Да, будет.

Вдруг его руки оказываются на моем лице, и не успеваю я вымолвить хоть слово о том, что мы в помещении полном людей, как он уже целует меня. Мое дыхание сбивается, когда его губы начинают нежно двигаться поверх моих, а ощущения так захватывают меня, что мне уже больше нет дела ни до Коннора, ни до Марко, ни до членов бродвейского пресс-клуба, которые окружают нас.

Мой желудок проделывает сальто, когда он наклоняет мою голову и целует глубже. Его дыхание шумное и поверхностное между стонами и вздохами, которые он испускает мне в рот. Придерживая меня руками за лицо и шею, он притягивается меня ближе и гладит таким образом, что я теряюсь во времени и пространстве, и просто растворяюсь в нем словно мы два легковоспламеняющихся химических соединения, которые загораются при вступлении в контакт.

Одна из причин, почему я так и не забыла Холта в том, что только он вызывает во мне такую реакцию. Остальные мужчины были подобны спичке, зажигавшей тусклую страсть, кратковременную и несущественную. Итан же, как вулкан. Бесконечный цикл упоительных извержений, пробирающих до костей.

Он прижимает меня к постаменту, его руки ласкают мое лицо, и в этот момент чувства переполняют меня. Он слишком важен, а мои чувства к нему – слишком велики для моего израненного сердца. Я отталкиваю его и, испытывая головокружение и неустойчивость, хватаюсь за его рубашку.

— Прости, — говорит он, задыхаясь. — Но… боже, Кэсси, ты не можешь просто сказать, что хочешь меня и ждать, что я не потеряю голову. Знаю, ты не можешь сейчас всецело отдаться мне, но я нуждался хоть в какой-нибудь частичке тебя. Частичке, где нет Коннора и других мужчин, с которыми ты была. И, надеюсь, Коннор, и все остальные мужчины в этой комнате видели этот потрясающий поцелуй, потому что любой, кто стал свидетелем этого, не сможет отрицать, что мы созданы друг для друга, и уж точно не сможешь отрицать ты сама.

Я отступаю назад и прислоняюсь к постаменту, еле переводя дух и стараясь успокоиться.

Он прав. Этот поцелуй рассеял все мои сомнения о том, хочу ли я снова видеть его в своей жизни, но это не значит, что я готова целоваться с ним в помещении полном наших коллег.

Я до того нахожусь под влиянием момента, что даже не замечаю, сколько камер телефонов люди направили на нас.

16

ОТРИЦАНИЕ

Шесть лет назад

Вестчестер, Нью-Йорк

Гроув

— Тейлор, просто засунь его в рот.

— Не торопи меня. Я никогда не делала этого прежде.

— Да, и лучший способ научиться – просто сделать это.

— Я не знаю, какого черта делаю!

— Перестань находить отговорки. Просто обхвати его губами и затянись. Не нужно быть гением, чтобы сделать это.

— О, боже мой, Кэсси, — говорит Зои, закатывая глаза. — Либо уже сделай это, либо передай по кругу. Другие тоже ждут своей очереди, знаешь ли.

Она с укоризной смотрит на меня, пока я разглядываю зажженный косяк в руке. Меня так и подмывает передать его другим, но я не хочу выставить себя наивной девочкой, какой, впрочем, и являюсь, поэтому зажимаю косяк между губами и глубоко затягиваюсь. В итоге, я вдыхаю едкий дым обжигающий легкие.

Все начинают смеяться, а я захожусь в приступе сильного кашля.

Холт легко похлопывает меня по спине.

— Держи губы немного приоткрытыми, когда вдыхаешь, — говорит он, сдерживая смех. — Так ты вместе с дымом вдохнешь немного воздуха, и жечь будет меньше.

— Ты не мог сказать мне этого раньше? — хриплю я, когда он протягивает мне бутылку воды.

Он пожимает плечами и улыбается.

— Ну, так же не весело.

Я ударяю его по руке и принимаюсь пить воду.

— Попробуй снова, — говорит Лукас, махая рукой в мою сторону. — Сделай так, как сказал Итан и втяни больше воздуха, потом удерживай его в легких как можно дольше. Это лучший способ словить кайф.

Я делаю, как он говорит. Дым по-прежнему обжигает, но мне удается удержать его внутри добрых десять секунд, прежде чем выдохнуть.

— Неплохо, — комментирует Лукас и все тихо мне аплодируют.

Джек берет косяк.

— Мы сделаем из тебя профессионального торчка в кратчайшие сроки.

— Зашибись, — слабо проговариваю я, снова прикладываясь к бутылке Холта.

— Я никак не могу поверить, что это твой первый раз, — презрительно говорит Зои. — Какой уважающий себя американский подросток достигает девятнадцати лет не словив кайф хотя бы раз?

Пожимаю плечами.

— Дочь Самого Строгого в Мире Папочки?

Лицо Зои искажает гримаса.

— Кэсси, это не оправдание. Ты что не смотрела «Свободных»?³⁴ Дочь проповедника делала все, разве что только проституцией не занималась после церковных служб. Наличие чрезмерно строгого папочки должно было сделать тебя более сумасбродной, а не менее. Ну и ну!

По какой-то причине, Джек и Лукас находят ее комментарий забавным и тут же покатываются со смеху. Я невольно улыбаюсь. Зои замечает это, и ее лицо проделывает очень странный танец между раздражением и радостью. Радость, в конце концов, побеждает, и она улыбается мне, а Джек тем временем передает ей косяк.