— Ищешь мира, ищи друзей, — с охотой ответил тот. — Нашел друга, значит брата нашел.

Он положил свою сухую твердую руку на плечо Тыркова, Тырков в ответ положил ему на плечо свою.

Следом подошли лучшие сургутские люди во главе с воеводой Головиным, а с ними Кирилка Федоров и поп Силуян. Он трубно пропел:

— Воскликните Господу вся земля! Служите Господу с веселием; идите пред лицо его с восклицанием!

Разом смешались казаки сургутской и томской половин, загомонили, ожидаючи праздника. Теперь бы не грех и хмельным медком побаловаться: не всяк же день сибирцы шерть Москве на кругу дают. Надо и развеселиться чуток, передохнуть от забот будничных, немилостивых.

Снова ударил в колокол Матюша. Казаки разом отхлынули к съезжей избе. Там на помосте рядом с винной бочкой уже стоял расторопный разливальщик.

— И нам пора за столы братские, — напомнил Гаврила Писемский, — Почестить Тояна перед дальней дорогой.

— Истинно пора, — нетерпеливо поддакнул Кирилка Федоров.

Подождав, пока Федор Головин уведет Тояна к себе на воеводский двор, чтобы напоя и накормя, отправить его с честью в Эушту, сургутские казаки забрали медвежью шкуру. С нее скатилась монета, брошенная Кирилкой. Никто из служилых на нее и внимания не обратил: не приучена Сибирь к копейной деньге, да и не в ходу здесь чужестранные гроши. Лишь остяк-мухаметянин Никома Атырев нацелился на нее — красивая серебряшка, можно в украшение жене дать.

Вот и все. Разошлись люди с Троицкой площади, каждый о своем думая. А думали они об одном примерно: почин хороший; так и продолжать следует.

Стоящее дело середкой крепко, а уж середка — завершением.