Вот так прошли последние месяцы. Были хорошие дни, без приступов или сбоев в ее памяти, и вдруг ни с того ни с сего мог появиться непонимающий взгляд. Она погружалась в свой собственный маленький мир, вместе с нами прогуливаясь по закоулкам памяти, но мы понятия не имели, какой именно момент она проживала. Она признавала нас, но не сразу. Я не была Эммой, ее внучкой, а была близкой подругой, с которой она могла предаваться воспоминаниям о прошлом, которого я не понимала. Несмотря на это я могла улыбаться, притворяясь, что я там присутствовала, и столь же быстро, как приступ начинался, так же быстро он проходил. В другое время приступ мог тянуться часами, иногда даже целый день. Буквально сегодня утром она смотрела канал о недвижимости и рассказывала нам, что ее ждет зачет, к которому нужно подготовиться, как только она закончит смотреть, и вновь заявляя мне, что она занималась уже несколько часов. Она могла уйти в свой «пузырь», куда никто из нас не мог проникнуть, и тогда переключения происходили быстро, словно удар хлыстом. После ее зачета, ей нужно было вернуться домой и приготовить ужин дедушке, и никто из нас не смог сказать ей, что он ее не ждет. В плохие дни ее глаза были не такими яркими. Они были пустыми и тусклыми, и это меня убивало. Я подумываю отказаться идти на выпускной вечер. Пока она заснула на диване, я нежусь в ванне, стараясь не зацикливаться на несправедливости всего этого, но это трудно.

      Хорошие люди должны быть избавлены от всякого дерьма. В мире много никчемных людей, которые вредят, причиняют боль и унижают людей только лишь из собственного интереса. Все венерические заболевания и напасти должны приберегаться для них. Бабушка укорила бы меня, сказав, что я им не судья. Она напомнила бы мне о сострадании, но мой счетчик пофигизма сломан, и с каждым прошедшим днем я наблюдаю, как она все больше превращается в тень прежней себя.

      Поход по магазинам в поисках платья был потрясающим. Мама была в восторге, а бабушка была собой. Ее остроумие, ее поведение… все было гармонично в тот день. Я остановилась на лиловом платье, никому не сказав причину. Это цвет ленты осведомленности о болезни Альцгеймера, и вовсе не связан с тем, что мне хотелось взять с собой частичку бабушки.

      Комплект нижнего белья, который я купила, был цвета лаванды, с завязывающимися на бедрах ленточками. Я поклялась, что вечер будет воспоминанием, которое я никогда не захочу потерять, поэтому уважала каждый выбор, словно это был мой собственный. Сейчас я думаю все отменить, поэтому могу валяться дома, наблюдая, как моя опора теряет силы у меня на глазах.

      Стук в дверь заставляет меня проглотить литр воды из ванны, открыв рот от испуга.

       – Эмма, дорогая, становится поздно, а нам еще надо сделать тебе макияж и прическу. Тот красивый молодой человек будет здесь, чтобы сопроводить тебя, и ты не можешь выглядеть как мокрая крыса. – Я улыбаюсь сквозь слезы, так как голос моей бабушки раздается громко и ясно. Молча благодарю небеса и вылезаю из ванны.

      – Иду, бабушка. – Слышу ее недовольный вздох, что я дотянула до последнего. Вытираюсь, закутываюсь в халат и тащусь в свою комнату, где мама и бабушка вытаскивают всевозможную косметику и штуковины для волос из косметички, которую мама использует для чрезвычайных ситуаций на танцевальных выступлениях. Прикусываю язык и позволяю им играть в переодевание, главным образом, потому что не знаю, будет ли у меня когда-нибудь снова такой опыт с бабушкой, и мне хочется дать маме ее момент. Она годами хотела это сделать для танцевальных выступлений, но ее мечта умерла в ту же секунду, когда я споткнулась в балетном классе. Я позволю ей начесать, подстричь, покрасить и все, что ей еще захочется сделать с моими волосами.

      – Где клатч, что мы купили? – спрашивает мама, обыскивая мою комнату, чтобы в него положить мой блеск для губ.

      – Просто положи его на кровать, я уберу, - заикаюсь я, зная, что припрятала в нем презервативы.

      – Сиди, если только не хочешь выглядеть, как клоун с кудрявыми волосами, в свой важный вечер.

      – Эмма, просто скажи мне, где он, и я соберу его, пока бабушка заканчивает.

Мою голову обжигает от шлепка, только что свершившегося.

      – Дитя, скажи, где твоя чертова сумочка и сиди смирно. – Я сижу молча, надеясь, что ситуация разрешится сама по себе. Не разрешается. Моя мама-детектив обнаруживает ее спрятанной в комоде. Мои щеки вспыхивают, и я не могу взглянуть на нее в зеркало, услышав ее резкий вдох, как только она открывает ее. Блин, мне никогда не разрешат выйти из дома.

      – Эмма Николс. – ее голос бодрый, и мои глаза тут же устремляются вверх.

      – Что там, Фэб? Ты добьешься, что я из-за тебя проткну ей голову заколкой, если она еще раз так дернется.

Я едва-едва качаю головой, не желая, чтобы мама обсуждала это с бабушкой.

      – Мне известно, что ты не сходишь с ума из-за презервативов, которые она купила. – Моя челюсть падает, горло пересыхает, и от стыда мне хочется спрятаться под кровать.

      – Мам, - начинает она. – Как ты догадалась?

      – Я видела их в пакете, когда она их принесла. Не понимаю, почему аптеки используют прозрачные пакеты. Довольно сложно скрыть покупки, когда они у всех на виду.

      – Убейте меня сейчас же…- шепчу я.

      – Эмма, ты уверена?

Я пожимаю плечами, глядя на маму. В себе-то я уверена, но не знаю, что чувствует Уильям.

        – Я люблю его.

      – Знаю, что любишь. И знаю, что он любит тебя, но тебе только шестнадцать.

      – Почти семнадцать.

      – Мне всего лишь не хочется, чтобы ты о чем-то пожалела.

      Моя бабушка пронзает ее взглядом. – Что твоя мама хочет сказать – это мы доверяем тебе и мы рады, что ты взяла на себя ответственность за свой выбор. Это вполне мог бы быть тест на беременность, как у Фэб.

      Прикусываю изнутри щеку, чтобы не засмеяться. Не потому что ситуация смешная, она унизительная, но выражение лица моей мамы, когда ее только что поставили на место – очень забавно.

      – Ты права, мама. И не нужно это обсуждать перед твоим сыном. – Они обе кивают. – Эмма, я доверяю тебе. Мне это не нравится, но я уважаю твой выбор. Мне просто жаль, что ты не пришла ко мне.

      – Я уверена, и тут нечего обсуждать. Мне просто хочется быть подготовленной. Пожалуйста, не говорите ничего Уиллу. Я еще не разговаривала с ним. – Ее улыбка быстро появляется и тут же исчезает, как только она встречается со мной взглядом.

Миллион мыслей проносится в этом взгляде. Она разрешает мне взрослеть, но в этом мгновении печаль, принятие моей любви к мальчику через улицу, преклонение перед женщиной, которой я стараюсь стать, и решимость скрыть все это от моего отца.